Отряд - Посняков Андрей - Страница 43

- Да уж, - Иван спрятал улыбку. - К тебе, пожалуй, пристанешь.

Выпроводив Прохора, помощник приказа дьяка разбойного, сняв сапоги, заходил по горнице, в которой в последнее время жил один, - Прохор был в монастыре, а Митька ночевал на Стретилове, в усадьбе бабки Свекачихи, к которой Иван чувствовал сильный интерес, особенно после доклада Митрия о некоем Ваське Москве - неведомо где сгинувшем «деловом человеке». Не этот ли Васька подстерегал с двумя самострелами Прохора на берегах Вяжицкого ручья? И что с трупом этого незадачливого убийцы? Унесло в Тихвинку, выбросило на берег? Эх, черт! Надо было раньше поинтересоваться утопленниками. Ничего - пожалуй, и сейчас еще не поздно. Но пока в первую очередь - Паисий, судебный старец. Интересно, чем он так напугал московского купца Акинфия Козинца? И продолжает ли расследование дальше? Наверное, да. По крайней мере, должен. Убийство таможенного монаха - это вам не шуточки. Итак, сойтись с этим Паисием поближе. Лучше всего - на почве книжности. Как именно - придумать. С утра придет Митька, с ним и покумекать, парня не зря Умником прозвали - голова варит, аж пар идет! Господи, как хорошо, что на пути встретились эти двое - Митька и Прохор. Местные, все вокруг знают. Митька - ум, Прошка - сила. Как было бы трудно без них!

Книжная лавка купца Ерофея Остратова находилась на большом гостином дворе, сразу же за рядами суконников. Остратов, как и любой другой купец, естественно, торговал не только книгами, но и лесом, и пенькой, и воском, и многим другим товаром. А книги - это уж были так, для души. Да мало кто и покупал - товарец-то не дешевый. Гости заморские изредка брали, старосты - пыль в глаза пускать, - ну и монастырские, из высшей братии, уж те частенько наведывались, как, к примеру, отец Паисий, судебный старец. Любил отче в книжицах покопаться, дед Кузема, приказчик остратовский, ему завсегда рад был. Вот и сегодня с утра ждал старца Кузема, уж все глаза проглядел - давненько не захаживал отец Паисий. Да и сегодня что-то не было. Зато другие были. Один - высокий красивый юноша в зеленом бархатном полукафтанье давно уже рассматривал все подряд книжицы, вопросы дельные задавал, книжника издалека видать, то деду Куземе зело приятственно было. Второй посетитель оказался немцем - длинный, худой, белоголовый - судя по засаленному платью, из простых - кормщик или приказчик. Говорил по-русски смешно, но правильно - видать, из свейской немчуры парень. Первый-то посетитель, вьюнош кареглазый, вскорости и ушел, а этот, вишь, остался, огляделся да принялся про книгу какую-то выспрашивать.

- Так что за книга-то? - выпытывал дед Кузема. - Евангелие, Месяцеслов аль светская какая книжица?

- Светская, так, - закивал свей. - Авантюра. Рабле, Франсуа Рабле - «Пантагрюэль».

- Хм, - дед пожал плечами. - Пантягрюель какой-то. Не, не бывало такой книжицы.

- А купить, купить? - Свей пощелкал пальцами. - Никакой отрок не продавал?

- Отрок? - удивился торговец. - Да нет, не бывало такого. А книжица-то чудна! Чай, не русская?

- Француз автор. Вот что, дед… - Посетитель снова осмотрелся, как будто лавка была полна людей. - Нельзя ли вызнать хоть что-нибудь про эту книжицу? Очень уж она хозяину моему нужна, за деньгами б не постоял.

Кузема солидно кивнул:

- Поспрошаю… Книгочеев на посаде не так уж и много.

- Вот-вот, и я про то говорю! - обрадовался свей. - Может быть, и есть у кого эта книга. Запомнил автора? Рабле, Франсуа Рабле.

- Да запомнил, чего уж, - дед усмехнулся в бороду. - Чего не запомнить? Рабле - хранцузский немец.

- Ну, хорошо. - Посетитель достал из кошеля деньгу, протянул деду. - Это тебе задаток. А я наведаюсь дня через три.

Едва странный посетитель ушел, как в лавке наконец появился давно ожидаемый отец Паисий.

- Ой, слава Господу, отче! - не скрывая радости, бросился к нему дед Кузема. - Давненько не захаживал, святой отец. Я уж, грешным делом, подумывал - не случилось ли чего? Вот, новое Евангелие имеется, могилевской печати, с картинками, а из латынных книг - сам смотри, отче, я ведь поганых наречий не ведаю.

