Человек без сердца - Коган Татьяна Васильевна - Страница 41

Под ногами шуршал гравий, пугая прятавшихся в ветвях птиц, откуда-то доносился слабый запах масляной краски, в высоте гудели двигатели пролетающего самолета.

– Иначе?

– Да. Вчера ты походил на умирающего от СПИДа. А сегодня у тебя будто всего-навсего ангина. – Гретхен помолчала и добавила: – Или геморрой. Или сифилис. Или…

– Не продолжай, – перебил ее Джек. – Я понял.

– Ну вот.

– Ничего не изменилось.

– Может быть, нет, а может быть, и да, – загадочно протянула Гретхен.

Повисла пауза.

– Справа от меня ель или пихта? – немного погодя спросил Джек. – Сильно пахнет хвоей.

– Пихта.

Они снова замолчали. На этот раз тишину нарушила Гретхен:

– Вчера ты говорил, что испытываешь ко мне благодарность. Это так?

– Так.

– Ты абсолютно в этом уверен?

– Уверен, Гретхен. К чему ты ведешь? – Джек остановился, чтобы лучше разобрать интонации ее голоса.

– Мне от тебя кое-что нужно, – беззаботно сообщила она, но Джек уловил легкое напряжение. Очевидно, ей был крайне важен его ответ.

– Я сделаю все, что в моих силах.

– Это в твоих силах.

– Хорошо.

Гретхен удовлетворилась ответом и продолжила прогулку, не намереваясь развивать тему. Джек застыл в недоумении.

– Ты не озвучила свою просьбу.

Успевшая сделать несколько шагов медсестра обернулась:

– О, я озвучу ее, когда ты окончишь лечение. И ты, кстати, сможешь отказаться.

Он двинулся с места и поравнялся с ней.

– Заинтриговала.

– Я умею.

– У тебя ведь есть родинки – одна на щеке и вторая на ключице? – спросил Джек.

– Конечно, – с готовностью подтвердила Гретхен.

Он улыбнулся. Обычно, когда люди лгут, голос теряет выразительность и становится вялым. Гретхен врала с исключительным воодушевлением.

По ту сторону забора ехавший вдоль дороги велосипедист звякнул звонком, прося посторониться зазевавшихся пешеходов.

Пребывание в любой клинике не предполагает особых развлечений. А уж если тебя лечат немецкие врачи, то будь готов подчиняться строгому расписанию и незыблемому порядку. Каждое утро после завтрака Джека осматривал доктор Вангенхайм или его помощница, обычно это занимало не более получаса. Пациент принимал витамины и прописанные медикаменты, после чего имел в своем распоряжении час-полтора, пока не придет отец. Сергей Иванович заскакивал перед обедом, рассказывал новости и расспрашивал о самочувствии. Иногда они выбирали какую-то тему и заводили дискуссию, соревнуясь друг с другом в красноречии. В два часа приносили обед – обычно это был постный суп, рыба с гарниром, салат из свежих овощей и чай с кексом. В первый же день Кравцов-старший позаботился о том, чтобы его сыну готовили вегетарианское меню.

После обеда Джек слушал новости, заставляя себя интересоваться происходящим в мире. Насильственные действия не прошли даром – мало-помалу пациент переставал концентрироваться на своей проблеме, и вакуум, в котором он дрейфовал последнее время, постепенно заполнялся. Перемены в душевном состоянии были пока еще слишком незначительны, чтобы воспринимать их всерьез, но достаточны, чтобы Кравцов-старший обратил на них внимание.

Затем в палату наведывалась медсестра (чаще всего Гретхен), и они отправлялись во двор на прогулку. Джек запросто мог самостоятельно спуститься на первый этаж и выйти на свежий воздух – путь он изучил досконально. Иногда он так и поступал, однако чаще предпочитал компанию Гретхен.

Джек не испытывал к ней сексуального влечения – в конце концов, он даже не знал, как она выглядит, хотя и создал в воображении вполне конкретный образ. Тем не менее его тянуло к этой циничной медсестре с совсем не немецким темпераментом. Она обладала выдержкой и высокой самоорганизацией, но при этом относилась к жизни не слишком серьезно. Умела дурачиться, и это качество импонировало Джеку. Нет ничего скучнее строгой женщины.

