Огненный дождь - Субботин Денис Викторович - Страница 1

Денис Субботин

Огненный дождь

Были годы, и в полях колосилась пшеница, и стада полны были тучного скота.

И в городах строили храмы с золотыми куполами,

Были годы, и поэты слагали оды о любви, а подвигом считалось завоевать сердце

Непокорной красавицы.

И рождалось в такие годы больше мальчиков.

А потом мальчики взрослели. И мечтали о подвигах иных.

И поля вытаптывала героическая пехота, и стены прекрасных храмов охватывал огонь

А поэтам приходилось брать в руки мечи и они погибали.

И подвигом считалось не полюбить – убить.

А с небес начинал идти ОГНЕННЫЙ ДОЖДЬ.

Пролог

Это был разгром. Полный и окончательный разгром. А ведь казалось… Сам император Теодор Второй возглавил войско. Впервые рядом с боевыми легионами, поредевшими и потерявшими тот знаменитый торингский боевой дух, встали «природные». Гвардия императора, составленная из обедневших нобилей, славная своими жесточайшими понятиями чести и долга… Она и сейчас держалась лучше других. «Серебряный» легион, должный вообще-то служить охраной не родившемуся ещё наследнику, зацепился за Груди Вилланки – два больших, пологих склона на вершинах которых какой-то шутник, бог или человек, водрузил два одинаковых, круглых камня. Вот и вышли – Груди… Зацепившись за эти Груди, легион давно уже не достигавший своей обычной численности – шестидесяти одной сотни воинов, сражался уже три полных вигилии. И как сражался! Их совсем мало осталось там – живых и способных держать в руках оружие, вагенбург переполнен был раненными… По колено в своей и чужой крови, оскальзываясь на горах трупов, они стояли. Их не сбила бешеная атака трёх базиликанских арифм. Их не выжгла проклятая магия, и решившая, по сути, исход всей битвы… Но Теодор, пусть и молод был, кое-что понимал в военном деле. Понимал и то, что, несмотря на всё мужество и мастерство «Серебряных» и тех немногих отрядов регулярных войск и вилланского ополчения, что ещё сражались, единственное, что он может – воспользоваться этим мужеством, как прикрытием для отступления. Слева, в двух милях отсюда – Сальм, большой и красивый торговый город с высокими и крепкими стенами. Его город. Справа – густой и непроходимый лес, разумеется – Тёмный. Через него идёт дорога на Торгард… Его столицу.

Можно запереться в Сальме и надеяться на чудо или попытаться в третий раз за год заключить с базиликанцами перемирие. Всё равно – будет нарушено. Можно попробовать отступить на Торгард, там в пятый раз собрать войско… Вот только костяка для него больше нет. Костяк – гвардия, а также кадровые – «Чёрные» и «Белые» легионы и рыцарские копья полегли в битвах за Фронтир и здесь, под Сальмом. Из всего войска остались у него один гвардейский легион – «Золотой», он же личная гвардия императора, да тысяча гардарских дружинников жены, урождённой княжны рода Медведя. И двенадцать тысяч виллан Данарии и Фронтира, пришедших перед боем, толком не вооружённых и даже не умевших пользоваться тем немногим оружием, что всё же имелось в их распоряжении. Пришлось вновь разбавлять кадровые части, ставить хотя бы на сотни и тысячи проверенных воинов из «чёрных»… Два гвардейских легиона не тронутыми остались и один из них, «Серебряных», он разменял на эти вот две вигилии размышления.

Ничто не бывает вечным, и оборона рухнула. Последняя «чёрная» корунела, ещё держащая строй, героическая «чёрная» из Пятого Ассанского легиона, когда-то оборонившего Торгард от нашествия норлингов, сломала строй и бросилась бежать. Их не в чем было упрекнуть. Под градом огненных стрел они простояли почти час. Но «Серебряные» остались совсем одни и тут же были атакованы с трёх сторон. Там уже истребление началось, честный же бой закончился.

Теодор, не скрывая тревоги, обернулся на вагенбург. Сейчас, именно сейчас надо было уходить, но – никак. Не время, так уж сложилось. Его жена, императрица Ольха находившаяся на восьмом месяце беременности, увязалась за ним на битву и вот ведь неудача, вознамерилась рожать. Рождение императорского наследника, – процедура полная своих условностей и традиций, происходила вот так – в чистом поле, на грязных шкурах… Кошмар для привыкших к иному вельмож!