- Не стоит хулить чужое, Кузема, - попенял монах. - Латынцы, бывает, и неплохие книжицы пишут. Давай-ка, показывай свои закрома!

Кузема и рад стараться. Про просьбу недавнего свея тоже не забыл - уплачено! - исподволь осведомился насчет Рабле.

- Рабле? - удивился Паисий. - Нет, о такой книжке не слыхивал.

Ну, не слыхивал так не слыхивал, дед пожал плечами. Отобрав для монастыря пару книжиц, Паисий расплатился серебром и, выйдя из лавки, подозвал служку. Тот и протянул уже было за покупками руки… Да вдруг из-под суконного рядка, словно черт, выскочил шпынь - хвать книжицу, и бежать со всех ног, только пятки засверкали.

Паисий на миг дар речи потерял от такой наглости - не кого-нибудь, его, судебного старца, ограбили! Да как нахально-то - оттого и обиднее. Ну, тати поганые, ну, подождите…

Нерасторопный служка повалился в ноги:

- Прости Христа ради, батюшка, не уследил.

А уже по всему рядку заорали:

- Лови татя, держи! Эвон он, эвон, рыжий! К реке побежал.

- Не, к реке - это Игнатка-сбитенщик, уж он красть не станет.

- Лови, лови рыжего!

По всему торжищу вдруг бросились врассыпную мальчишки. Все одновременно, словно бы кто знак подал. А и подал - но об этом те, кто ловил вора, не ведали. Шум, гам, суета, пыль под ногами вьется. Глянь - а в пыли уже и сукна, и серебряного ряда товар.

- Какой же гад рядок-то перевернул, православные?!

- Уж я того гада!..

- Лови, лови, во-он он!

- Да где?

- Да эвон, у паперти! Бежит! А чего честному человеку бежать? Не с чего!

- Так вон и этот бежит! И тот…

Суета. Так никого и не поймали… Не поймали б, если б не красивый юноша, блондин с карими блестящими глазами в полукафтанце зеленого бархата, серебряной плющеной проволочкой - битью - украшенном. Видать, его-то и сбил с ног ворюга! Ничего, встал молодой вьюнош, ноги от пыли отряхнул, в правой руке - книжица. Подошел к Паисию, поклонился в пояс:

- Не твоя ли, святой отец, книжица?

- Моя, моя! - Уж как обрадовался судебный старец, перекрестился. - Ишь, сподобил Господь удержать татя.

- А татя-то я как раз и упустил, - виновато признался юноша. - Вот, книжку только удалось отнять.

- Ничего, ничего, - Таисий замахал руками. - Пес с ним, с татем. Какого, молодой вьюнош, роду-племени? Как звать-величать?

- Иван, приказчик архангельский.

Так и познакомились, разговорились. Слово за слово, Иван старца к себе на постоялый двор пригласил, есть, мол, одна книжица. Правда, обгорелая вся, зато, говорят, редкая. Редкая? Вот тут и запал старче! Хотя какой там старче? В самом соку мужчина. Татя вот только пропустил, ну, так уж это от удивления - кто ж знал, что посмеют вот так, нахально…

Завидев судебного старца, чернец Аристарх - тот, что приглядывал за постоялым двором на Береговой, - сначала удивился, а потом сразу растянул губы в улыбке и, поклоняясь, приветствовал:

- Здрав буди, отче.

- И тебе не хворать, - кивнув чернецу, Паисий важно прошествовал в гостевую горницу. Идущий впереди Иван с удовольствием отметил свой поднявшийся в глазах Аристарха статус. Чернец прямо-таки пожирал постояльца глазами. И правильно - не к каждому приказчику судебные старцы в гости жалуют, далеко не к каждому!

- Ну, показывай твою диковину! - как любой занятый человек, отец Паисий не стал тратить время на предисловия.

Иван улыбнулся, кивнул, вытаскивая из сундучка обгорелую книжицу.

- Угу… - Старец хмыкнул, прочел вслух титульную страницу: - Франсуа Рабле. Э! Да не иначе как про эту книжицу меня сегодня Кузема расспрашивал!

- Кузема? Торговец? - удивился Иванко. - А что именно расспрашивал?

- Да так, - святой отец отмахнулся, жадно пожирая глазами текст. - Неплохо написано, - сказал он несколько погодя. - Смешно и неглупо. Ты чего так смотришь, вьюнош Иван? Нешто дивишься, что знаю французскую речь?