Северные огни - Барлоу Джеффри - Страница 82

— И булочки? — пискнула Фиона, решив на всякий случай напомнить об этой важной составляющей трапезы.

— И булочки, милая! А потом мы усядемся у огня, и мистер Хантер расскажет нам, как собирается возвращать свою собственность. Мистер Хантер, а ведь вы так и не объяснили, что именно у вас похитили.

К тому времени они уже дошли до скромной ограды церкви святого Барнакла. Едва они поравнялись с домом священника, открылась дверь, и на пороге появился сам хозяин.

— День добрый, преподобный отец, — окликнула его мисс Молл.

— Чудесная погодка, мисс Хонивуд, — ответствовал славный мистер Нэш не без иронии, приподнимая шляпу навстречу туманной серой дымке, что на тот момент служила заменой небу. — А я как раз собирался в ваше замечательное заведение повидать мисс Спринкл. Не против, если я пойду в вами?

— Разумеется. Позвольте мне представить вам мистера Джона Хантера. Мистер Хантер, это наш священник, мистер Нэш. Мистер Хантер прибыл в Солтхед совсем недавно, пастор.

— Добро пожаловать, мистер Хантер, добро пожаловать, — проговорил мистер Нэш, протягивая руку. — А откуда вы?

— Из Лая, там я жил последнее время, — отвечал мистер Хантер.

— Мистер Хантер тоже направляется в «Пеликан», — сообщила мисс Хонивуд, тем самым окончательно утверждая маршрут молодого джентльмена.

Мистер Хантер — судя по его виду, он предпочел бы оказаться где угодно, лишь бы не там — сдался на милость мисс Молл, она же принялась объяснять преподобному отцу, почему одежда мистера Хантера в таком состоянии.

— Что за счастливое совпадение, — улыбнулся мистер Нэш. — Подумать только: вы и ваши спутники проходили мимо церкви как раз в тот момент, как я выходил из дому. Чудесная случайность, мисс Хонивуд!

— Случайностей не бывает, мой дорогой мистер Нэш, — обронил мистер Хантер как бы между делом.

— Неужто? А я бы заключил, исходя из собственного весьма ограниченного опыта, что случайность играет в нашей повседневной жизни роль весьма значительную.

— Все, что случается, предопределено свыше. Любое событие возможно предсказать, но невозможно изменить.

— Так вы сторонник доктрины предопределения, мистер Хантер? — с добродушным любопытством осведомился священник. — Увлекательнейшая тема, скажу я вам, хотя по сути своей представляется мне нелогичной.

— Надо помнить, что логика — изобретение людей, но не богов.

— Богов? Вы имеете в виду тайну Святой Троицы, я так понимаю — триединую сущность Господа?

Мистер Хантер промолчал; направление разговора явно его не радовало.

— Предопределение, — любезно продолжал между тем священник, — это, я боюсь, один из тех раздражающих маленьких шипов, коими украшена роза Веры. Да-да. Если довести этот аргумент до его логического завершения, придется заключить, что наш Господь — существо довольно бессердечное: он уже выбрал в вечности тех, кого спасет, и тех, кого спасать не будет, вне зависимости от их достоинств и недостатков. Я так понимаю, что все ответы, разумеется, сводятся к понятию благодати. Увы, в столь сложных материях я не то чтобы силен. Я всей душой люблю простую жизнь нашего маленького прихода, а всяческими тонкостями Веры пусть себе занимаются знатоки. Вы, судя по всему, эту доктрину изучили досконально, так, мистер Хантер? Вы считаете, предопределение связывает нас по рукам и ногам?

— Считаю, но не так, как это представляете себе вы, христиане.

При этих словах все присутствующие так и впились глазами в мистера Хантера. Все, кроме Фионы, которая увлеченно насвистывала про себя разнообразные мелодии и следила за мельканием своих туфелек.

В лице мисс Хонивуд промелькнуло нечто странное.

— О-о, — проговорил пастор, слегка замявшись в поисках подобающего ответа. — Верно, в широком смысле, я так понимаю, доктрину предопределения можно обнаружить и в языческих мифах. Вот, скажем, в Древней Греции представлены Клото, Лахезис и Атропос — три мойры, или богини Судьбы. В высшей степени загадочное трио: ткачихи и прядильщицы, предопределяющие последовательность событий человеческой жизни. И созданное ими изменить невозможно, как вы абсолютно правильно заметили. Ну что ж, надеюсь, мы с вами еще всласть потолкуем, мистер Хантер. Эта тема всегда меня до крайности интриговала.

