Огненный дождь - Субботин Денис Викторович - Страница 27

– Род, твоей волей, – сказал тихо…

6. Ярослав и его сотня. Торонтон. 23 день месяца Серпеня

Бой закончился настолько быстро, что не успели даже ярость потратить. К радости Ярослава, потери были невелики. Трое раненных, из которых только Жароок серьёзно. Да и то, несмотря на все его вопли, Тилла рану уже залечила и какой-то вонючей, белесой гадостью сверху смазала, чтобы не гноилась. Яросвет, который всё и всегда видел и знал, над самым ухом раненного приятеля вещал, что это – дерьмо паучиное, его иначе паутиной зовут. Мол, Тилла его прямо из задницы выковыривает. Тилла злилась, в голос огрызалась… Но терпела. Не до того было: только-только дорвавшись до работы, она изо всех сил старалась доказать свою полезность и нужность. То, что двое из троих – кроме Жароока, сразу сели в седло, говорило о том, что ей это удалось… Впрочем, настроение лишь поначалу было радужным. Злыдень, догнавший сотню лишь теперь, после боя, принёс весть о том, что в доме нашёл голых и мёртвых базиликанского солдата и торингскую девку. Оба убиты жестоко. Стариковым посохом, если он хоть что-то понимает. Ещё – воины доносили, что во многих домах более ни души. Только те женщины, что и через час молча стояли одной мрачной массой подле догорающего дома. А домов много, почти пять десятков. Это ж если как у них – две-три сотни людей должны быть! И скотина! Вон какие дворы богатые! Пусто в них теперь…

Сам Ромуальд, про которого говорили шёпотом и чаще всего с искорками восторга в голосах, пришёл на площадь ближе к мигу, когда Коло прошло зенит. Мрачный, ещё больше иссохший и поседевший. Если такое возможно с человеком, который уже сед волосом и худ телом и обликом. Он молча, не заговаривая, прошёл мимо воинов, подошёл к бабам и несколько минут просто смотрел на огонь. Потом что-то коротко спросил и ему хором ответили. Слышно, впрочем, не было. И расстояние немалое, и ветер в ту сторону. Старик довольно долго говорил, что-то доказывал, убеждал кажется… Потом загалдели женщины. Именно загалдели – перебивая друг друга, высокими голосами, кто-то визжал. Послышался плач…

– Чего они там? – помрачнев, спросил Яросвет.

– Не ведаю, – пожал плечами сотник. – Далеко… Да ты не волнуйся! Что бы ни решили, всё нам скажут, Вон, уже идут!

Шли трое: мрачный Ромуальд, следом – те две женщины-поджигательницы, старая и молодая. У обоих – заплаканные, но решительные лица.

– Началось, – предрёк Яросвет. – Ну, сотник, ты как хошь, а я – в кусты! У меня конь с утра не поен!

– Яросвет! – нервно сказал Ярослав. – Стой!

– Конь превыше всего! – уже издалека, заглушаемый громом копыт, донёсся голос побратима.

– Здрав буди, Ромуальд, – нерадостно сказал сотник, оставаясь в седле. – Что ты грустен? Твоя деревня свободна. И род не прервётся, как я слышал… Внук здоров?

– Здоров… телом, – тихо ответил старик. – Кто ведает, что сталось с его душой?! А впрочем… Я к тебе по делу, сотник Ярослав!

– Догадываюсь, – кивнул тот. – А это – выборные от жителей?

– Да… от жителей! – трудно ответил Ромуальд. – По правде, я убеждал их, что ты не можешь… они не хотят и слушать. Пойми их, они натерпелись такого, что и врагу пожелать не хочется! Даже тем, кто это сотворил!

– Я видел, – кивнул Ярослав. – Ненависть глубоко укоренилась в их душах, благо что и пищи для неё довольно. Они хотят, чтобы мы отомстили за них? Скажи – отомстим. Уже скоро!

– Я – Лаора, жена… вдова Торстона Коротышки. У меня были две дочери, три внука и внучка. Они все – мертвы. Их убили не базиликанцы, те лишь грабили и насиловали, их убили наши соседи из Рыжих Камней. И твоих людей ранили рыжекаменские. Отомсти! Убей их! Убей их всех и сожги деревню!

– Постой, я не могу, – растерянно пробормотал Ярослав, смятый этим натиском в один миг. – Это – торингская деревня, она во власти вашего императора и лишь он может…

– Я – Бирута, вдова Ликина Меткого, – молодой легче далось прозвание вдовой. – Мой муж погиб в начале боя, его подняли на копья. Мой ребёнок никогда уже не родится – я выкинула после того, как меня изнасиловали. Он молит тебя о мщении, гардар! А если тебе мало нашей мольбы, мы заплатим… У нас мало что осталось… Почти ничего. Кроме нас. Мы заплатим собой. Вы ведь воины, вам нужны женщины!

