Похождения Гекльберри Финна (пер.Энгельгардт) - Твен Марк - Страница 45

Режиссер объяснил тогда, что его провели самым непростительным образом; вид у него при этом был такой грустный, что я в жизни своей не встречал более опечаленного и пристыженного человека. Оказалось, что это был один из артистов его собственной труппы, который выдумал устроить эту проделку, не посвятив в нее никого из своих товарищей. Я был тогда в достаточной степени наивным, чтобы поверить его словам, и, кажется, не согласился бы и за тысячу долларов чувствовать себя на его месте. Возможно, что существуют на свете цирки более великолепные, чем этот, но мне лично до сих пор еще не случалось с ними встречаться. Для меня и этот цирк достаточно хорош, и если судьба сведет нас когда-нибудь вместе, то он может рассчитывать, что я каждый раз, так или иначе, буду присутствовать на его представлениях.

В тот же самый вечер состоялось и наше представление, но на него явилось не более двенадцати человек, так что сбор едва лишь покрыл собственные наши затраты. Эти двенадцать человек довели герцога чуть не до бешенства, так как они все время смеялись и ушли из театра, не дождавшись конца спектакля. Остался всего-навсего лишь один подросток, но и то лишь потому, что он погрузился в глубокий сон. Герцог объявил тогда, что арканзасские болваны не доросли еще до Шекспира, им нужна комедия низкого пошиба или, быть может, что-нибудь еще худшее. Во всяком случае, он сумеет подделаться под их вкус. Действительно, на следующее утро, раздобыв черной краски и несколько лис тов оберточной бумаги, его светлость написал на них печатными буквами афиши следующего содержания:

В СУДЕБНОЙ КАМЕРЕ!

ВСЕГО ЛИШЬ В ПРОДОЛЖЕНИЕ ТРЕХ ВЕЧЕРОВ!

ИЗВЕСТНЫЕ ВСЕМУ МИРУ АРТИСТЫ

ДАВИД ГАРРИК МЛАДШИЙ

И ЭДМУНД КИН СТАРШИЙ,

АНГАЖИРОВАННЫЕ НА ЛОНДОНСКИХ

И КОНТИНЕНТАЛЬНЫХ ТЕАТРАХ,

выступят в своей неподражаемой трагедии

КОРОЛЕВСКИЙ ЖИРАФ,

или

КОРОЛЕВСКАЯ НЕВИДАЛЬЩИНА!!!

Плата за вход 50 центов.

В конце афиши добавлено было еще более жирным шрифтом:

Особам прекрасного пола и детям вход воспрещается.

— Если их это не приманит, то я вынужден буду сознаться, что вовсе не знаю арканзасцев! — с торже ствующим видом объявил герцог. — Эти афиши мы собственноручно вывесим на всех городских пере крестках.

Глава XXIII

Надувательство. — Джим начинает тосковать по родине.

В течение целого дня герцог и король усердно работали, устраивая в судебной камере сцену, занавес и расставляя свечи для рампы. Вечером импровизированный театральный зал оказался переполненным публикой. Убедившись, что все места заняты, герцог, стоявший до тех пор у входных дверей, обошел кругом все здание, вышел на сцену и, остановившись перед опушенным занавесом, произнес похвальную речь своей трагедии: он уверял, что от нее захватывает дух и стынет кровь в жилах. Вообще он так превозносил и саму трагедию, и Эдмунда Кина старшего, которому там предстояло играть главную роль, что публика при шла в величайшее возбуждение. Полагая, наконец, что довел ожидание публики до высшей степени интенсивности, его светлость поднял наконец занавес; ми нуту спустя выбежал на сцену прыжками на четвереньках король, совершенно голый, но раскрашенный всеми цветами радуги. Он был расписан продольными и поперечными полосами, которые, не говоря уж о сделанной ему прическе и других аксессуарах туалета, придавали его величеству, на первый взгляд, довольно дикий, но вместе с тем до чрезвычайности забавный вид. Публика чуть не померла со смеха: король, вы кинув еще несколько лягушачьих прыжков, перекувырнулся несколько раз через голову и на четвереньках же убежал за кулисы. Это привело зрителей в такой невообразимый восторг, что они принялись реветь от удовольствия, хлопать в ладоши, стучать ногами и кричать: «Бис!!!» Король вернулся тогда обратно на сцену и проделал сызнова все представление, украсив его еще несколькими фиоритурами. Его вызвали вследствие этого вторично, и он опять заработал целую бурю аплодисментов. И действительно, этот старый идиот корчил такие забавные гримасы и так потешно дрыгал ногами, что, кажется, заставил бы рассмеяться даже корову.

