В исключительных обстоятельствах 1979 - Воробьев Борис Никитович - Страница 59

К. дому подъезжает бричка. Снег на проезжих улицах уже сходит, колеса тарахтят по булыжной мостовой. К кладбищу проходит наряд красноармейцев с лопатами на плечах. Они идут рыть могилу своему комиссару.

Грузят на бричку конфискованное добро, выводят арестованного старика. Он надел свой мундир с оловянными пуговицами, согнулся и сник, снова став похожим на старого, нахохлившегося скворца. Сейчас он проедет по городу, последний раз ощущая рядом свое богатство. А там — мертвое золото превратится в грохочущие машины, запрятанные под землю продукты пойдут на поправку больным и детям.

Восходит солнце, небо по-весеннему голубое.

17. СВЯЗНОЙ К КНЯЗЮ

Я просыпаюсь. Кто-то схватил меня за плечо, сильно трясет. Не открывая глаз, определяю, что этот человек не нашего ведомства: слишком бесцеремонный. Глаза слипаются, веки опухли — видно, спал всего часа два. Различаю, что у кровати стоит чекист Мироныч, и вскакиваю.

На стенах, как и вчера, играют солнечные зайчики, но ничего таинственного в номере уже нет. Яковлев умер от пули из револьвера типа «браунинг», а в стене нами найдена пуля из нагана.

Куликов не спал, когда я вернулся в гостиницу, и рассказал мне обо всех событиях минувшей ночи. Мироныч обнаружил в доме Барышевых целый склад оружия. Семья Барышевых изолирована. На квартире Зинаиды Грониной Куликов задержал двух ее «родственников». Документы у них фальшивые, «легенды» путаные, у обоих изъято оружие. Зиночки дома не было, ночевала где-то в другом месте. Оказалось, что она дочь воронежского помещика, была послана тамошним белым подпольем для связи в штаб Колчака, да так и осталась в Сибири, повенчавшись с поручиком Грониным в омской церкви, — Зина бережно хранила не только свои документы, но и всяческие записки и приглашения. В квартире оставили засаду: Мироныч ругался — людей и так мало. Эксгумация трупа Яковлева дала многое. Доктор сразу же определил, что рана в виске не от пули нагана. Он видел много самоубийц на своем веку и предположил, что выстрел сделан из браунинга среднего калибра. Мнение доктора подтвердил оружейник караульного батальона.

При расследовании убийства следователь трибунала должен ответить на пять вопросов. Сегодня я могу это сделать.

 1. 

Кто убит?

 — Виктор Яковлев, командир роты Надеждинского караульного батальона.

 2. 

Чем?

 — Выстрелом в висок из револьвера типа «браунинг» среднего калибра.

 3. 

Когда?

 — Утром 25 марта 1922 года, между 7 и 8 часами.

 4. 

Кем?

 — Начальником штаба батальона Войцеховским, бывшим гусарским офицером.

 5. 

Зачем?

 — Яковлев был убит, как опасный свидетель, опознавший важных преступников, скрывающихся от правосудия.

Ясно вижу, как замер, сидя в кресле с револьвером у виска, Яковлев. Щелкнул курок, а выстрела нет. Выпала «удача»! Но позади стоит убийца с браунингом наготове. Жизнь Яковлева решено оборвать. Все сделано для того, чтобы преступление осталось нераскрытым. Записка о самоубийстве лежит на столе. В гостинице никого нет. Два выстрела гремят один за другим. Браунинг у виска жертвы: нажат курок — выстрел. Наган еще хранит тепло пальцев умирающего: надо отвести ствол вверх и выстрелить — в револьвере должен быть израсходован один патрон. Быстро открыть форточку, выйти из номера, повернуть ключ в замке и, заметая следы, подбросить ключ под окно.

— Скорей одевайся, идем в Чека! — шумит Мироныч. — Куликов уже там. Интересное дело открылось.

— Да ты садись, Мироныч. Расскажи толком.

— Все узнаешь! — многозначительно бросает он, шагая по номеру.

Удивительная манера у чекистов хранить тайны; ничего на ходу не скажут.

Мироныч молчит, испытывая мое терпение. Только в своем кабинете, тщательно закрыв дверь, он швыряет на стул папаху и, подойдя ко мне, тихо говорит:

— Взяли мы сегодня ночью связного к князю Мещерскому! Куликов сейчас на допросе.

