Волшебный локон Ампары (сборник) - Павлов Сергей Иванович - Страница 64

64

Кир-Кор повертел в пальцах прямоугольничек календаря и вызвал над освещенной обложкой голосолнечный эффект – в воздухе затрепетало, как пламя, красочное изображение: женская головка в древнеегипетской царской тиаре. С первого взгляда было совершенно ясно, чья именно.

– Нефрет, – сказал он упрямо. – Нефрет, которая в мире искусства больше известна под именем Нефертити.

– Нефрет, которая в девидере нашего экзархата всем известна под именем Марины Секириновой, – отклонил комит его версию. – После отъезда Сибура этот шедевр светопластики использовали для украшения календарей принтдельцы Петропавловска.

– Без последствий, надеюсь?

– Без негативных, – уточнил Полуянов. – К новогодним праздникам на Марину обрушился небывалый шквал поздравлений – от знакомых и малознакомых людей. Как же – человек года! Женщина года!.. Затем – второй этап: многочисленные и весьма настойчивые приглашения участвовать в конкурсах красоты.

– Участвовала?

– Нет.

– Мне кажется, если она позволит себе улыбнуться, ей обеспечен успех.

– Верно подметил. Когда ее пригласили принять участие в заочном конкурсе красоты среди замужних на титул «Сударыня Ключевская Сопка», Марина весело рассмеялась, и десятисекундная видеофиксация этого рядового события принесла ей победу и приз – большую роскошную яхту-катамаран класса «золотой лев». Королевское судно.

– Спасибо за сувенир. – Кир-Кор опустил календарик в карман. – Приз, значит, ей приглянулся?

– Не знаю. Вряд ли ей довелось хотя бы раз подняться на борт «Новастры»…

– Такое название она дала своей яхте?

– Это был единственный акт проявления ее судовладельческой воли… Виноват, был и второй: акт дарственной передачи яхты «Новастра» объединенному клубу юнг Белобережья и Петропавловска.

Комит оглянулся на галдящую у заправочной станции молодежь, и Кир-Кор понял, что интервью пора закруглять.

– Большое спасибо, Иван Николаевич.

– За что?

– За скорую помощь. Все теперь ясно…

– По глазам вижу – не все, – твердо сказал Полуянов. – Выкладывай. Главное, чтобы на Большой Экседре ты был спокоен.

– Как я могу быть спокоен, если Сибур… пусть сам того не желая, нанес семье Секириновых моральный ущерб.

– Марина и ее муж – умные люди, и этим сказано все.

Помолчали. Эварх досадливо сморщил нос:

– Опять-таки вижу – не все. Значит – подробности?.. Ладно. Мой брат Леонид, опасаясь того же, побывал в семье Секириновых и доложил коменту девидеры, что инцидент исчерпан и никакой проблемы здесь нет. Кому-кому, а Леониду можешь поверить – он лукавить не станет, ты его знаешь. Муж Марины – специалист по диагностике церебральной патологии – при мне однажды сказал: «Борьба с избытком любви на Земле способствует процентному росту олигофрении».

– Специалистам виднее, – заметил Кир-Кор. – Скажи мне, эварх, со всей откровенностью… сам ты обо всем этом что думаешь? Чем все это может кончиться?

– Я не Юрмед Вертоградов, в психонавтике слаб, – поскромничал Полуянов. – Предполагаю: в следующий раз Сибур внезапно обнаружит, что Ирина стала очень похожа на свою мать, и… могут возникнуть совсем иные проблемы. Мое предположение с твоим случайно не совпадает?

– Нет. Извини… То есть я допускаю, конечно, вероятие смены вектора влюбленности у Сибура, но это, к сожалению, произойдет не в следующий раз. И если вообще произойдет, то не раньше, чем Ирина полностью повзрослеет. Такова природа Корнеевых… А где гарантия, что через пять, скажем, лет Ирина по-прежнему будет видеть в Сибуре своего Ромео?

– Да… такой гарантии нет, – согласился эварх и посмотрел себе под ноги. – Природу Секириновых мы оба знаем все-таки хуже, чем ты – природу Корнеевых.

