100 великих художников - Самин Дмитрий К. - Страница 52

«В начале нового столетия Гойя пишет одетую и обнаженную "Маху". Молодая женщина изображена лежащей в одной и той же позе дважды. Обе картины отличаются блеском живописи, почти лихорадочной, стремительной точностью мазка и тонкой передачей красоты женского тела. Вместе с тем нельзя не отметить известной напряженности в чуть вызывающей позе, настороженности почти враждебного взора, особенно у обнаженной махи, что лишает ее образ той естественной и радостной свободы жизнеощущения, которая так характерна для женских образов эпохи Возрождения.

К 1805–1808 годам в портретном творчестве Гойи наступает этап большей цельности и ясности в его отношении к миру и человеку.

С наибольшей глубиной красота человека и богатство его жизненных сил переданы в портрете Исабельи Кобос де Порсель (1806). В ней воплощен национальный тип женской красоты. Движения молодой женщины естественны и непринужденны, лицо ее полно жизни, широко раскрытые темные глаза с радостной мечтательностью обращены к миру…» (Ю.Д. Колпинский).

Пережив страшные годы оккупации страны наполеоновскими войсками, оказавшись свидетелем зверских расправ интервентов с мирным населением, мастер создал подлинно трагические произведения – «Восстание 2 мая на Пуэрта дель Соль» и «Расстрел в ночь со 2 на 3 мая 1808 года» (1808–1814).

В «Восстании» Гойя с большой и суровой силой показывает ожесточенность и тяжесть борьбы и беззаветное мужество простых людей.

«…вся сила и глубина реализма Гойи раскрываются в его "Расстреле", – пишет Ю.Д. Колпинский. – В этом произведении художник изобразил момент, когда жестокий, непримиримый конфликт между восставшим народом и захватчиками выражается с особым трагизмом и глубиной. Огромная сила художественного обобщения и типизации достигается Гойей через сопоставление ярких характеров во всем их жизненном своеобразии, со всеми их оригинально-неповторимыми чертами.

Действие в картине происходит глубокой ночью на пустыре городской окраины. У подножия невысокого холма при мерцающем свете поставленного на землю фонаря солдаты расстреливают схваченных повстанцев. Вдали из ночной мглы выступает силуэт города, как бы притаившегося во тьме и настороженно затихшего. Пейзаж здесь не только конкретно, даже портретно, изображает характерные черты того места, где происходило событие; мрачный и суровый, он передает саму атмосферу трагедии.

Однако в картине "Расстрел" Гойя стремится не только передать жестокость события, не только вызвать ужас и негодование зрителя. Он со всей силой и страстностью утверждает нравственное превосходство народа над палачами, показывая непокорность его духа, неистребимость его беспощадной ненависти и презрения к врагу».

В 1810 году Гойя создает графический цикл, посвященный тореадорам под названием «Тореадорство со времен Сида», состоящий из 30 листов. Следующий цикл, «Пословицы», состоящий из 18 листов, являлся своеобразным продолжением «Капричос».

Война с Наполеоном оканчивается позорным поражением. И страстный патриот, Гойя откликается на это еще одной серией офортов – «Бедствия войны», созданной в 1810–1815 годах на 80 листах. Боль поруганной и униженной родины он сплавляет с проклятием бесчеловечности войн вообще.

Глубокий подтекст, острая выразительность линии, соединение пятен и штрихов, контрастов света и тени, гротеска и реальности, аллегории и фантастики с трезвым анализом действительности открыли совершенно новые пути развития европейской гравюры.

Вместе с тем в картинах, написанных в это время: «Похороны сардинки», серия офортов «Тавромахия», – Гойя сохранил присущий ему динамизм, четкое композиционное решение, любовь к жизни.

Вскоре Гойя остается в полном одиночестве. Умирают его жена и дети, в живых остается только сын Хавиер. Художник покупает себе загородный дом на реке Мансанарес, где живет очень замкнуто вместе с ведущей его хозяйство дальней родственницей Леокадией Вейс и ее дочерью Розарио.