Её глаза наверное когда-то были красивы: огромные, похожие на озёра голубые глаза, укрытые под длинными ресницами. Сейчас в них ярым пламенем полыхало безумие. И оно лишь ярче разгорелось, когда Бирута лихорадочно начала срывать с себя те лохмотья, что были её одеждой. Обнажилось порядком исхудавшее, но когда-то крепкое и сочное тело, грудь же и сейчас была полна и красива. Только в синяках и ссадинах…

Видимо, Ярослав, а может и кто-то из десятников за его спиной слишком откровенно зацепился взглядом за один из этих синяков. Бирута не смутилась, но улыбнулась:

– Я грязная для тебя, воин?… Я отмоюсь, клянусь! Мы будем чистые, как в первую брачную ночь. Мы все готовы заплатить. За смерть! Сначала – сожгите Рыжие Камни, убейте там всех. Потом – берите нас. И делайте, что хотите! Ну, что же вы, воины?!

Ярослав резко обернулся в седле, цепким взором поймал лица воинов… Нет, он не зря более года, с тех пор, как стал сотником, лично подбирал каждого дружинника. Ни один не ухмылялся, а похоть, если и была – загнал куда поглубже. Зато ярости хватало. Кто-то уже требовал идти на эту деревню. Их – сотня, они и впрямь сотрут её с лица земли!

– Прости, краса, – тихо сказал он, заворачивая коня. – Не могу! Мы не можем жечь торингскую деревню, наш князь скарает нас всех за глотки! Прости…

– Хорошо, вам не нужны мы! – отчаянно выкрикнула доселе молчавшая старшая, Лаора. – Но золото, золото вам нужно? Мы отдаём себя вам в рабство! Вы можете нас продать и получить много денег. Мы – здоровые, крепкие, можем иметь здоровых детей… Ну же, соглашайтесь! Мы прямо сейчас подпишем всё, что требуется! Отомстите же за нас!

– Сотня, за мной! – искажённым голосом выкрикнул Ярослав. И, чуть не сшибив Ромуальда, стоявшего подле, пустил коня в намёт. Прочь из деревни, пока не пересилила ярость, прочь!

Да разве уйдёшь от этого… Расстояние – а сотня разбила лагерь в двух верстах от околицы, между двух холмов, на берегу небольшой, но быстрой реки – не главное. Варили кулеш, отпаивали-откармливали коней… Молча. Самые записные балагуры ходили мрачные, подавленные. А общее мнение высказал обычно осторожный в словах Богдан.

– Надо было согласиться, сотник, – мрачно сказал он, стараясь на Ярослава не смотреть.

– Ты на баб польстился, аль на золото? – яро сверкнул на него глазами тот. Понимая, что обижает смертельно.

Богдан, однако не обиделся, лишь поднял на Ярослава глаза:

– Яр, – он редко так обращался к сотнику, но только иногда, в минуты откровенности. – Яр, мы многое потеряем в этой войне, но Род заповедал нам хранить честь. А сможешь ты теперь смотреть в глаза этим женщинам? Да плевать на золото! И женские ласки на войне успеем получить сполна… в тех же Рыжих Камнях. Ну, если кто и получит с какой бабы здесь плату, ты-то что яришься? Тебя за удило никто не тянет. Можешь в сторонке остаться! Но отплатить нечисти – должны! Решайся, сотник…

Ярослав обернулся, чтобы уйти и замер, удивлённый. Оказывается, у костров никто не сидел, все собрались поближе и заворожено слушали. И лица у всех были серьёзные. А Яросвет ещё и поддержал Богдана, предатель:

– Решайся, сотник!

– Кулеш сгорит, вояки, – сплюнув под ноги побратиму, сердито сказал Ярослав. – Снидайте идите. В бой с изголодавшимися не пойду!

– Злее будем! – настойчиво сказал Богдан. – Ты же видишь, все готовы хоть прямо сейчас в сёдла! Решайся, сотник!

– Кони устали, – предпринял последнюю попытку Ярослав. – Да, Чернобог с вами! В седло!

… Сотня оказалась готова к походу за время, даже для его дружинников небывалое. Кулеш без жалости вывалили в траву – жирный, с курятиной и салом, густой. Сами обошлись сухарями и малым количеством пресного мёда[49]. Тут же и тронулись вперёд. У деревни их встретил готовый к выступлению Ромуальд, пристроился на полкорпуса позади Ярослава – злого, насупленного, неразговорчивого. Женщины провожали воинов радостными криками, кто-то плакал…