Партитура Второй мировой. Кто и когда начал войну - Нарочницкая Наталия Алексеевна - Страница 17

17

Муссолини не захотел отставать от германского собрата. Он загодя запасся одобрением Парижа и Лондона, а также толерантностью Вашингтона при планировании захвата Эфиопии (Абиссинии). Старт операции походил на японскую схему «освоения» Китая. В декабре 1934 г. итальянцы атаковали отряд эфиопов в оазисе Уал-Уал, расположенном в глубине страны, и приступили к сосредоточению войск вдоль ее границ. Правительство Аддис-Абебы обратилось в Лигу Наций с требованием принять меры, способные сдержать агрессию. Лига образовала «комитет пяти», потом «комитет восемнадцати». На нечто большее, чем создание видимости санкций, Лига не сподобилась. Введение ограничений на поставки военных материалов било не по Италии. У нее оружие имелось в избытке. Страдала Эфиопия. Ахиллесова пята итальянцев — зависимость от внешних поставок нефти. Но только 10 государств, в том числе СССР, Румыния, Ирак и Голландия, выразили готовность перекрыть краны. Официальный Лондон сделал все, чтобы затянуть обсуждение вопроса о «нефтяных санкциях», и между тем британские и американские концерны нарастили нефтепотоки в Италию.

В общем и целом воспроизводилась история с комиссиями, что тянули канитель в Маньчжурии. С парой поправок Вашингтон получил разведывательные данные о подготовке Италии к захвату Эфиопии в августе 1934 г. В декабре госсекретарь К. Хэлл дал указание американскому поверенному в делах в Аддис-Абебе воздерживаться от любых шагов, способных поощрить правительство Эфиопии на обращение к Соединенным Штатам с просьбой о посредничестве. В предвидении серьезных осложнений в Европе, Азии и Африке конгресс принял в августе 1935 г. так называемый «билл о нейтралитете». Буквально в канун перехода итальянцев к широкомасштабным действиям против Эфиопии распоряжением Рузвельта «билл» ввели в действие. Таким образом, Вашингтон загодя освобождал себя от моральной и политической потребности примкнуть к антиитальянским санкциям и демаршам, коль скоро таковые прорисовались бы, или иным способом выражать сочувствие жертве агрессии.

Японцы извлекли свои уроки из эфиопской кампании Италии. Для подавления сопротивления фашистские войска широко применяли боевые отравляющие вещества. «Демократии» бесстрастно созерцали. Почему бы для быстрейшего завершения «экспедиции» не прибегнуть к ОВ и в Китае, спрашивал себя Токио. Спросил и свыше 530 раз прибегал к этому бесчеловечному оружию, а затем «поэкспериментировал» и со смертоносными бактериями. Но поскольку «экспедиции», «инциденты», «ситуации» принимались за что угодно, только не за войны, то на них не распространялись Гаагская и Женевская конвенции. «Никаких правил» значило «никаких запретов», и, стало быть, во Второй мировой войне химическое и бактериологическое оружие не применялось.

Откройте справочники со сводными данными о потерях во Второй мировой. До 1 сентября 1939 г., принятого с подачи «демократий» за дату начала войны, японская агрессия стоила Китаю около 20 млн убитых. Всего же «экспедиция» Токио обошлась китайскому народу в 30–35 млн жизней. Число жертв от агрессии Италии против Эфиопии оценивается сугубо приблизительно — 500–600 тыс. человек. Устроенный Римом и Берлином мятеж Франко и итало-германская интервенция погубили около 1,5 млн испанцев. Но эти преступления набраны петитом в исторических хрониках, если поминаются вообще. Сгинули миллионы в небытие, как слиняли с политической карты государства Австрия, Эфиопия, Чехословакия, Албания. «Стечение обстоятельств», уверяют общественность апологеты «умиротворения», когда им приходится объяснять не в меру любопытным генезис мировой катастрофы.

«Умиротворение» имеет несколько ипостасей. Под этим ярлыком может идти и принуждение к миру, и ублажение агрессора, и, самый скверный, перенацеливание разрушительной энергии сообщника или даже соперника против основного антагониста. По принципу — враг моего врага есть друг. К середине 30-х гг. расклад сил на международной арене обрел четкую конфигурацию. О социально-корпоративные и имперские догмы «демократов» разбились идеи неделимости безопасности и ее коллективного обеспечения. Региональные конфликты и очаги напряженности сплавлялись в глобальный взрыв.