Затем герцог опустил занавес, поклонился публике и объявил, что всякая трагедия, встретившая такой благосклонный прием, будет исполнена всего еще только два раза, ввиду неотложной необходимости спешить в Лондон, где в Дрюри-Лэнском театре распроданы уже все места на первое ее представление. Отвесив еще поклон, герцог присовокупил, что если ему удалось заинтересовать публику своей трогательной и поучительной трагедией, то он сочтет себя крайне обязанным, если почтенные зрители сообщат своим приятелям об удовольствии, которое доставил им спектакль, и посоветуют им, в свою очередь, по смотреть такую невидальщину, как «Королевский Жираф». Двадцать голосов разом спросили:

— Как?! Разве представление уже кончено?! Не ужели это все?!

— Все! — категорично ответил герцог.

Это послужило сигналом к настоящей буре: все принялись кричать: «Это надувательство!» — в бешенстве повскакали со скамеек и собирались уже ворваться на сцену, чтобы надлежаще проучить великих артистов, когда их остановил рослый, изящный на вид мужчина. Вскочив на свою скамью, он воскликнул:

— Погодите! Позвольте сказать вам словечко!

Убедившись, что его слушают, он продолжал:

— Нас в самом деле надули, и притом самым бессовестным образом. Полагаю, однако, что нам во все не желательно служить посмешищем целому городу, особенно же принимая во внимание, что это нам будут вспоминать до последнего дня нашей жизни. Нет! Мы должны оградить себя, по возможности, от таких насмешек! Всего практичнее с нашей стороны будет уйти отсюда совершенно спокойно, дать самый лестный отзыв о виденном нами спектакле и таким образом надуть все городское население. Тогда, по крайней мере, мы все окажемся в совершенно одинаковом положении! Правду ведь я говорю?

«Совершенно справедливо! Молодец наш судья!» — принялась кричать публика.

— В таком случае, джентльмены, нам не следует даже и заикаться об этом наглом обмане. Разойдемся по домам и будем советовать каждому полюбоваться на «трогательную и поучительную трагедию».

На следующий день только и было разговору, что о нашем великолепном спектакле. Театр опять заполнился публикой, которая попалась впросак совершенно таким же образом, как и в первый раз. Вернувшись с королем и герцогом после спектакля на плот, мы великолепно поужинали. Вслед затем, около полуночи, нам с Джимом приказано было отчалить от берега, вывести плот на середину реки, спустить его вниз по течению мили на две и снова, пристав к берегу, спрятать его как можно тщательнее.

В третий и последний день нашего пребывания в городе театральная зала оказалась вновь переполнен ной. На этот раз, однако, публика состояла вся сплошь из старых наших знакомых, присутствовавших уже на одном из двух предшествующих представлений. Стоя рядом с герцогом у дверей театральной залы, я видел, что все входившие туда приносили что-то с собою. Карманы у большинства были битком набиты, другие же, очевидно, прятали нечто под полами своих сюртуков. Я без труда убедился, что скрытые там сокровища, во всяком случае, не принадлежали к разряду косметических и парфюмерных; в воздухе пахло тухлыми яйцами, гнилой капустой и т. п. У меня имеется основание питать некоторое доверие к своей способности безошибочно узнавать запах дохлой кошки. Готов поклясться чем угодно, что публика пронесла с собой в театр по меньшей мере шестьдесят четыре таких зловонных трупа. Я вошел на минуту в залу, но разнообразие ароматов слишком сильно уж било мне там в нос; я его не выдержал и поспешил уда литься. Когда все места были заняты, герцог дал одному молодцу четверть доллара с просьбой постоять за него с минуточку у дверей.

Он направился к сцене, а я за ним, но в ту минуту, когда мы заворачивали за угол, он мне сказал: