Люди, горы, небо - Пасенюк Леонид Михайлович - Страница 5

Видимо, тщеславие не моя болезнь. Ведь вот, честное слово, у меня и в мыслях не было стать кандидатом наук – по крайней мере в те годы, когда это случилось. Изобрел я один прибор, кстати не первый в моей жизни. Он улучшает качество аэрофотосъемки с большой высоты. Конечно, я не случайно его изобрел. Уже на первом курсе политехнического института меня заинтересовало некое явление в физике, именуемое у специалистов эффектом Винна. Я перечитал кипы технической литературы преимущественно на английском – родина эффекта Англия. В Ленинской библиотеке ко мне так привыкли, что библиотекари, чаще всего девчонки, прозвали меня в конце концов Эффектом Винна. Стоило мне появиться в зале – и они уже шушукались, пугая друг друга: сейчас, мол, Эффект Винна даст нам жару своими заявками, добавит беготни.

Я не могу рассказать, в чем существо моего маленького открытия, основанного на действии этого эффекта. Но оно позволило мне сконструировать прибор, а вскоре после этого была издана моя брошюра для служебного пользования. Ознакомившись с ней, мои коллеги заявили, что я законченный кандидат или даже доктор. Мне не нужно писать диссертацию – она у меня уже есть: брошюра… Мне остается только одно – защищаться. И я волей-неволей принял боевую стойку. А вообще вид у меня был тогда далеко не боевой – мурашки по спине бегали. Но ничего, обошлось.

Защита прошла как будто успешно, хотя доктора мне не дали. Действительно, вроде бы еще рановато. Откровенно сказать, я не рассчитывал даже и на кандидата, но, видно, эта моя брошюра и впрямь что-то значила.

Вскоре после защиты ушла Ирина, хотя у меня намного повысился заработок да и отпускных дней набегало за «кандидатство» куда больше. Но сколько бы их ни было, на долю Ирины досталось бы маловато. Она так и подумала. Она знала мою натуру.

Так вот – мастера! Звание, знаете ли, обязывает. Но и мастера не боги, они не гарантированы от неприятностей в горах. Горы дураков не любят, но и умных они зачастую не щадят.

Я знаю одного заслуженного мастера спорта – это действительно выдающийся альпинист. Так вот однажды он выбрал для ночевки на первый взгляд вполне благополучное местечко. А утром прошел несколько шагов от палатки в сторону и вдруг почувствовал, что ледоруб легко скользнул вниз. Он его выдернул и отпрянул: в узкой дыре были видны… леса Сванетии! Оказывается, палатка стояла на довольно тонком карнизе, и только чудом восходители не провалились.

Вот что такое горы, когда они смеются. Но иной раз, смотришь, они не прочь и поиздеваться над смельчаками, посягнувшими на их вершины. Однажды с четырьмя альпинистами произошел редчайший казус. Они опоздали спуститься в лагерь в дневное время и вынуждены были спускаться ночью, преодолевая при этом скальную вертикаль, переходящую в плоскость. Есть такой способ Бауэра для подобных стенок: надеваешь кошки, берешь в руки по скальному крюку и, цепляясь попеременно то кошками, то крюками за неровности скалы, вроде бы на четвереньках спускаешься. Что и говорить, работенка незавидная. Кто-то из ребят посмотрел вниз и вдруг увидел между ногами звезды. Он подумал, что либо обалдел от усталости и ему^же что-то мерещится, либо форменным образом сходит с ума. Между тем все они давно ползли на четвереньках не по стенке, а по плоскости, уже не соображая этого.

При смутном свете нарождающейся луны мы наблюдали -за ними, онемев, и не могли взять в толк: уж не медведи ли это или еще какие-нибудь звери? И чего они там топчутся?.. Мы не решались спугнуть их криком.

Горы шутят и даже издеваются. Но горы и мстят. Они ужасны в гневе. В одиночку с ними не сладить (хотя известен единственный в мировой практике случай, когда одиночка покорил не просто случайную какую-нибудь вершину, а исполинский семитысячник Памира, высшую точку страны; в сущности, тот одиночка не был даже альпинистом, он работал в экспедиции завхозом; и хотя он погиб при спуске и нам неясны мотивы его странного подвига, перед столь незаурядным мужеством и силой духа остается лишь склонить голову). Нет, в одиночку в горах нельзя, на них нужно наступать лавиной, массой. Научите нас приемам, которыми владеете в совершенстве, мастера. Но не очень-то задавайтесь. Перед лицом гор эго по меньшей мере бестактно.

