Проклятие Ведьмака - Дилейни Джозеф - Страница 34

Некоторое время мы молчали. Ужасная история!

– В таком случае, как можно остановить Лихо теперь, когда он на свободе? – нарушил я молчание. – Как его убить?

– Предоставь это мистеру Грегори, Том. Просто помоги ему вернуться в Чипенден и поправиться. Он сообразит, что делать дальше. Легче всего было бы связать Лихо снова, но ведь это не помешает ему творить зло, как все последние годы. Если он начал обретать плоть еще в катакомбах, то сумеет сделать это снова, примет свой первоначальный облик и будет продолжать отравлять жизнь в Пристауне, а через него и во всем Графстве. Поэтому, хотя связанный Лихо менее опасен, людям не будет покоя, пока он жив. Твой учитель должен разузнать, как убить его, – ради всех нас.

– А что, если Ведьмак не выздоровеет?

– Давай будем надеяться на лучшее, потому что предстоит сделать еще кое-что, и тебе одному не справиться. Пойми, сын, где бы Алиса ни была, Лихо станет использовать ее, чтобы вредить другим. Твоему наставнику все-таки придется посадить ее в яму.

Я видел, что мама очень нервничает. Внезапно она приложила руку ко лбу и закрыла глаза, как будто у нее сильно разболелась голова.

– Мама с тобой все в порядке? – с тревогой спросил я.

Она кинула и улыбнулась:

– Послушай, сынок, побудь какое-то время один. Я должна написать письмо и хочу, чтобы ты взял его с собой.

– Письмо? Кому?

– Узнаешь, когда я закончу.

Я сидел в кресле рядом с огнем, глядя на тлеющие угли, а мама писала за столом. Меня разбирало любопытство, что это она там пишет. Закончив, она вернулась в свое кресло-качалку и протянула мне запечатанный конверт, на котором было написано:

Моему младшему сыну, Томасу Дж. Уорду

Я страшно удивился. Мне почему-то казалось, что это будет письмо для Ведьмака, которое он должен прочесть, когда поправится.

– Зачем ты написала это письмо, мама? Почему просто не сказать мне то, что считаешь нужным?

– Потому что наше любое, даже самое незначительное действие может изменить ход вещей, сынок. – Мама ласково положила руку мне на плечо. – Заглядывать в будущее опасно, а рассказывать другим, что ты там видишь, – вдвойне. Твой учитель следует своим путем, и так и должно быть. Все мы обладаем свободой воли. Однако тьма впереди сгущается, и я должна сделать все, что в моих силах, чтобы предотвратить худшее. Открой это письмо лишь в минуту крайней нужды, когда будущее покажется тебе безнадежным. Доверяй своему чутью. Ты поймешь, когда этот день настанет… хотя я молюсь за всех нас, чтобы этого никогда не произошло. А до тех пор просто сохрани мое письмо.

Я послушно сунул его в карман куртки.

– Теперь иди за мной, – продолжала мама. – У меня есть для тебя кое-что еще.

По тому, как странно прозвучал ее голос, я догадался, куда она меня поведет. И оказался прав. Взяв в руки медный подсвечник, мама поднялась по лестнице в свою личную, всегда запертую кладовую под чердаком. До сих пор туда никто, кроме мамы, не заходил. Даже отец. Правда, совсем маленьким я был тут с ней пару раз, но ничего не запомнил.

Она достала из кармана ключ, отперла дверь, и мы вошли внутрь. В комнате было множество коробок и ящиков. Я знал, что мама приходит сюда раз в месяц, но понятия не имел зачем.

Она остановилась перед большим сундуком около окна и посмотрела на меня так пристально, что мне стало не по себе. Конечно, она моя мама и я люблю ее, но… не пожелал бы никому встретиться с ней на узкой дорожке.

– Ты почти полгода был учеником мистера Грегори и, следовательно, имел достаточно времени, чтобы во многом разобраться, – сказала мама. – И теперь тьма заметила тебя и постарается поймать. Значит, ты в опасности, сынок, и со временем эта опасность будет лишь возрастать. Но не забывай – ты ведь тоже растешь. И растешь быстро. Каждый вдох, каждый удар сердца делает тебя сильнее, храбрее, лучше. Джон Грегори много лет боролся с тьмой, прокладывая путь для тебя. Потому что, сын, когда ты станешь взрослым мужчиной, настанет уже черед тьмы бояться тебя: тогда ты будешь охотником, а она – жертвой. Ради этого я и дала тебе жизнь.