Визуально комит нисколько не изменился, и все же Кир-Кор явственно ощутил перемену его настроения. Перемену в сторону сожаления и печали. Сожаления, умноженного на печаль… Редко бывало, когда грагал испытывал чувство растерянности перед землянином, но бывало. Непонимание, умноженное на некую разновидность неловкости… Можно даже назвать это робостью. Ощущение, что землянин в данный момент превосходит в чем-то гражданина Галактики, было острым, материально весомым и загадочным, странным. Потому странным, что подобное превосходство объяснению не поддавалось.

– Однажды, Иван Николаевич, на туристском привале ты нас всех позабавил шуточной песенкой ложкарей:

Санька Маньку полюбил, Дров ей санный воз купил, - Жги и грейся без конца, Ломца-дрица-оп – ца-ца! А дрова-то все – осина, Не горят без керосина…

– Припоминаю. Сюжет этой песенки воспринимаешь как поучительный?

– Фатальный, – уточнил Кир-Кор. – Для нас, грагалов, фатальный. Поэтому я буду настоятельно советовать Сибуру избрать другой экзархат приписки. Очень настоятельно, по-отцовски.

– Властной, значит, рукой…

Комит вздохнул. Кир-Кор еще острее почувствовал: трещина непонимания расширилась, а ощущение необъяснимого превосходства Полуянова усугубилось.

– Странно, – признался он, – сейчас я чувствую себя перед тобой слепцом, сильно удивившим чем-то своего поводыря…

Иван Николаевич промолчал.

– Мне трудно предположить, что в моей отцовской позиции сплошные изъяны, – продолжил Кир-Кор. – Но я готов воспользоваться добрым советом. В самом деле, как поступить?..

– Прежде всего – не делать резких движений, – посоветовал Полуянов. – За годы у Сибура сложились со многими членами девидеры доверительные отношения, так неужели тебе не гнусно будет заботиться, чтобы их оборвать?

– Гнусно – нехорошее слово. Но точное. Я принимаю его. Точнее здесь, пожалуй, не скажешь… Начинаю думать, эварх, тебе удалось уберечь меня от ошибки.

– Скажем иначе, Кирилл: ты и я пытаемся оградить Сибура от наших ошибок. На земную жизнь он смотрит, конечно, глазами грагала, во многом – предвзято. Ну так пусть хотя бы его отношения с девидерой развиваются естественным и совестливым путем. Это – лучший путь, который мы с тобой знаем. – Комит, улыбнувшись, мягко добавил: – И лучшие помощники на этом пути – женщины.

«Девидера взяла Сибура под свое покровительство! – прозрел внезапно Кир-Кор. – И наверняка – по инициативе жены Полуянова, неутомимой защитницы страждущих и влюбленных». Спросил почтительно:

– Как поживает Мариула Яковлевна?

– Спасибо, неплохо. До сих пор помнишь ее по имени и отчеству… А ведь четыре годика миновало, однажды ты оказался гостем дома Полуяновых.

– Квартала Полуяновых, – снова уточнил Кир-Кор. – Как поживают ваши внучки Злата, Дашенька и Татьяна?

Иван Николаевич развел руками:

– Поверит ли Мариула, если я расскажу, что в памяти твоей мы все…

– Придется поверить. Память моя хранит имена и ваших правнучек: Алина, Вера, Надежда, Любовь…

Полуянов пристально всмотрелся в собеседника. На тонких его губах возник и тут же растаял намек на улыбку.

«А ведь он меня раскусил», – догадался Кир-Кор.

«Ничего хитрого, – отозвался внутренний голос. – На физиономии у тебя обычно написано все. Твое ребячье желание проявить хоть в чем-то свое превосходство он запросто уловил и, должно быть, подумал: „Тюфяк ты, парень!“ И поделом тебе. Не тягайся с эвархами».

– Феноменальная память, – сказал Полуянов. – Привыкнуть никак не могу. Практически абсолютная… До встречи?

– Ближайшая – на Большой Экседре. Приходи обязательно, будет занятно. Даю публичный сеанс ретропиктургии.

– Планар?

– Планар.

– Интротом из меня… В общем, прости старика, на сеанс не приду. Не буду увеличивать собой пси-балласт. Позже приду поддержать тебя на голосовании. Пока!.. Будь здоров и будь осторожен.

– Буду. Привет от меня и добрые пожелания твоим детям, братьям, внукам и правнукам, обаятельной твоей жене и ее сестрам Людмиле и Анне.

– Нет, ты уж как-нибудь лично… В квартале Полуяновых.