Сокровища - Кингсли (Кингслей) Джоанна - Страница 103

На миг у Пит появилась мысль поскорее уйти. Она ничего не имела против попытки поддержать добрые отношения с Марселем, но боялась сцены, которую могла устроить Андреа из-за своей бессмысленной ревности. Взрывоопасная ситуация усугублялась враждебностью между Андреа и ее отцом.

Отступать было некуда, и их пути пересеклись.

Едва Марсель обратился с приветствием к Пит, как Антонио Скаппа взорвался.

— Думаю, ты явилась сюда, чтобы подначивать своего дружка взвинчивать цену на все, что я надеюсь купить.

Марсель попытался вмешаться.

— Синьор Скаппа, не устраивайте сцену, пожалуйста. Вы и ваша дочь, конечно, можете уладить вашу…

— У меня нет дочери. Она предательница, — зарычал на Марселя Скаппа. — Вам бы пришлось продать мне фирму после смерти отца, если б не ее помощь.

Запоздалый комплимент, но большей похвалы она никогда не получала от отца прежде.

— Я могла бы так же хорошо поработать на тебя, если б ты позволил.

— Мне не нужна твоя помощь, — отрезал Антонио.

— Тогда, возможно, тебе нужна ее? — парировала Андреа, бросив взгляд в сторону Пит.

Антонио ничего не произнес в ответ, но посмотрел на Пит, приподняв бровь, словно идея только что внедрилась в него.

Пит быстро вступила в разговор, чтобы отстраниться от враждующих сторон.

— Я не заинтересована работать ни на кого из вас, а только на Себя.

Злобный взгляд Антонио перескочил с Пит на Андреа и обратно.

— Возможно, когда-нибудь вы передумаете. — Он еще раз посмотрел на дочь и Марселя. — Нам нечего больше сказать друг другу.

— Возможно, мы утром уладим наши споры, — предположила Андреа, — цифрами вместо оружия.

Антонио заметно покраснел и пошел прочь из отеля, не проронив больше ни слова. Пит видела, что Андреа с трудом сдерживала себя.

— С тобой все в порядке, cherie? — спросил Марсель, обняв ее рукой.

— Он мой отец, но он настоящий ублюдок. Мне пора бы привыкнуть к этому. — Потом она заставила себя улыбнуться Марселю.

Пит поразило, что они на самом деле выглядели счастливыми, что и соответствовало действительности. Они только что отметили свою первую встречу в этом отеле, проведя в постели часы, которые показали им обоим, что они принадлежат друг другу. Пока.

Андреа повернулась к ней.

— Итак, ты немного распускаешь крылышки, Пит. Тебя привели сюда твои интересы? Или ты покупаешь для кого-то?

— Cherie, ты знаешь, задавать такие вопросы — дурной тон, — сделал ей замечание Марсель.

— Все в порядке, — спокойно ответила Пит. — Я бы сама спросила вас об этом, если б надеялась получить ответ.

Андреа улыбнулась.

— Почему бы тебе не присоединиться к нам на этом балу, Пит? Я бы представила тебя.

Пит ощутила в замечании Андреа некоторую резкость. Она демонстрировала, что связи были ее. К тому же этот шаг вперед в их отношениях удивил Пит. Андреа даже искала ее общества. Теперь, когда им больше не приходилось находиться ежедневно под одной крышей, и она крепче ухватилась за Марселя, Андреа смогла расслабиться и относиться к ней с профессиональным уважением.

Но Пит отрицательно покачала головой.

— Не думаю, что мне это понравится.

Они распрощались. Когда Пит стояла у лифта и наблюдала, как они влились в поток людей, направляющихся в танцевальный зал, она с удивлением обнаружила, что испытывает прилив сочувствия к Андреа. Должно быть, нелегкой была ее жизнь с таким отцом, как Антонио Скаппа. Однако Андреа поднялась над этим, доказала, на что способна, стала незаменимой помощницей человеку, которого она по-своему любила.

Пит пришла в голову мысль, что не так уж невозможно, что в один прекрасный день они станут друзьями. Даже сейчас, возможно, потому, что они обе поднялись над превратностями трудного детства, она почувствовала странное родство с ней.

