Урук-хай, или Путешествие Туда… - Байбородин Александр Владимирович - Страница 74

74

Гхай сказал, что у орков есть что-то вроде лошади. Так вот. Если эта скотина с двумя (!) горбами и длинными мосластыми лапами – лошадь, то я гном.

Пока мы приторачивали к бактру мешки с водой, к нам подошёл довольно рослый орк. Боевая раскраска покрывала не только его лицо, но и обнажённое до пояса тело.

– Привет, Гхирыжш, – сказал ему Гхай. – Ты чего голиком? Скоро солнце взойдёт, шкура как чешуя будет.

– А? – отозвался растерянно орк и наморщил лоб.

– Без одежды чего? Говорю, – Гхай потрепал куртку на мне, – шкура сгорит на солнце.

– А… – орк махнул рукой. – Умереть. Сегодня умереть. Белокожие. Всегда приходят, когда солнце. Не любят ночь. Умереть сегодня.

– Драться будете? – переспросил Гхай. – Не выдержите же на свету. Солнце, – он ткнул пальцем в сереющий небосвод. – Глаза на свету. Больно будет.

– Будет, – кивнул орк и вытянул из-за пояса кожаную повязку. – Для глаз. Закрыть. В дырки смотреть. Час можно драться. Два часа драться. Час мало. Два часа – все уйдут…

Орк показал по сторонам руками.

– Убегут. Два часа драться надо. Потом слепой буду. Умереть сегодня, – и разразился хрипящей скороговоркой.

– Помедленней, – попросил Гхай. – Медленно говори, тогда пойму.

Когда орк закончил, Гхай покачал головой: «Прости, Гхирыжш, не могу. Никто из нас не может». И обратился ко мне: «Чшаэм, у тебя нож бъёрнингский был. Он где?»

– В мешке, – сказал я. – Сверху лежит.

– Я отдам ему? – попросил Гхай. – Нам лишняя тяжесть, а у них с клинками плохо. Наконечники на копьях и то у многих каменные. Отдам, а?

– Давай, – согласился я и повернулся к нему спиной.

Гхай вынул из мешка тяжёлое оружие «медведей» и протянул его орку. «Не можем остаться, – извинился он ещё раз. – Возьми. Подарок». Орк растерялся, было, а потом, протянув руки, принял нож в дрогнувшие ладони. Вытянул клинок из ножен, потрогал лезвие пальцем, одобрительно цокнул, и вдруг, прижав нож к груди, словно боялся, что мы его отберём обратно, начал часто кланяться, быстро-быстро тараторя что-то. «Не надо, – покачал головой Гхай. – Пусть он тебе хорошо послужит. Удачи тебе, Гхирыжш-Шин-Нагх».

Орк поклонился ещё два раза, мне и Гхаю отдельно, и отошёл, пятясь.

– Это Гхирыжш, – грустно сказал Гхай, глядя, как орка окружили его товарищи. – Вчера познакомились. Будет вместе с этими снагами колодец защищать. Если два часа продержатся, уу-гхой с ребятишками успеют далеко в пустыню уйти. Жалко парня, всего неделю, как имя получил.

– А потом? – спросил я. – Потом-то что?

– Что потом? – удивился Гхай. – Снаг перебьют. А остальные потом вернутся, через несколько дней. Не могут же они без воды вечно по пустыне ходить.

– Не будет у них никакого потом, – вмешался в наш разговор подошедший Гхажш. – И некуда им будет возвращаться. Когда они обратно придут, колодец будет трупами завален и песком засыпан. Так нынче стрелки воюют. Я им объяснял, что всем здесь надо драться, либо всем уходить. Тогда, может, хоть половина выживет. Не верят. Ни мне, ни Угхлууку. Думают, обойдётся.

– Ладно, хватит сопли жевать! – закончил он неожиданно и зло. – У нас своё дело! И нам надо его сделать! Уходим.

Когда мы поднялись наверх котловины, уже выглядывал из-за окоёма краешек солнца. В его отсветах был виден орочий караван, поднимающийся по северному склону. Наш путь лежал на восток. Навстречу свету. Последний раз я оглянулся на деревню, и в этот миг снизу, от колодца, донеслось пение.

Обычно Тёмное наречие звучит грубо и неприятно для уха, но пятнадцать десятков уу-снага пели высокими и чистыми детскими голосами, и этот слитный звенящий звук будил во мне тоску и сожаление.

– Что они поют? – спросил я Гхажша.

– Песню снаги перед боем, – ответил он. – Умирать готовятся.

– Переведи, – попросил я.

– Некогда, – сказал он. – Идти надо.

– Я переведу, – вдруг заговорил корноухий эльф, державший под уздцы бактра.

«Враг – впереди,А жизнь – позади,Нам некуда отступать.Встань поближе, друг,Да натягивай лукИ даром стрелы не трать.Щит – на руке,Клинок – в кулаке,Убей и зарой свой страх.Не время тоске,Коль яд на клинке,И враг в десяти шагах.Нет слез и слов,Обычай суров —Без имени умирать.Но это война,И покажет она,Кому имена давать.Кто разберёт,Как жребий падёт.Кто выживет – будет знать.О мёртвых народПесни после споёт.Придёт пора – вспоминать.

Закончилась песня, замолчал эльф, а я всё стоял. Внутри меня отголоском орочьего напева звучал высокий и чистый звенящий зов Сторожевого горна родного Тукборо. «Вставай! Беда! Вставай! Враги! Вставай! Не спи! Тревога!»

– Идём, Чшаэм, – сказал Гхажш. – Не надо оглядываться. Идём.

И мы пошли навстречу солнцу, постепенно ускоряя шаг и переходя на бег. Мы бежали, склонив головы, чтобы встречные лучи не слепили глаза, и сквозь мерный топот тяжёлых походных сапог в мой разум всё настойчивей и настойчивей пробивался зов горна. «Вставай! Беда! Вставай! Тревога!»

Глава 31

Ненавижу песни и музыку эльфов. Дедушка Сэм приходил от них в восторг. Я ненавижу.

Мы бежали чуть меньше часа, а потом я остановился. Остановился неожиданно даже для самого себя. Просто понял, что не могу бежать дальше. Не оттого что устал. Я понял, что должен вернуться. Не спрашивайте меня почему. Может быть, потому, что я не мог оставить в беде тех, чей хлеб ел. Может быть, меня поразила грустная, звенящая песня снаг. Может быть… Да мало ли, что может быть. Неправильно это было – взять и убежать. Это было разумно, но это было неправильно. Правильно было – вернуться. Это было страшно, до ледяной ломоты в коленях, но это было правильно. И я остановился.

– Ты чего? – Гхай едва не сбил меня с ног, с размаху ткнувшись в спину.

– Я возвращаюсь, – ответил я.

– Как это? – не понял Гхай. – Куда?

– В деревню, – пояснил я. – Обратно в деревню.

– Незачем, – подошёл к нам Гхажш. – Незачем тебе возвращаться. У нас есть дело, которое мы должны сделать. Там ты ничем никому не поможешь.

– Может быть, – сказал я. – Даже, наверное. Но я возвращаюсь.

– Ты не можешь вернуться, – возразил Гхажш. – Я тебе говорил, больше у тебя не будет возможности передумать. Мы должны идти дальше.

– Идите, – пожал я плечами. – У вас есть дело. Я выбрал себе другое. Ты сам мне объяснял, что вся наша жизнь зависит от сделанного нами выбора. Я выбрал, и ты не можешь меня лишить того, что я выбрал.

– Могу, – вдруг жёстко сказал Гхажш. – Ты стал одним из нас. Ты помнишь, что бывает за нарушение приказов?

– Ты решил лишить меня имени? – спросил я. – Или просто убить прямо сейчас? Можешь попробовать. Но этим ты мне ничего не докажешь. Я хочу вернуться. Я не могу убегать, когда там детей убивают.

– О каких детях ты говоришь? О снагах, что остались защищать колодец? Забудь о них. Они всего лишь снаги. Те, кто не совершил ничего достойного, чтобы получить имя. Они хвост, отброшенный ящерицей. Им предопределено умереть сегодня, и они умрут. Зачем ТЫ хочешь умереть вместе с ними? Ты можешь это хотя бы объяснить?

– Не могу, – честно сказал я. – И я не хочу умирать, я хочу им помочь. Хоть чем-то. Даже, если это грозит мне смертью. Ты говоришь – снаги. Сколько лет этим снагам?

– Какая разница? – удивился Гхажш. – Ну лет по двенадцать-одиннадцать, к чему это?