Огненный дождь - Субботин Денис Викторович - Страница 11

– Марш на корабль!..

4. Лютень и Добробог. Борт княжеского струга «Лебедь». 23 день Липеца. Ночь

Замятня на струге брата не могла пройти мимо очей князя Лютеня. И не прошла. Почти час, что «Шатун» стоял на месте и догонял потом ключ, Лютень тревожно, до боли в глазах, всматривался в темноту. Но нет, факела на клотике – на самой верхушке мачты, не было. Значит, Радовой не встревожен. А потом «Шатун» настиг «Лебедя» и пошёл с ним борт о борт. Вёсла, на которых догоняли, воины сотни Ярослава убирали с шуточками и прибауточками. Выходило, ничего страшного на их струге не случилось.

– Что стряслось? – сложив ладони лодочкой, прокричал Лютень, высматривая среди суеты на «Шатуне» младшего брата.

– Ничего особенно! – ответил тот, в отличии от князя, не особо и напрягаясь. – Человек за борт вывалился. Уже поймали и лещей надавали… Чтобы в другой раз неповадно было!

– Ага, – проворчал, нисколько не веря, Лютень. – Перейдёшь поснидать?

– Нет, – возразил брат. – Я со своими!

Вот это было прискорбно. Лютень давно уже понял, что там, где брат – веселье… И за столом – тоже. Радовой ни разу не выдерживал тишины и покоя, всё время что-то рассказывал, кощунов же, старых и вновь написанных, знал преизрядно. Впрочем, время было уже позднее, даже Влесово Колесо клонилось к третьей четверти. Лютень решил, что тихий ужин – как раз то, что ему нужно. И жестом велел Мирону, в таких делах сноровистому и умелому, сварганить по-быстрому скатерку со снедью. Пошли Ратшу, и меченоша наверняка застрянет у первого же кощунника, либо окажется, что по пути заглянул в княжью оружейню и там зацепился хитрым носом за меч или саблю. Или копьё или щит… Ратша – воин, а не слуга. Мирон, хоть столь же родовит, – слуга а не воин. Ему бы ключником быть… А станет – воином. Воевода Тверд, пусть и остался в Холмграде, оберегать стол и род, самого князя молитвенно просил сделать из младшенького сына воина. Ну, и старшие братья присмотрят. Первак – лучший во всём войске травник, гордость отца, понимающего, что не мечом единым сильно войско. И Яробуй, в свои двадцать три весны – витязь в княжеской полусотне, в бою – первый. И на пиру. И с девками… Ярый, свирепый, похожий больше на медведя, чем на человека. При всём уважении к Перваку – любимец отцов, похожий на него как две капли… Ах, да! Ещё и сестрица увязалась. Тилла чуть ли не на коленях валялась, роняя свои девичьи честь и достоинство, но своего добилась. Он, Лютень, не выдержал укора в глазах жены, согласился, что Тилла может попросить кого-то из сотников, нуждавшихся в травнике, взять её. Таких на удивление мало было в войске. Сам Лютень знал двоих: Ярослава и Короча из городового полка. Скорее – Ярослав. Они с детских лет друзья, вряд ли осмелится отказать…

– Мыслишь, княже? – прервал его думы мало похожий на человеческий голос ведуна, и огромная фигура его заслонила даже слабый свет Влесова Колеса.

– То – дело достойное правителя.

Лютень очнулся, и с удивлением обнаружил, что Мирон и впрямь споро собрал то, что вряд ли можно было назвать лёгким ужином. Скорее уж – маленький пир для одного-двух человек. Притом самих отроков не было.

– Я их отослал, – пояснил Добробог, спокойно усаживаясь против него и столь же спокойно беря из глубокой деревянной мисы куриную ногу. – Надо поговорить, княже!

Лютень нахмурился. Ведунов он уважал, но когда они переходили грань между почитанием и властью, ему это не нравилось.

– Прости, княже, – видимо, почуяв что-то, сказал ведун. – Отвык, в лесу-то… Я недавно ведуном стал. До того – четыре года в Ведунской пуще[26]. Знаешь, княже, как-то не до церемоний там. Побродишь бок о бок с берами[27], так вовсе забудешь, с какой стороны ложку брать и куда её совать!

– Вы что, впрямь там с берами живёте? – недоверчиво глянул на него князь.

