Ф. М. Достоевский. Новые материалы и исследования - Коган Галина Фридмановна - Страница 129

129

Автограф // ИРЛИ. — Ф. 56. — Ед. хр. 405.

Это письмо так же, как п. 12, 13 и 24, опубл. А. З. Писцовой в "Вестнике Ленингр. ун-та". — 1972. — № 2. — Вып. 1. — С. 152-157, когда настоящ. том уже находился в производстве.

12. М. М. Достоевский — П. А. Карепину

Ревель. 3 октября 1844 г.

…Сейчас получил я из Петербурга от брата Федора письмо, которое привело меня в крайнее беспокойство[742]. Не теряя почты, спешу поделиться с вами, любезный брат, этим беспокойством — доля не совсем приятная, но необходимая, потому что касается общего нашего родственника, нашего дорогого брата, с которым я, кроме из родства, связан еще неразрывною дружбою. Он подал, как вы уже знаете, в отставку. Но это меня не много беспокоит; человек с его дарованиями без хлеба не останется. Он избрал для себя новую, лучшую дорогу, и так как два дела делать вдруг нельзя, он вполне предался тому, к которому чувствовал более склонности. Вы, любезный брат, не зная лично брата Федора, вероятно судите об его поступке как о малодушном капризе ребенка, который с бухты-барахты, не спросясь рассудка, решился на дело, могущее иметь влияние на целую жизнь[743]. Я, зная хорошо брата, зная его как человека с правилами, как человека опытного — не улыбайтесь, ради бога, это так, — я скорее готов видеть в его поступке необыкновенную силу души и характера, великое самопожертвование новому призванию. Разве он не предвидел, каким неприятностям, каким лишениям он отдает себя в добычу, по крайней мере на первое время? Поверьте, любезный брат, он все это предвидел, на все приготовился и все-таки сделал этот шаг, потому что следовал своему убеждению. Он до того боялся всех наших демонстраций и представлений, что даже мне, лучшему своему другу, сказал об этом уже тогда, когда дело было давно сделано и пособить уже не было никакой возможности. Но еще раз повторяю вам — не это беспокоит меня. Потому что если он даже займется одними переводами для журналов, то будет иметь тысяч до восьми в год. Ему теперь хотя платят по 25 р. за лист, а полтора листа он очень легко переведет в день. Кроме того, он кончил прекрасный роман и две драмы, которые, уверяю вас, удивительны. Это все принесет ему хоть небольшие деньги, но все-таки принесет, а что всего важнее — сделает его известным[744]. Поверьте, любезный брат Петр Андреевич, он будет богаче всех нас. Мы будем еще им гордиться. Но вот что беспокоит меня: это его настоящее положение. Он должен 1500 р. ассигнациями[745]. Ясно, что, если, выйдя в отставку, он не заплатит этого долга, его засадят в долговую тюрьму. Чтоб избежать этого неприятного путешествия, он хочет сделать с нами сделку, уступить нам свою часть. Условия вам уже известны. Выгоднее этого для нас ничего не может быть. 500 рублей серебром не так уже огромные деньги, чтоб их и достать было нельзя. Можно занять, а уплачивать из его же части. Таким образом не с большим в год долг бы этот уплатился, и все бы остались довольны. Судебным порядком дела этого, вы говорите, решить покуда нельзя. Но семейным всегда можно. Одно только и есть затруднение: если, получа эти деньги, брат все-таки будет иметь еще притязания на свою долю. Но в этом я вам, как угодно, письменно, форменно, ручаюсь, что этого никогда не будет. Любезный мой Петр Андреевич! Вы ведь и без того ему в год перешлете почти столько же. Требования его самые умеренные. Притом же ни вы, ни я и никто не имеет права запретить ему этого; он совершеннолетний, он сам знает, что делает; если б он вздумал подарить нам свою часть, отказаться от доходов, кто в свете имеет право удержать его от этого?

Видя эту беду неминучую, которая ему угрожает, я решился еще раз поговорить с вами, любезный брат, об этом. Другим способом ему помочь нельзя. Он просит у нас только своего. Отказать ему мы не вправе. Притом же, выведенный из терпенья, ну как он отдаст своим кредиторам свою часть, чтоб только расплатиться с долгами? А это можно. Кредиторы, верно, не захотят терять и сами станут хлопотать об этом. Отставка его выходит к 15 октябрю. К этому времени ему необходимо нужны деньги. Как бы и я вам был благодарен, любезный брат, если <бы> вы как-нибудь все это уладили. Мне ужасно подумать, что он будет сидеть в тюрьме <…>

Брат Федор вам готов дать Акт, свидетельство или подписку, все, что угодно, что он торжественно отказывается от своей части; я же, со своей стороны, какое угодно вам поручительство[746]…

Автограф // ИРЛИ. — Ф. 56. — Ед. хр. 405.