– Что там? – впервые за час, наверное, разомкнул император уста.

Новый гонец, шестой за это время, бледный и восторженный, звонко доложил:

– Мальчик, Ваше Императорское Величество! Сын!

– Наследник, – император даже в свой чёрный час не мог скрыть той гордости, которую испытывает любой мужчина, обретя наконец наследника. – Здоров?

– Сразу заорал, – подтвердил гонец. – Сильный и крепкий мальчик!

Император кивнул, потом повернулся к двум коннетаблям, ещё живым, но уже бесполезным – войска для них не оставалось. Ну а раз некем было командовать, оставалось вот так, терпеливо стоять подле владыки, ожидая его последнюю для них, так виделось, волю.

– Трубить отход, – отдал император давно ожидаемый приказ. – Гонца к «Серебряным», держаться до конца! Отход будет прикрывать…

Он замер, задумавшись, и никто не осмелился ему напомнить, что время вытекает быстрее, чем вода из решета. Решение – приговор, единственно возможный. Осталось лишь два отряда, способных прикрыть отход, сохранивших строй, порядок и командиров: последняя стоящая часть торингской армии, «Золотые» гвардейцы и двенадцатитысячный отряд ополчения. Понятно ведь, кого менее жалко?

На то и император, чтобы мыслить иначе.

– Отход будет прикрывать гвардия! – на миг прижмурившись, сказал император, повернувшись к бывшему коннетаблю Центральной армии, здесь полегшей, герцогу и родному брату Альфреду Могучему. – Альфред, ты возглавишь их!

Герцог, обликом напоминавший медведя, по характеру же весьма спокойный человек, лишь замедленно кивнул, ещё соображая, похоже.

– Береги людей и слишком не задерживайся, – продолжил император. – Мне нужен мой легион. Хотя бы сколько-то его воинов!

– Мы победим и вернёмся к тебе, – заверил тот, прекрасно сознавая, что лишь говорит «историческую фразу» для летописцев, на деле направляясь на смерть.

– Мой император! – возмущённо вскричал кто-то из нобилей, осмыслив наконец произошедшее. – Мы потеряем остатки армии!

– Но не честь! – резко возразил император. – Я не желаю посылать свой народ на убой. А у гвардии… у неё будет шанс.

Красивые слова… обрёкшие на смерть цвет армии и нобилитета.

– Постой, государь Теодор, – внезапно встрял в разговор воевода Лихосвет, командир той самой тысячи гардар. – Есть иной выход. Мои хлопцы застоялись здесь, за вашими спинами!

– Нет! – резко возразил Теодор. – Вы – последняя у меня тяжёлая конница. И вас всего-то тысяча. Вы не сможете их остановить, и ничего не ждёт вас там, кроме смерти.

– Все когда-нибудь умрём. Боги смотрят на нас из Вирия и видят, кто как проходит свой путь, – пожал плечами Лихосвет. – Мы пойдём, государь! Так лучше будет… Оно и бесчестно, всё за спинами отстаиваться.

Упрямец, даром что ли из Медведей, он прямо и открыто смотрел в лицо Теодору. И тот сломался вдруг:

– Хорошо… Иди, воевода. Быть может, так оно и верно, будет лучше.

Лихосвету больше нечего было делать здесь, среди живых. Его серый конь, огромный владенской жеребец лёгкой грунью спустился с холма и уже вскоре земля содрогнулась от удара тысяч копыт. Не спутаешь, коль раз чуял. И – богатырский рёв «Слава!», вырвавшийся из тысячи глоток. Не спутаешь, коль раз слышал. И – свист сотен стрел, затмивших небо в своём коротком полёте в базиликанский строй… Не спутаешь, коль раз видел. Дружинная конница гардар пошла в последнюю свою атаку.

– Отходим, – Теодор вмиг осип. – Бросайте всё, без чего обойдёмся. Быстрее! Их жертва не должна быть напрасной…

Это происходило в седьмой день месяца Лугов. И месяца с той поры не прошло – посольство императора начало свой путь в Холмград, к гардарским князьям. Император Теодор Второй преломил всё же свою гордость.