На занятиях по скалолазанию получаю высший балл – значит, не прошел без следа старый опыт, есть еще порох в пороховнице!

Наблюдаю за товарищами: у них результат немного хуже. Правда, шустро преодолел стенку длинный Петр Ухо, горло, нос. Оборотистый, видно, парень, семижильный. Шахтер…

На что уж Тутошкин крепок и сбит, но здесь он в иные минуты выглядит совсем беспомощно. Вот и сейчас – сорвался и повис на страховочной веревке, как марионетка. А чтобы опять ухватиться за выступ скалы, нужно раскачать себя, что он и делает, побагровев от натуги. Кошки время от времени жалко царапают скалу.

Пробует шутить:

– Тут держишься, как на проклятье: того и гляди загремишь в тартарары.

Но Тутошкин упрям и, покачавшись маятником, все равно взбирается наверх.

Самедовой тоже не везет. Сорвавшись, она долго описывает амплитуды и не может ухватиться за ближайшую скальную закорюку.

– Подсади-и…

Она просит именно меня, а не Кима или Тутошкина.

Волна внезапной нежности к ней и благодарности за то, что она именно мне дает возможность ей помочь, распирает грудную клетку.

Я легко подсаживаю Катю.

Она кивает мне уже сверху вместе со вздохом облегчения: мол. все в порядке, спасибо.

Нас тренируют усиленно, не давая роздыху.

После того как мы одолели скалу и каждый в отдельности прошел вокруг нее траверсом чуть ли не во взвешенном состоянии (страхуясь при помощи крючьев и веревки), начинается отработка спуска. Опять все с той же скалы.

Есть такой способ спуска – дюльфером. Если потренироваться. он несложен. Прежде всего становишься лицом к скале. Схватываешь веревочной петлей какой-нибудь выступ, пропускаешь затем веревку между ног, как бы садясь на нее, выводишь наперед и перебрасываешь через плечо. Конечно, для страховки нужно пристегнуть ее к грудной обвязке скользящим узлом. Как будто хитро, если на словах. А на деле сидишь себе, скрученный этой веревкой, и только легонько потравливаешь ее, пока не достигнешь подножья.

Однако Янковская при первой же попытке непостижимым образом переворачивается вниз головой и, обжигая о веревку руки, пронзительно крича кому-то: «Страхуй меня всю!», мешком шлепается на устланный прелыми иглами грунт.

Думаю, к тому времени, когда ей действительно понадобится для спуска дюльфер, она его отработает как следует. Новичкам знать его нужно, хотя воспользоваться на практике не придется.

Сегодня инструктор у нас – учительница из Киева, Ольга Семеновна, перворазрядница. Обидно, что она чем-то сродни Беспалову. Она долго и сосредоточенно орет на сникшую Янковскую, такая красивая, такая даже элегантная в своем черном тренировочном костюме. Не утерпев, я что-то говорю в защиту проштрафившейся.

Ольга Семеновна тотчас бросает свою жертву и оборачивается ко мне. Ее глаза – раскаленные угли. Вся она как черная пантера перед прыжком (если допустить, что в природе существует пантера столь мрачного цвета; кажется, да).

Она знает, что я был разрядником, она это вовремя вспомнила – и если хотите, солидарность истинного спортсмена не позволяет ей обрушить на мою голову поток грохочущих, далеко не блистательных ругательств. Я не завидую ее школьникам.

Говорю, однако, как можно мягче:

– Вы были бы выдающейся альпинисткой и неотразимой женщиной, если бы не ваш темперамент, Ольга Семеновна. Он вас погубит.

Ким становится между нами и с достоинством басит:

– Зачем зря сотрясать атмосферу, товарищи?

По натуре он миротворец. Непротивленец злу. О таких говорят: «Мне война как нож козлу». Но, может, это даже к добру, потому что опасно было бы высвобождать на волю случая ту грозную силовую энергию, которая, несомненно, в нем таится. Природа мудро распоряжается подвластными ей существами.