Мама улыбнулась, но улыбка была грустной. Потом она открыла сундук и подняла повыше свечу, давая мне возможность разглядеть, что лежит внутри.

В свете свечи сверкала длинная, прекрасная серебряная цепь.

– Возьми ее, – сказала мама. – Я не могу при коснуться к ней.

Эти слова заставили меня вздрогнуть – я понял, что передо мной та самая цепь, которой маму когда-то привязали к скале. Отец не говорил, что цепь была серебряная, а между тем это очень важно, потому что именно такой обычно связывают ведьм. В ремесле ведьмака без этого инструмента не обойтись. Но значит ли это, что мама ведьма? Может, она ведьма-ламия, как Мэг? Серебряная цепь… и то, как она потом поцеловала папу… все это показалось мне очень знакомо.

Я поднял цепь, играя звеньями. Она была очень красивая, легкая и гораздо лучше качеством, чем цепь Ведьмака. Серебра в сплаве явно было больше.

Как будто догадавшись, о чем я думаю, мама сказала:

– Значит, папа рассказал тебе о том, как мы встретились. Но вот что крепко-накрепко запомни, сын. Никто не является воплощением добра или зла в чистом виде – в нас вдоволь намешано того и другого. Однако в жизни каждого человека наступает момент, когда он делает шаг в сторону либо света, либо тьмы. Иногда он принимает это решение самостоятельно, а иногда – под воздействием встречи с кем-то. Благодаря тому, что твой отец сделал для меня, я шагнула в правильном направлении, поэтому я сегодня здесь. Теперь эта цепь принадлежит тебе. Возьми ее и береги до тех пор, пока она тебе не понадобится.

Я намотал цепь на запястье, стряхнул ее и сунул во внутренний карман, туда, где уже лежало письмо. Мама закрыла крышку сундука, и мы покинули кладовую.

Внизу я взял сверток с бутербродами и собрался уходить.

– Дай-ка я взгляну на твою руку.

Я протянул руку, мама осторожно развязала ткань и сняла листья. Ожога как не бывало.

– Девочка знает свое дело, – сказала она. – В этом ей не откажешь. Теперь пусть рука дышит, и спустя несколько дней ты забудешь об ожоге.

Мама обняла меня, я еще раз поблагодарил ее, открыл заднюю дверь и вышел в ночь. Я был уже на полпути через поле, когда услышал собачий лай и увидел фигуру, направляющуюся в мою сторону.

Это оказался Джек, и когда он подошел ближе, я разглядел, что лицо его искажено от злости.

– За дурака меня держишь, да? – воскликнул он. – Не прошло и пяти минут, как собаки нашли их!

Я посмотрел на собак, съежившихся у ног Джека. Это были трудяги, не слишком-то ласковые, но меня они знали и обычно так или иначе приветствовали. Ничего похожего на этот раз не было. Что-то сильно напугало их.

– Девчонка шипела и плевалась на них. Они удирали оттуда, словно сам дьявол накручивал им хвосты. Я велел ей убираться, а у нее хватило наглости заявить, что она не на нашей земле и меня это не касается.

– Мистер Грегори болен, Джек. Мне ничего не оставалось, как попросить маму о помощи. Я оставил их с Алисой за пределами нашей фермы, потому что знаю, как ты к этому относишься.

– Еще бы тебе не знать! Я взрослый человек, но мама отправила меня в постель, точно маленького. Кому это понравится? Да еще на глазах у моей жены. Иногда я начинаю сомневаться, станет ли эта ферма когда-нибудь моей.

К этому времени я и сам разозлился и едва не брякнул в ответ, что, по всей видимости, это произойдет скорее, чем он думает. Все перейдет Джеку, как только отец умрет, а мама вернется к себе на родину. Однако я прикусил язык и ничего такого не сказал.

– Мне очень жаль, Джек, но я должен идти.

И я зашагал в сторону хижины, где оставил Ведьмака и Алису. Отойдя на некоторое расстояние, я оглянулся и увидел, что Джек идет к дому.

Мы отправились в путь, не обменявшись ни словом. Мне было о чем подумать, и, надо полагать, Алиса это понимала. Ведьмак все так же безучастно глядел в пространство, но на ногах стоял уже тверже. По крайней мере, больше на нас не опирался.