Дороти Фиск Хейнс — для ее друзей Дотти — начала свою карьеру юной проституткой во время серебряной лихорадки в Криде, в Колорадо. К пятнадцати годам среди ее друзей были Кэлемити Джейн, Бэт Мастерсом, даже пара парней из шайки Джеймса. Накануне ее шестнадцатилетия один из ее лучших клиентов напал на рудную жилу и потащил Дотти к священнику. Золото вдохновляло людей на беззаконие, и свое семнадцатилетие юная Дороти встретила вдовой-миллионершей в поезде, уносящем ее в Нью-Йорк.

Когда она приехала, Медисон Фиск только что сколотил свой второй миллион в железнодорожном бизнесе. И хотя он строил дом на Пятой авеню, однако не был еще слишком респектабельным, чтобы его могла шокировать молодая богатая вдова, которая выглядела как ангел, а выражалась как шахтер.

Во время их долгого брака богатство четы увеличилось и, когда в 1955 году мистер Фиск умер, у Дороти было столько денег, что она не надеялась сосчитать их, и столько драгоценностей, что не хватало шкатулок для их хранения. Говорили, что изумрудные колье лежат у нее в коробках из-под обуви, рубины покоились в пепельницах, а жемчужное ожерелье, которое ей надоело, использовалось в качестве ошейника для ее собаки.

Крепкая здоровьем миссис Фиск Хейнс удалилась в Монте-Карло, где дожила до девяносто восьми лет, проигрывая за ночь крупные суммы денег в казино, усыпанная драгоценностями, а днем доставляла ювелирам всего мира удовольствие своими постоянными покупками. Она знала всех и никого не боялась.

Одного не было у Дотти — ребенка. Без наследника все ее драгоценности будут выставлены сегодня утром в танцевальном зале «Бо Риваж» на аукцион. Вся коллекция принесет огромное состояние, а тот факт, что все оно пойдет на благотворительные цели — детская больница в Колорадо и приют для немощных женщин в Нью-Йорке, — похоже, поднимут цены еще выше.

Без четверти одиннадцать во вторник зал отеля был уже переполнен. Хорошо известные представители корпораций, отпрыски старых банкирских семей, европейские аристократы сидели рядом с такими же богатыми, но анонимными бизнесменами, арабские шейхи в разлетающихся одеяниях, представители королевской семьи, которая не могла явиться лично, и все основные дилеры из Нью-Йорка, Парижа и Лондона.

Около подиума аукциониста привлекательные молодые мужчины и женщины в простых черных костюмах ожидали у двойного ряда телефонов, где серьезные участники аукциона, которые не смогли приехать в Женеву, будут предлагать по ним свою цену. Высоко на передней стене висел экран, на котором будут демонстрироваться цветные слайды каждого лота, когда наступит его очередь. Большой щит рядом с ним будет фиксировать список предложенных цен в шести валютах.

Прийдя на час раньше, Пит зарегистрировалась, и ей была дана табличка с номером для участия в аукционе. Потом она прошла вдоль пуленепробиваемых витрин, выстроившихся по краю зала. Каждый стенд был под защитой вооруженных охранников, хотя Пит понимала, что это только видимая часть гораздо большей системы безопасности.

Когда она разглядывала невероятное разнообразие украшений и несколько больших камней, для которых у Дороти Хейнс так и не нашлось времени сделать оправу, а может, просто не было желания, Пит с удивлением обнаружила, что думает о своей бабушке, о драгоценностях Коломбы. Такая же легендарная, как у Дотти, коллекция ее бабушки считалась более значительной. Возможно ли это, что драгоценности из одного клада перейдут в другой? Когда дело касалось приобретения драгоценных украшений, богатая Дороти Хейнс широко забрасывала свой невод.

Пит вернулась и посмотрела на каждый экспонат второй раз, ища сходство с одним из украшений, которое она видела на старых газетных фотографиях Коломбы. Но ни один из них не показался ей знакомым.

Наконец она села, выбрав место в конце ряда поближе к задней стороне зала. Рубин, ради которого она пришла, шел в одном из первых лотов, и когда ударом молотка будет объявлен новый владелец, она подумала, что, возможно, ей захочется покинуть аукцион. Несмотря на накаленную атмосферу в зале, Пит ощутила смутное нетерпение, ее грызло чувство, что она предпочла бы находиться где-нибудь в другом месте. Неужели это влияние Люка? Не лишил ли он ее отчасти радости и того, что должно стать вершиной ее карьеры?