– Всякое бывает, – возразил Добробог. – Кто-то ломается, с Предками по уму и силе духа равняется. Выживают немногие. Из десяти двое – это редкость. Один из дюжины, из полутора. Потому так много туда уходит и так мало остаётся, княже!

– Ты – выжил – тихо сказал Лютень.

– Я – да! – согласился Добробог. – Теперь, прости за похвальбу, сильнее меня нет ведуна. У нас в роду – точно.

– А с базиликанцами справишься? – спросил Лютень о том, что давно его мучило. – Ты молод… Может ведь так быть, что не хватит опыта?

Ведун впервые ответил не сразу. Сомнения его, страдания не поддающиеся описанию, видны были невооружённым глазом. Потом ответил:

– Не ведаю, княже! Не знаю, что за чудища нас ждут.

– Драконы, – неуверенно ответил Лютень. – Это что-то вроде тех змеев крылатых, про которых наши кощунники поют. – Огнём дышат, размером с телегу и даже с две! Когти как сабли, зубы как кинжалы…

– Дракон – тоже зверь, – пожал плечами ведун. – Его можно ветром сбить, стрелой или камнем… Тут даже магия не нужна, можно и оружием простым. Но… Я попробую, князь Лютень. И я, и мои ребята. И уж точно, ты не будешь краснеть за нас!

– Верю, – улыбнулся Лютень примиряюще. – Давай есть! Брюхо подводит после такого дня…

Где-то полчаса трапезовали, как и положено голодным мужчинам – сначала сметая всё без разбору, потом неспешно смакуя самое вкусное, потом… потом через силу доедая то, от чего отказаться было нельзя. Ну, и запивая всё это добрым холмградским пивом мастера Ошкуя. Пиво было вкусное, терпкое и ароматное. Под конец даже Влесово Колесо стало светить ярче и добрее…

– А скажи мне, ведун, – вдруг сказал князь. – Ты сам веришь, что наши предки – медведи… тьфу ты, беры! Что и мы когда-то волей Рода зверями были!

– Верю, – тихо ответил ведун. – Я жил с ними, вспомни! Жил и ведал, как живут. Посмотри на меня сейчас! Сильно ли я отличаюсь от бера ликом? Вряд ли… А многие, сам говорил, со зверями жили, в одной берлоге спали! От печёного да жареного отказывались, ибо костёр разводить ленились а потом и боялись! Они – чем отличаются от зверей? А я убил однажды человека, который себя волком вообразил! Нет, не перемётывался, но лишь бегал на четвереньках, шкурой укрывшись, да выл на Влесово Колесо! И потом… Княже, да ты зри на нас! Мы здесь, на Полуночи, как беры зимой в спячку ложимся. Из избы наружу только по большой нужде! Лежим, лапу сосём! А среди медведей есть шатуны… это – что-то вроде ведунов звериных. Они снег видят, страдания переносят… Как люди! И умны, сволочи! Можно десяток обычных медведей завалить – не трудно. Но если шатун…

– Понятно, – улыбнулся Лютень. – Ты хорошо рассказываешь, ведун! Гляжу, и умно…

– Этому нас уже после учат, – ответно оскалил крепкие звериные клыки Добробог. – Как и говорить. И есть по-человечески… Только не у всех уже получается. Вон, Медведко… Он уже и не человек почти. Но – выдержал. Из леса вышел в срок. В бою – зверь зверем! Притом – хитёр как бер, заклинаний всяких ведает много…

– Бр-р! – передёрнул плечами Лютень, вспомнив заросшую волосом рожу Медведко. – Не хочу быть ведуном. Ни за что не хочу! Это если б я ежом родился, в кого бы я превратился?!

Ведун захохотал и голос его, больше похожий на медвежий рык, пророкотал над всей палубой…

5. Ярослав и Тилла. Борт струга «Шатун». Рассвет 24 дня месяца Липеца

Спать не хотелось – выспался за ночь, да ещё и взбодрился во время ночного происшествия. Ярослав удобно устроился у огромной головы ошкуя[28] на носу с небольшим лагуном[29] пива и шматом холодного мяса, наложенном заботливым кашеваром на полть[30] хлеба. Кусок был огромен, в рот влезал с трудом и требовал, чтобы его запивали. Приходилось запивать, а поскольку обнача сотник с собой не прихватил, то прикладываться пришлось прямо к кранику, ввинченному заботливой рукой в донышко. Не слишком удобно, но пиво было вкусное. А ради вкусного пива можно на многое пойти…