Именно тогда внутри Германии военная элита переняла гегемонистские устремления нацистов и присягнула на верность Гитлеру, развернулась милитаризация экономики, науки, школы, информатики страны, перевод на военные рельсы ее внешней политики. Статс-секретарь МИД Германии фон Бюлов вместе с группой единомышленников пытался препятствовать адаптации «восточного курса» к новейшим поветриям. «К сожалению, — отмечает профессор И. Фляйшхауэр, — со смертью Бюлова и приходом на Вильгельмштрассе Риббентропа эта борьба преждевременно закончилась. Вместе с Бюловом в Троицын день 1936 г. умерло старое министерство иностранных дел»[30].

В марте 1936 г. Гитлер аннулировал локарнские договоренности и отдал приказ «германским войскам» войти в демилитаризованную рейнскую зону. И всего-то этих войск набралось около 30 тыс. человек, из них Рейн пересекли, чтобы продефилировать в Аахене, Трире и Саарбрюккене три батальона. На 48 часов нацистским правителям достало волнений: неужели сойдет с рук? «Европа наблюдала. Никто не действовал», — читаем мы в монументальном труде «Германский рейх и Вторая мировая война»[31].

Причин поразмыслить и сделать выводы имелось в избытке. Аргументация разрыва Берлина с Локарно не могла не настораживать: заключив договор о взаимопомощи с СССР, Франция совершила враждебный шаг по отношению к Германии. В переводе на общепонятный язык это означало: попытки закрепить статус-кво на Востоке будут оборачиваться расшатыванием статус-кво на Западе.

В октябре 1936 г. Берлин и Рим подписали секретный протокол о взаимодействии. Через месяц был заключен антикоминтерновский пакт Германии с Японией. В секретном приложении к нему объектом притязаний его участников значился Советский Союз. На случай возникновения или угрозы войны между Страной Советов и одной из договаривающихся сторон другая сторона обязывалась не «предпринимать никаких мер, осуществление которых могло бы облегчить положение СССР». Было, кроме того, условлено, что Германия и Япония не будут вступать с Москвой в какие-либо политические договоры, противоречащие духу пакта. В ноябре 1937 г. к пакту присоединились Италия и Венгрия, в 1939 г. — франкистская Испания и Маньчжоу-Го, в 1941 г. — Болгария, Финляндия, Румыния, Дания, Словакия, Хорватия. «Стальной пакт» (1939 г.) и тройственный пакт (1940 г.) увенчали блокирование агрессоров во Второй мировой войне.

Британский премьер С. Болдуин признавал в 1936 г., что в случае вооруженного конфликта Англия «могла бы разгромить Германию с помощью России, но это, по-видимому, имело бы своим результатом лишь большевизацию Германии». Он предпочел продолжить линию, исходившую из того, что «потребность в экспансии толкнет Германию на восток, поскольку это будет единственной открытой для нее областью, и, пока в России существует большевистский режим, эта экспансия не может ограничиться лишь формами мирного проникновения» (меморандум МИД Англии от 17.02.1935 г.) Дабы так и произошло, Альбион не скупился ни на комплименты Гитлеру, ни на подсказки, как лучше обеспечить немцев «жизненным пространством».

В ходе визита в Берлин (ноябрь 1937 г.) глава МИД Англии лорд Галифакс благодарил фюрера за «великое дело» — «уничтожив коммунизм в собственной стране, он закрыл ему путь в Западную Европу». Тем самым Германия заслужила право считаться «оплотом Запада против большевизма». Создана основа взаимопонимания между двумя державами, от коего не стоило бы отлучать Францию и Италию. «Хозяевами дома», подчеркивал Галифакс, должны были бы выступать эти четыре державы, и только они.

Гитлер обусловил «взаимопонимание», в частности, аннулированием Францией и Чехословакией договоров о взаимопомощи с СССР, как осложняющих европейскую ситуацию и подстегивающих гонку вооружений. И словно малиновый звон в ухо британцу:

вернуться

30

Фляйшхауэр И. Пакт. Гитлер, Сталин и инициативы германской дипломатии 1938–1939. М, 1991. С. 23

вернуться

31

Т. 1. С. 603