В исключительных обстоятельствах 1979 - Воробьев Борис Никитович - Страница 75

— Теперь я могу уйти?

— Еще один вопрос. Мне кажется, вы не все рассказали о ключах. Ведь вы что-то знаете, верно?

Она покраснела, потом побледнела.

— Нет. Вы ошибаетесь.

— Я так и знал!

— Что... так и знали? — голос ее звучал тревожно.

— То, что вы не захотите отвечать. Ну, дело ваше. С огнем играете, Соня! Боюсь, опалите крылышки. Прощайте!

Я вошел в дом.

В кабинете меня ждали Малинин и незнакомый мужчина с подстриженными «ежиком» седеющими волосами и резкими чертами лица.

— Вы товарищ Братченко? — спросил мужчина. Получив утвердительный ответ, он протянул конверт. Пробежав глазами строчки, я пожал ему руку.

— Наконец-то! Познакомься, Малинин. с товарищем Николаевым, токарем механического завода. Его прислал ревком. Товарищ будет моим заместителем.

Егор выдавил улыбку:

— Очень рад. Мы с ног сбились, вдвоем и вдвоем. А где же гимназер? — спросил он. — Что-то не видать его.

— Вы кстати прибыли, останетесь вместо меня! — обратился я к Николаеву. — Мы с товарищем Малининым уезжаем из Крайска. Сейчас посвящу вас в наши дела.

— Я вполне в курсе. Меня товарищ Волошин информировал.

— И прекрасно! — кивнул я. — Вам нужно срочно связаться с Кольцовым и во что бы то ни стало раскрыть соучастников преступления

* * *

...Ойрот Темир по-прежнему сидел возле костра и курил трубку. Спешившиеся красноармейцы окружили его. Мы познакомились с командиром, молодым парнем в длинной английской шинели.

— Черныш, — назвал он себя.

Я не особенно хорошо сидел в седле и, стесняясь при красноармейцах показывать свое неумение, все внимание устремил на то, чтобы держаться прямо. Кажется, это удавалось. Рядом на рослом в яблоках жеребце важно покачивался Малинин, выглядевший весьма эффектно в гусарской куртке со споротыми галунами, которую надел специально для этого случая. Впереди отряда на низкорослой выносливой кобыле трусил Темир. Его высокая шапка издали бросалась в глаза.

Несколько минут мы ехали по улицам города мимо невзрачных, ободранных домов, со сползшими набок крышами, с покосившимися заборами. Прохожие попадались редко. Завидев вооруженных людей, они поспешно сворачивали в переулки. Из труб в небо отвесно поднимались дымки. Они висели неподвижно, как нарисованные. Это предвещало мороз.

Но вот город остался позади. Открылась ровная, как стол, степь. Вдали белели горы. Ветер швырял в лицо колючую снежную пыль. Всадники двигались гуськом. Темнело. Малинин сосредоточенно курил цигарку за цигаркой, ловко сворачивая их на морозе одной рукой. Вскоре к нам присоединился Черныш. Он оказался разговорчивым, и через полчаса я уже знал всю его биографию: родился в семье рабочего, на заводе участвовал в стачке, записался в Красную гвардию, дослужился до взводного...

— Что, Темир, долго ехать? — спросил я, пробравшись в голову отряда.

— Нет, какой долго, не успеет лошадь вспотеть, будем в стойбище Алпамысова. Вон сопка, за ней юрты увидим, — улыбнувшись, ответил он.

Красноармейцы подтянулись, стали поправлять винтовки. Когда до сопки оставалось метров триста, Черныш дал команду пустить коней в галоп. Вихрем вылетел взвод на заснеженное плато, но... красноармейцам пришлась осадить разгоряченных лошадей. На грязном снегу виднелись лишь следы оленьих копыт, конский помет и черные пятна давно погасших костров. Предгорье было безлюдно, дико. Ветер катал по обледеневшему пасту холодные головешки

Темир припал к шее жеребца, завизжал, начал рвать на себе волосы и бить кулаками по лицу.

— А-а, старая лиса учуяла, что крупный зверь к берлоге подходит, откочевала на перевал! Много спал Темир, долго ехал, плохой Темир! — кричал он, не утирая крупных слез, катившихся по грязным щекам.

— Куда откочевал-то, говоришь? — деловито спросил Малинин.

— За Белую гору! — ответил ойрот, указывая на горизонт. Там расплывалась в сумерках круглая вершина.

— Сколько верст?

Темир смотрел на него тупо, не понимая.

— Ну, к утру приедем?

