Энциклопедия заблуждений. Третий рейх - Лихачева Лариса Борисовна - Страница 57

Доктор исторических наук М. И. Семиряга, написавший около десятка научных работ на тему предвоенного политического кризиса, утверждал, что советское руководство в политическом и моральном плане было больше подготовлено к сговору именно с Гитлером. Исследователь в хронологическом порядке восстанавливал важнейшие шаги СССР и Германии, сделанные навстречу друг другу с осени 1938 года. Он считал, что немецкое посольство в Москве уже в первые дни после заключения Мюнхенского соглашения предвидело возможность изменения внешней политики СССР. Поэтому 3 октября 1938 года консул Типпельскирх докладывал своему берлинскому руководству следующее: «Обращаясь к области политического прогноза, нельзя отказываться от мысли, что Советский Союз пересмотрит свою внешнюю политику. Я не считаю невероятной гипотезу о том, что современное положение открывает благоприятные возможности для нового и более широкого экономического соглашения Германии с СССР».

В Берлине решили проверить догадки своего советника и в качестве пробного шара предложили прекратить нападки в прессе и на радио на руководящих деятелей обеих стран. Советская сторона незамедлительно согласилась, и в октябре 1938 года между послом Третьего рейха в Москве Шуленбургом и наркомом иностранных дел СССР М. М. Литвиновым была достигнута соответствующая договоренность.

После этого немцы проявили недюжинную заинтересованность в том, чтобы «реактивизировать» торговлю с СССР. Шуленбург сообщил в Берлин, что он намеревается встретиться с председателем Совнаркома В. Молотовым для решения проблем, осложняющих немецко-советские отношения. Это было связано с тем, что именно в конце 1938 года истекал срок торгово-экономических договоров между гитлеровским государством и Союзом. 22 ноября в Москве состоялась встреча представителей Наркомата внешней торговли СССР с недавно прибывшим в Москву руководителем восточноевропейской референтуры отдела экономической политики МИД Германии К. Ю. Шнуре. По ее итогам страны подписали взаимовыгодное торговое соглашение. Тем самым они, во-первых, укрепили связи, наметившиеся после 5-летнего перерыва в отношениях, а во-вторых, определили новый вектор сотрудничества — экономический.

Для того чтобы продемонстрировать другим государствам сближение СССР и Германии, Гитлер на дипломатическом приеме 12 января 1939 года в течение нескольких минут тет-а-тет беседовал с советским полпредом А. Ф. Мерекаловым. Раньше фюрер не делал ничего подобного, поэтому для искушенного дипломатического корпуса это был однозначный сигнал: период отчужденности между Страной Советов и Третьим рейхом закончился. Тем более что странная беседа проходила без участия переводчика, а советский политик почти ничего не понимал по-немецки. Как пишет украинский историк Анатолий Трубайчук, Гитлер говорил, что он протягивает руку и имеет намерения расширить горизонты немецко-советской дружбы. Косвенным подтверждением того, что Союз и Германия, даже говоря на разных языках, достигли консенсуса, стали и речи фюрера: в его выступлениях от 30 января и 28 апреля 1939 года не содержалось обычных в прошлом нападок на Страну Советов и ее внешнюю политику.

СССР правильно понял намеки — с весны 1939 года контакты советских дипломатических представителей с немецкими приобрели такой же активный характер, как с английскими и французскими. Руководители Германии заявляли о желании «возродить дух Рапалло», напоминая о том, как две страны помогли друг другу выйти из международной изоляции и возродить свою экономику после Первой мировой войны и революций.