Снимаю шинель и подсаживаюсь к столу. Плохо, что у меня задрожали руки. Князя надо брать мертвой хваткой, чтобы не сделал он больше ни шага.

— Рассказывай по порядку, Мироныч!

— У нас сейчас наблюдение на вокзале усилено, — говорит Мироныч, расхаживая по кабинету. — А я к иркутскому поезду успел из Ладонок. Смотрю, выходит из вагона подозрительный паренек.

— Почему ты обратил на него внимание?

— Этот паренек, — отвечает Мироныч, — крался по нашему вокзалу с остановками да с оглядкой. А в кармане что-то судорожно сжимает. Ясное дело — пистолет. Мы его и замели без шума.

— Он сознался?

— Гонору хватило только на два часа. Мы ведь документы нашли, записку к князю, интересную карту. Ты правильно говорил, что не хотят беляки умирать в одиночку. Заплакал связной, две кружки сладкого чая выпил и начал давать показания.

— У него была явка к Мещерскому?

— Да. Прочти писульку.

Маленький батистовый платочек. Он был вшит в одежду: на уголках остались обрывки ниток. Умеют находить такие цидулки чекисты, — велик был опыт большевистского подполья в царской России. Тонким химическим карандашом на платочке написано:

«Пред. сего юнкеръ Горовой Е. посланъ мною на связь с кн. М. Пол-никъ г/шт...»

Подпись — какая-то закорючка с хвостиком. Внизу оттиснут маленький квадрат с монограммой — «В. В.», наверное, это оттиск фамильной печати.

— Послали этого птенчика из Иркутска. Я уже туда шифровку отправил, — оживленно говорит Мироныч. — Фамилию полковника генштаба он не знает — какой-то «Виталий Витальевич». Но адрес иркутской явки Горовой назвал, перечислил приметы этого генштабиста. Сюда Горовой приехал к князю Мещерскому, ротмистру с бронепоезда «Белая Сибирь». Слыхал о таком князе? Горовой назвал его адрес и пароль явки. Мои ребята уже наблюдают за тем домиком.

Наконец-то попался каратель. Во что бы то ни стало надо захватить Мещерского живым. Будет открытое судебное заседание трибунала, выступят десятки свидетелей, и в том числе сапожник, бывший генерал Яворский. Пусть весь мир увидит лицо сиятельного убийцы. А затем наступит рассвет на обрыве у реки, и прогремит залп...

— Ты что, спишь? — возмутился Мироныч. — Прочти письмо, которое привез связной.

Лист бумаги с желтыми подпалинами. Ясно? Тайнопись молоком: до более сложной химии беляки не дошли. Проявлено горячим утюгом. Древний способ подпольной переписки. Выведено большими буквами:

«Дор. князь! В Приморье худо — япошки драпают. Держите курс на север. В Якутии хорошая обстановка. Мечтаем об «Охотском княжестве». Наши друзья там недалеко — помогут. Только побольше «79»! Двигайтесь по пути, намеченному ВП, — впереди весны. Дайте «малиновый звон» — на всю Европу! Посылаю карту. Храни вас Бог. Ваш В. В.»

— Разобрал? Как ты тянешь! — нервничает Мироныч. — Тут же все ясно. То, что из Приморья уходят японские войска, мы и без этой записки знаем. Плохо, что о кулацких вспышках в Якутии белое подполье услыхало, кадры свои на помощь посылает. Опоздали они малость, но могут убийствами, как «колокольным звоном», тайгу и тундру взбудоражить, малиновой кровью залить снега. Понял? А вот дальше я бы без Куликова не разобрал — тут высокая политика. «Друзья» последних беляков — это американцы. Они согласны помочь, но не бесплатно. Поэтому спрос на «79». Ты знаешь, что это такое? Я тоже не знал, Куликов объяснил. Это золото. Его порядковый номер в таблице Менделеева — семьдесят девять. Ясно?

— А что за путь, «намеченный ВП»? Как американские «друзья» смогут помочь белым? Ведь даже на аэроплане до Якутии не долетишь!

— Какой ты непонятливый! — говорит Мироныч и в досаде крутит свой чуб. — Посмотри карту. Это подарок Мещерскому из Иркутска.

Карта Восточной Сибири и Дальнего Востока. Какие-то пометки возле Байкала, у истоков Лены. Тоненький пунктир к Якутску, вопросительные знаки возле того изгиба Лены, который ближе всего к морю. Город Охотск подчеркнут.