— Да, да! — испуганно закивал пастух. — Раньше, чем звезды зажгутся, увидим мы его юрту!

Совещались недолго. Малинин настаивал на том, чтобы продолжать преследование. Командир взвода поддержал его. Мне тоже не хотелось возвращаться в Крайск, несолоно хлебавши. «Там Николаев! — подумал я. — В случае чего, не хуже меня распорядится».

И мы снова двинулись вперед.

Рассвет встретили высоко в горах. Усталые лошади медленно шли по узкой тропинке, вырубленной в почти отвесной скале. В пропасти клубился белый туман. Шерсть животных, тулупы бойцов, штыки — все покрылось мохнатой изморозью. У многих побелели носы, щеки. Черныш то и дело покрикивал:

— Лицо обморозил! Смотри, лицо обморозил!

И красноармеец, спешившись, набирал в горсть сухой, колючий снег.

— Ну, скоро? — уже не в первый раз спрашивал я у проводника. Тот немилосердно дергал повод, успокаивающе бормотал:

— Совсем близко, начальник!

Мы долго спускались гуськом по крутой тропе, каждую минуту рискуя сорваться в ущелье. Солнце стояло высоко, когда мы очутились на плоскогорье. Оглянувшись, Черныш с отчаянием воскликнул:

— А, черт его дери!

Перед нами было брошенное кочевье. Та же картина, которую мы видели вчера: истоптанный снег, потухшие костры. Только тут головешки еще дымились. Малинин подъехал к Темиру и уставился на него, поигрывая плеткой:

— Ты что, шутки шутить вздумал?

— Оставь его! — вмешался я. — При чем тут он?

Опустив голову, Темир молчал.

— Что будем делать? Возвращаться? — спросил я Черныша.

— Зайсан ушел вперед один переход! — азартно закричал пастух, брызгая слюной. — Эта дорога совсем легкий, но длинный. След в след идти будем, догонять не будем! Прикажи, начальник, охотничьей тропкой поведу, узкая тропа, но шибко короткая, не успеет Алпамысов костры разжечь, мы ему в глаза смотреть будем!

— Веди! — закричал Малинин, заламывая папаху. — Веди, язви его в душу! — Он взлетел в седло, тронул поводья, но тут Черныш вежливо и решительно сказал:

— Люди обогреться, отдохнуть должны, товарищ Егор.

— А вот мы их самих спросим, — подмигнул Малинин и обратился к красноармейцам: — Товарищи! Как — догоним буржуя или животы будем у костра греть?

— Едем дальше! Чего там! Быстрей догоним, быстрей домой вернемся! — смеясь, отвечали бойцы.

И снова потянулись горы, ущелья. Мы на ходу жевали мерзлый хлеб и твердую, как камень, тарань. Еле заметная тропка змеилась по самому краю обрыва. Лошади не могли идти, копыта скользили. Пришлось спешиться и вести их на поводу. Багровый шар солнца уже коснулся гребня горы. По ущелью протянулись длинные фиолетовые тени, когда впереди показался узкий деревянный мостик, переброшенный через глубокую расщелину. На той стороне к самому мосту подступал густой кустарник, укрытый снегом.

— Шибко медленно шагай надо! — озабоченно предупредил Темир и ступил на мостик. Вслед за ним потянулись красноармейцы. Малинин, отстав, присел на снег и стал перематывать портянку.

Мы с Чернышом были уже на мосту, когда вдруг что-то гулко бухнуло и рассыпалось, словно горох по железному листу. Я не сразу сообразил, в чем дело. А когда понял — было уже поздно. Устроив в кустах засаду, бандиты поливали мост пулеметным и ружейным огнем.

Конь подо мной захрапел и стал валиться набок. Я успел заметить залитое кровью лицо Черныша, нашего проводника, выглядывающего из-за кустов, вставшую на дыбы лошадь Малинина и его самого, быстро ползущего на животе прочь от моста.

Я успел ухватиться за край и повис над пропастью. Настил был сделан из досок, положенных на два дерева, ветки которых переплелись так, что за них можно было ухватиться и продержаться некоторое время. С трудом подтянув ноги, я спрятался под мостом. Над головой слышались топот, крики. Я раскачивался, вцепившись и пружинившие ветки. Они все больше сгибались под моей тяжестью. Вниз я не смотрел. В голове не было ни одной мысли...

Постепенно шум стал стихать. Еще несколько минут слышались стоны, но выстрелы оборвали их. Подбежав к мосту, бандиты прикладами сталкивали мертвых и раненых красноармейцев в ущелье.