Завоевание Англии - Бульвер-Литтон Эдвард Джордж - Страница 93

93

И ни один стрелок не пустил стрелы в норманна.

Между тем норманнская пехота, уже начавшая отступать, заметила падение Вильгельма, которого узнала по доспехам и лошади. С громким отчаянным криком: «Герцог убит!» воины повернули и пустились бежать в страшнейшем беспорядке.

Успех явно клонился на сторону саксов, и норманны потерпели бы полное поражение, если бы у Гарольда было достаточно конницы, чтобы воспользоваться критическим моментом, или если бы сам Вильгельм не удержал бегущих, отбросив шлем и открыв лицо, горевшее свирепым, безудержным гневом.

— Я еще жив! — угрожающе закричал он. — Смотрите мне в лицо, вы, вожди, которым я прощал все, кроме трусости! Я теперь страшнее для вас, чем все эти англосаксы, обреченные небом на казнь и на проклятие! Стыдитесь! И это вы — норманны? Я краснею за вас!

Упреками, бранью и угрозами, обещаниями и ударами герцог Вильгельм успел остановить бегущих, построить их в ряды и рассеять их панику. Затем он вернулся к своим отобранным рыцарям и стал следить за битвой.

Неожиданно его острые глаза разглядели проход, который саксонский передовой полк, преследуя бегущих, оставил без прикрытия. Вильгельм слегка призадумался, и вдруг лицо его заметно просияло.

Увидев де Гравиля, опять спокойно сидевшего на коне, он подозвал его и отрывисто произнес:

— Клянусь небом, мы уже думали, что ты переселился в вечность. Я рад, что ты жив и еще можешь сделаться английским графом. Поезжай к фиц Осборну и скажи ему от меня: «Смелость города берет…» Не медли ни минуты!

Де Гравиль поклонился и стрелой полетел выполнять повеление герцога.

— Ну, мои храбрые вожди, — сказал весело Вильгельм, застегивая шлем, — до сих пор шла закуска, а теперь пойдет пир… Сир де Танкарвиль! Передай по войску приказ: в атаку, на хоругвь!

Приказ вихрем пронесся по норманнским рядам. Раздался конский топот, и все рыцарство Вильгельма помчалось по равнине.

Гарольд угадал цель этого движения; он понял, что его присутствие нужнее близ укреплений, чем во главе передового полка. Остановив отряд, он поручил его Леофвайну и еще раз кратко, но убедительно повторил свое наставление ратникам: не расстраивать треугольника, в котором заключалась их сила против конницы, да и против численного превосходства противника. Затем он вскочил на коня и, проскакав с Гаконом через обширную равнину, принужден был сделать громадный объезд, чтобы попасть в тыл укреплений.

Проезжая близ усадьбы, он заметил в толпе множество женских платьев.

— Жены ждут возвращения мужей после победы, — откликнулся Гакон, проследив взгляд короля.

— Или будут искать мужей среди убитых, — ответил Гарольд. — Что ж, если и мы падем в бою, придет ли кто-нибудь искать нас в грудах трупов?

Он не успел договорить, как вдруг увидел женщину, сидевшую под одиноким терновым кустом невдалеке от окопов. Король пристально посмотрел на ее неподвижную, безмолвную фигуру, но лицо неизвестной было закрыто покрывалом.

— Бедняжка! — прошептал он. — Как знать, может, все ее счастье и жизнь зависят от исхода этой битвы… Дальше, дальше! — воскликнул он. — Сражение перемещается к укреплениям!

Услышав этот голос, женщина быстро встала и протянула к говорившему руки. Но саксонские вожди уже повернули и не могли, конечно, видеть этого движения, а топот лошадей и грозный гул сражения заглушили ее слабый, болезненный крик.

— Хотя бы один раз — но мне все-таки довелось услышать его голос! — прошептала она и опять села на землю под терновым кустом.

Тем временем Гарольд и Гакон въехали в укрепления и сошли с лошадей. Громкий клич: «Король! Король! За права отцов!» раздался вдруг в рядах и ободрил тыл войска, на который со всей силой напирали норманны.