Постепенно от взаимного зондирования возможностей улучшения отношений СССР и Третий рейх перешли к конкретным шагам. Советский Союз получил согласие на продолжение выполнения военного заказа чешскими заводами «Шкода», которые с марта 1939 года стали собственностью Германии. Кроме того, как докладывал наркому иностранных дел советский поверенный в делах (а позже — посол в Германии) Астахов, немецкая пресса четко выполняла свои обязательства перед СССР в отношении информационного перемирия. В частности, он отмечал: «Исчезла грубая ругань; советских деятелей называют по имени с указанием занимаемой должности без добавляемых прежде оскорбительных эпитетов». Сталин в ответ на эту «любезность» попытался опровергнуть высказывания западной прессы о якобы имеющихся у Гитлера планах присоединить к Карпатской Украине, которую фашисты силами своих сателлитов в то время уже практически оккупировали, Советскую Украину. Он обвинил английские, французские и американские СМИ в том, что они провокационно и безосновательно подняли «подозрительный шум», приписав планы «отдельных сумасбродов в Германии» официальной политике Гитлера. Отец всех народов констатировал, что «западные журналисты имели своей целью поднять ярость Советского Союза против Германии, отравить атмосферу и спровоцировать конфликт с Германией без видимых на то оснований».

В Третьем рейхе оценили «словесный реверанс» Сталина и поняли, что пришло время начинать предметный разговор. Тем более что очень обнадеживали кадровые перемены в Наркомате иностранных дел. 3 мая 1939 года Литвинова, который был сторонником продолжения переговоров СССР с Англией и Францией, сняли с поста наркома, а на его место назначили прогермански настроенного Молотова. После этого в ведомстве прошла чистка, в ходе которой всех «неправильно» сориентированных дипломатов сменили приверженцы возрождения «духа Рапалло». Третий рейх не скрывал своего удовлетворения этими изменениями, что явно прослеживалось в переписке Шуленбурга с министром иностранных дел Германии И. Риббентропом. Кроме того, о начавшемся крене в сторону Германии свидетельствовали и донесения немецкого посла в Турции Франца фон Папена: «Отставка Литвинова и замена его мало осведомленным в ведении международных дел Молотовым может означать только одно: отныне Сталин сам будет руководить внешней политикой». Политиков же других западных стран отставка Литвинова удивила. Хотя, если присмотреться повнимательнее к дипломатическим маневрам Кремля, она была вполне предсказуемой.

В течение июня-июля 1939 года отношения между СССР и Германией носили выжидательный характер, при этом в Третьем рейхе внимательно следили за ходом англо-франко-советских переговоров. А эти переговоры тем временем «пробуксовывали»: делегации Великобритании и Франции отказывались одновременно подписывать политические и военные соглашения, не желали убеждать правительство Польши в необходимости предоставления «коридора» для вхождения Красной Армии «в соприкосновение с агрессором», да и вообще — не проявляли стремления к достижению консенсуса. Поэтому было принято решение сделать 10-дневный перерыв — со 2 по 12 августа. Возобновить переговоры планировалось в присутствии военных делегаций.

Вот этой-то паузой и воспользовалась Германия. 2 августа Риббентроп пригласил к себе советского посла Астахова и целый час излагал ему свою точку зрения на советско-германские взаимоотношения. Он заявил, что основной предпосылкой для их нормализации должно стать обязательство не вмешиваться во внутренние дела другой стороны. Министр иностранных дел Германии изложил советскому послу программу немецкого правительства: во-первых, подписать новые торгово-кредитные договоры, во-вторых, наладить отношения по линии прессы, культурных связей, а также по созданию взаимного уважения. После этого можно перейти к третьему этапу — политическому сближению. «В остальном, — сказал Риббентроп, — мы считаем, что между нашими странами нет противоречий на протяжении всего пространства от Черного моря до Балтийского». 3 августа Шуленбург посетил Молотова и прямо заявил, что Германия не будет возражать против реализации интересов СССР в Прибалтике и Польше. При этом он подчеркнул, что если Советский Союз войдет в какие-либо соглашения с другими европейскими странами, то ситуация может измениться. Таким образом, руководство Третьего рейха однозначно дало понять Сталину, что оно в большей степени готово к переговорам, нежели Англия и Франция.