13. М. М. Достоевский — П. А. Карепину

<Ревель> 28 ноября 1844 г.

Представить себе не можете, любезный брат Петр Андреевич, как я обрадовался, узнав из письма вашего[747], что вы, наконец, порешили с братом Федором. Этой суммой он удовлетворит, по крайней мере, минутным нуждам и проживет целый год — а это много значит в его положении. В этот год судьба его может значительно измениться. Что ни говорите, любезный брат, а я слепо верю в его необыкновенное дарование и уверен, что на избранном им поприще рано или поздно он составит себе славное имя. Правда, я совершенно согласен с вами, что все это можно бы сделать иначе, не вдруг, осторожнее, рассудительнее. Но и то сказать, все зависит от того, с какой точки зрения станешь смотреть на предмет: с одной стороны, брат может показаться человеком ветреным, нерассудительным… не спорю; с другой — человеком с сильною душою и энергическим характером.

Впрочем, любезный брат, в случае, если бы он ошибался, он во всякое время будет принят опять в инженеры; хоть завтра, пожалуй, подавай просьбу — не откажут. Вот по статской службе — это дело десятое. Там надо искать места, которого не скоро приищешь. Итак, будем лучше надеяться, что бог его не оставит и все устроит к лучшему. Брат отставлен поручиком.

Вы сердитесь на него, любезный брат, за невежливое письмо его, но, поверьте, он и сам теперь в этом раскаивается. Послушайте, что он пишет: "…нужно заметить тебе, любезный брат, что последнее письмо мое в Москву было немножко слишком желчно, даже грубо. Но я был ввергнут во всевозможные бедствия, я страдал в полном смысле слова, я был без малейшей надежды — немудрено, что физические и нравственные мучения заставили меня писать желчную, резкую правду…"

"Итак, я со всеми рассорился. Дядюшка, вероятно, считает меня неблагодарным извергом, а зять с сестрою — чудовищем. Меня это очень мучает. Но со временем я надеюсь помириться со всеми. Из родных остался мне ты один. Остальные все, даже дети, вооружены против меня. Им, вероятно, говорят, что я мот, забулдыга, лентяй, не берите дурного примера, вот пример — и тому подобное. Эта мысль мне ужасно тяжела. Но бог видит, что у меня такая овечья доброта, что я, кажется, ни сбоку, ни спереди не похож на изверга и на чудовище неблагодарности. Со временем, брат, подождем. Теперь я отделен от вас от всех со стороны всего общего; остались те путы, которые покрепче всего, что ни есть на свете, и движимого и недвижимого. А что я ни сделаю из своей судьбы — какое кому дело? Я даже считаю благородным этот риск, этот неблагоразумный риск перемены состояния, риск целой жизни — на шаткую надежду. Может быть, я ошибаюсь? А если не ошибаюсь?..

Итак, бог с ними! Пусть говорят, что хотят, пусть подождут. Я пойду по трудной дороге!.."[748]

Из этого уж вы можете видеть, любезный брат, что он не злой человек; о, он очень, очень добр. Жаль, что вы не знаете его лично — вы переменили бы свое мнение. В январе выходит в свет его роман[749]. Он замечателен оригинальностью — вещь превосходная!

вернуться

742

Письмо Достоевского, датированное 30 сентября 1844 г. (Письма. — I. — С. 72-74).

вернуться

743

См. письмо Карепина к Достоевскому (без даты) в ответ на его просьбу выслать тысячу рублей взамен полного отказа от своей доли в наследстве родителей (Письма. — IV. — С. 449-450). Упрекая своего шурина в "заносчивости и грубости", в чрезмерности требований и неуважении к памяти родителей, Карепин писал: "Вы едва почувствовали на плечах эполеты, довольно часто в письмах своих упоминали два слова: наследство и свои долги; я молчал, относя это к фантазии юношеской…" В заключение он рекомендовал Достоевскому оставить "излишнюю мечтательность" и приняться за усердную службу.

вернуться

744

См. предыдущее письмо.

вернуться

745

Достоевский конфиденциально сообщил брату, что долгов у него только на 800 рублей: "Я написал домой, что долгов у меня 1500 р., зная их привычку присылать 1/3 чего просишь" (Письма. — I. — С. 73).

вернуться

746

Дать это денежное поручительство за себя настойчиво просил брата сам Достоевский.

вернуться

747

Это письмо Карепина к М. М. Достоевскому неизвестно.

вернуться

748

Цитируемое письмо Достоевского до нас не дошло. Это придает письму М. М. Достоевского особую ценность.

вернуться

749

"Бедные люди" вышли (в сильно переработанном виде) только 15 января 1846 г. — в "Петербургском сборнике" Некрасова.