Изгородь была уже сильно изрублена мечами норманнов, когда в самый разгар сражения подоспел Гарольд. С его появлением ход сечи изменился: из смельчаков, пробившихся внутрь, не вышел ни один; люди и лошади валились, доспехи разлетались под ударами секир. Наконец, Вильгельм был вынужден отойти с убеждением, что таких укреплений и с такими защитниками нельзя одолеть одной конницей.

Рыцари медленно спустились по косогору, а англичане, ободренные их отступлением, уже готовы были выйти из своих укреплений и пуститься в погоню, если бы их не удержал голос Гарольда. Пользуясь минутой отдыха, король велел заняться укреплением изгороди. Когда все было кончено, он обратился к Гакону и окружавшим танам.

— Мы еще можем выиграть это сражение… Нынче мой счастливый день — день, в который до сих пор все мои начинания всегда были удачны. Ведь сегодня день моего рождения!

— Твоего рождения? — воскликнул Гакон с бесконечным удивлением.

— Да! Разве ты не знал?

— Нет, не знал… странно! Ведь сегодня день рождения Вильгельма… Что сказали бы астрологи о таком совпадении?

Наличник шлема скрыл внезапную бледность, покрывшую при этих словах все лицо короля.

Загадочный сон, виденный в юности, ожил в его памяти. Гарольду опять представилась таинственная рука, тянущаяся из-за темного облака. В ушах снова раздался таинственный голос: «Вот звезда, озарившая рождение победителя!». Опять вспомнились ему слова Хильды, когда она рассказывала значение сновидения; послышалась и загадочная песнь, которую тогда пропела ему вала.

Эта песнь леденила теперь кровь в его жилах. Глухо, мрачно звучала она посреди гула битвы.

И тебя с твоей короной Силе ввек не разлучить. Пока мертвые герои Еще спят на дне могил И, пылая жаждой мести, Не тревожат жизни пир. Но как только в час полночный Солнце небо озарит И меж ним и бледным месяцем Бой ужасный закипит, Берегись! Тогда в могилах Кости мертвых шевельнутся И как дух опустошенья Над живыми пронесутся.

Шум и крики с дальнего конца поля, победный клич норманнов, вновь огласивший воздух, пробудили короля и напомнили ему о печальной действительности.

В словах, переданных де Гравилем фиц Осборну, заключалось приказание привести в исполнение придуманную заранее хитрость: разыграть нападение на саксонский передовой полк и обратиться потом в притворное бегство. Комедия была сыграна так естественно, что, несмотря на приказ короля и на призывы Леофвайна, смелые англичане, разгоряченные борьбой и близкой победой, бросились за бегущими. Причем они бросились тем запальчивее, что норманны направились туда, где было много незаметных, но весьма опасных узких оврагов, в которые саксы надеялись загнать их.

Эта роковая ошибка случилась как раз в тот момент, когда Вильгельм со своими рыцарями был отброшен от укреплений. С громким злобным хохотом герцог указал на ликующих саксов, пришпорил коня и присоединился со своими рыцарями к пуатинской и булонской коннице, бросившейся в тыл потерявшего строй отряда. Норманнская пехота тут же повернула назад; тогда как конница, в свою очередь, уже вылетела внезапно из кустарника близ оврагов.

Непобедимый до сей минуты полк был окружен и мгновенно смят, а конница все продолжала давить на него со всех сторон.

До сих пор суррейская и суссекская дружины стояли на своих местах под командованием Гурта, теперь им пришлось поспешить на выручку товарищам. Их приход остановил кровавую резню и изменил положение дел. Пользуясь знанием местности, Гурт заманил неприятеля к замаскированным ветвями щелям оврагов вблизи его засады. При этом погибло такое несметное количество врагов, что, по словам летописца, овраги были забиты трупами норманнов вровень с равниной.

Однако, даже несмотря на это немилосердное истребление, у саксов не хватало сил противостоять столь страшному и многочисленному противнику.