После прогулки Джек слушал аудиокниги или музыку или же размышлял, покуда не наступало время ужина. Вечером отжимался и качал пресс, игнорируя запрет на физические нагрузки. Перед сном он подолгу стоял у окна, слушая звуки вечернего города, – а точнее, пытался слушать, ибо район был тих, как ночь на украинском хуторе. Засыпал не сразу, долго ворочался. Видел один и тот же сон – будто зрение вернулось.

День выдался особенно жарким и тоскливым. Обычно до Джека доносился деликатный больничный шум – легкие шаги медсестер, редкое хлопанье дверей, далекий звон телефона, чей-то быстрый обмен фразами, упругое трение колес колясок по скользкому полу… Сегодня клиника словно вымерла. Никто ничего не ронял на пол, не спешил, не переговаривался. Джеку казалось, что кроме него в здании нет ни души.

Он взял мобильный и набрал номер Макса. Тот искренне обрадовался звонку, и Джек ощутил неловкость оттого, что долго отказывался от общения. Они побеседовали минут пятнадцать, на вопросы о здоровье Джек отвечал уклончиво; гораздо больше его интересовали московские новости. Оказалось, Елизавета так и не нашлась. Около двух месяцев назад она была объявлена в розыск как без вести пропавшая. Макс регулярно теребит полицию, но новых сведений об исчезновении госпожи Гончаровой не появилось. Нанятый детектив облажался по полной программе, не выяснив сколько-нибудь полезных данных про анонимного мстителя.

– Это, старик, какая-то засада по всем фронтам, – подвел итог Максим, тяжело выдыхая в трубку. – Давай хотя бы ты нас порадуй. Возвращайся со зрячими глазами. Передай своим фашистам, чтобы они постарались.

– Обязательно передам, – невесело ответил Джек. На несколько минут он позабыл о своей слепоте, погрузившись в увлекательные проблемы и прикидывая, с каким энтузиазмом примется за их решение. Но друг своевременно вернул его на землю, напомнив о собственной ущербности. Та сказочная жизнь, когда Джек был мобилен и независим и мог запросто позволить вовлечь себя в сомнительную аферу, осталась позади. Теперь он даже не способен управлять автомобилем.

– Лады, старик, будем на связи. Держись там, – Макс говорил бодро, но Джек отлично понимал, что он всерьез обеспокоен и от подавленности его отделяют считаные шаги. Макс нуждался в поддержке – слишком много неприятностей навалилось на него. В иной ситуации Джек непременно нашел бы правильные слова, но сейчас не ощущал в себе достаточно сил. Он сам находился в опасной близости к отчаянию, и лишь данное отцу обещание удерживало его на плаву.

Джек вспомнил январский вечер, когда они с Максом и Глебом несколько часов торчали на морозе, подкарауливая мужа Елизаветы. Они должны были убить мерзавца, избивавшего слабую женщину и угрожавшего забрать у нее ребенка. Именно эту версию озвучила Елизавета, ища поддержки у друзей. Макс был готов на любые подвиги ради спокойствия возлюбленной подруги. Глеб, хоть и подозревал Елизавету во лжи, не смел отказаться, чувствуя себя обязанным. И только Иван Кравцов знал правду. Лизе надоел контроль, и она выбрала самый быстрый и циничный путь освободиться от тягостных брачных уз. Нравственность и сострадание никогда не являлись ее коньком. Джек же согласился участвовать в убийстве по нескольким причинам. Во-первых, это было опасно, а он испытывал потребность в адреналиновой встряске. Во-вторых, после того, как осуществится желание подруги, наступит его очередь воспользоваться правом круга. Джек планировал осуществить эксперимент по внушению искусственной амнезии и нуждался в содействии товарищей. А в-третьих, еще никто из четверки ни разу не отказывался от игры. Начавшись, круг должен быть завершен.

Джек не был бесчувственным циником. Он знал, что кровь на собственных руках будет тяготить его, поэтому предпринял пусть нечестное, зато рациональное решение. Когда они с друзьями практиковались в стрельбе у Макса на даче, Джек специально палил мимо, с трудом попадая в крупные цели. С такой сомнительной меткостью участие Ивана в предстоящем мероприятии ставилось под вопрос. Какой смысл вручать оружие тому, кто промажет мимо мишени? Сошлись на том, что Джек, хоть и пойдет на дело, стрелять не будет. Функция наблюдателя его удовлетворила. Кто-то должен следить за тем, чтобы преступники не попались на глаза случайным свидетелям.