Здесь, в так называемом «Доме глухого», Гойя расписывает маслом по штукатурке стены, изображая то, о чем он не может не говорить. Он создает пятнадцать композиций фантастического и аллегорического характера. Восприятие их требует углубленного сопереживания. Образы возникают как некие видения городов, женщин, мужчин. Цвет, вспыхивая, выхватывает то одну фигуру, то другую. Живопись в целом темная, в ней преобладают белые, желтые, розовато-красные пятна, всполохами тревожащие чувства.

После восшествия на испанский престол Фердинанда VII изменилось отношение Гойи к правительству. Он уезжает в 1823 году во Францию, в Бордо. Вот отрывок из переписки испанских эмигрантов: «Гойя приехал, старый, глухой, слабый, не зная французского языка, без слуги…»

В Бордо он писал в основном портреты друзей, осваивал технику литографии. Гойя работал почти до последнего дня: «Мне не хватает здоровья и зрения и только воля поддерживает меня». Он нарисовал старика на костылях и подписал рисунок: «Я все еще учусь».

Умер Гойя 16 апреля 1828 года от паралича.

ЖАК-ЛУИ ДАВИД

(1748–1825)

Русский критик девятнадцатого столетия А. Прахов писал: «Давид был первым историческим живописцем в истинном смысле этого слова… по натуре же и в характере художественного дарования он всегда оставался человеком революции».

Сам Давид говорил: «…Произведения искусства достигают своей цели, не только радуя глаз, но и проникая в душу, оставляя в воображении глубокий след, как нечто реальное; лишь тогда черты героизма и гражданских добродетелей, показанные народу, потрясут его душу и заронят в нее страстное стремление к славе и к самопожертвованию ради блага Отечества».

Жак-Луи Давид родился 30 августа 1748 года, в Париже, в семье торговца галантереей. В конце 1757 года его отец погиб на дуэли. Его воспитывали родственники – семьи Бюрон и Демезон. Жак-Луи рано проявил страсть к рисованию, что даже мешало школьным занятиям.

Мальчика определили в ученики к профессору Ж.-М Вьену. Согласно обычаю Вьен велел Давиду записаться в Академию, и в сентябре 1766 года в ее списках появилась следующая запись: «Жак-Луи Давид, художник, уроженец Парижа, семнадцати лет, находится под покровительством г-на Вьена, проживает у своего дяди, архитектора, на улице Сен-Круа де ла Бретонри, напротив улицы дю Пюи».

Долгое время Давид безуспешно пытался завоевать Римскую премию, дающую возможность завершить художественное образование двухлетним обучением в Риме. Только в 1774 году с картиной «Врач Эразистрат обнаруживает причину болезни Антиоха» он добивается цели. В следующем году Давид уезжает в Италию.

Живя в Италии, Давид долгое время не проявлял особенного интереса к античности. Он даже говорил: «Античность не покорила меня, в ней нет движения и порыва». Зато он восхищается Корреджо. И, наконец, у него возникает чувство восторженного поклонения Рафаэлю: «Рафаэль, человек-божество, ты поднял меня к вершинам античности! Это ты, высочайший творец, более других приблизился к неподражаемым образцам! И это ты дал понять мне, что античность еще выше тебя! Художник чуткий и творящий добро, ты заставил меня созерцать величественные останки античности. Твоя мудрая и гармоничная живопись научила меня видеть в них красоту!»

В 1780 году, после возвращения в Париж, Давид пишет картину «Велизарий, просящий подаяния». Показанная в Салоне 1781 года среди других картин, она приносит художнику звание «причисленного» к Академии. Успех Давида был блистательным, и он писал своей матери: «Если Вы приедете в Париж посмотреть в Салоне мои картины, Вы заранее догадаетесь, где они висят, по устремляющейся туда толпе. Важные господа, "голубые ленты" желают увидеть автора – наконец-то я вознагражден за былые невзгоды».

В 1782 году Давид женится на Шарлотте-Маргарите, дочери состоятельного подрядчика Пекуля. Через год он становится «академиком». Художник получает королевский заказ на картину «Клятва Горациев». Для ее написания он в 1783 году почти на год оставил Париж и работал в Риме, куда последовали за ним жена и ученики.