Что до мистера Хантера, он, похоже, уже сожалел о своих необдуманных словах, которыми едва себя не выдал.

— Мне больше сказать нечего. Впрочем, я уже опаздываю. Нужно забрать лошадь…

— Право же, зачем спешить, — настойчиво возразила мисс Хонивуд, касаясь плеча молодого джентльмена. Они стояли перед дверью «Пеликана», под массивной дубовой вывеской с живописным изображением понурой морской птицы. — Видите, мы уже на месте.

Глава X

В тумане

Унылый промозглый туман, клубясь, поднимается над рекой, и над гаванью, и над бескрайней гладью океана за волноломами, обтекает верфи и излюбленные моряцкие пристанища, а уж оттуда, подобно угрю, вползает в самое сердце города. Просочившись по цепному мосту, он заполняет узкие извилистые улочки и переулки, густея по мере того, как угасает день. Незримо пробирается туман по хитросплетениям аллей и дорог, ощупывает дымчато-серыми пальцами стены зданий, сложенные из камня коттеджи и их кирпичную облицовку, и деревянно-кирпичные дома с черепичными крышами, тянется мимо окон со средниками, с освинцованными решетками и ромбовидными стеклами, обвивается вокруг изящных фронтонов и ажурных узорчатых досок, закрывающих фронтонные стропила.

С приходом ночи туман окончательно загустевает, превращаясь в пропитанную солью белую хмарь, что обволакивает строения, деревья и даже случившихся по пути животных и людей. Веет от нее стылым холодом — зябким, пробирающим до костей; у того, кто вдохнет ненароком этого тумана, начинает характерно пощипывать в носу, а все теплые, отрадные воспоминания мигом развеиваются, уступая место жестокой, неумолимой реальности.

Над окрестностями сгущается тьма; шум и суета затихают, и вскоре город натягивает на себя одно совокупное одеяло, водружает на совокупную голову совокупный же ночной колпак и засыпает до утра совокупным сном. Однако сон этот тревожен, ибо события последних недель — зловещие феномены, заявляющие о себе один за другим посредством ночных злодеяний, а также и то, что на улицах маячат очертания и лица людей давно умерших — заставляют всерьез задуматься (цитируя Бриджет Лик), уж не настал ли Судный день и не близок ли конец света.

Со всех концов города священнику и олдермену, судье, ночному сторожу и домовладельцу поступают сообщения о видениях и звуках, в равной степени кошмарных и возмутительных. Красочные рассказы о фантомах на кладбище, о потусторонних голосах, хохочущих в ночи; шумы, производимые незримыми животными, что пьют из корыта или, принюхиваясь, сопят в окна; загадочные постукивания и шорохи в пустых помещениях, причем утром составляется целый каталог ночных безобразий; зловещая тень тераторна; истории про чудовищного мастиффа, что вышагивает на задних лапах, точно человек… Словом, в примерах недостатка нет. А вот и самые свежие, самые жуткие новости: шестеро перепуганных горожан, персоны весьма почтенные, однажды ночью видели, как на шпиле церкви святого Скиффина восседало смахивающее на человека существо с гигантскими кожистыми крыльями. Разразившись издевательским смехом, оно взмыло в воздух и скрылось во тьме, — так что был это, как охотно засвидетельствовал бы Нед Викери, не иначе как сам Нечистый.

Вот какие тревожные мысли занимают умы и волнуют сердца достойных жителей Солтхеда, когда они сворачиваются калачиком в своих постелях, в то время как от реки и моря поднимается густой туман и, подобно левиафану, заглатывает их город.

Один ум, однако, эти тревожные мысли не занимают — ум некоего джентльмена, что пробирается ныне по некоей резко уводящей вверх улице в некоей весьма унылой части города. Настала ночь и соответственно сгустилась тьма, а этому джентльмену и дела нет. Клубится туман, холодно — а джентльмену по-прежнему нет дела. Темно, по городу рыщут мертвецы — а ему все равно дела нет. Отчасти безразличие это вызвано тем, что ему ничего не известно ни про мертвецов, ни про кладбища, ни про крылатых демонов, но главная причина все-таки в ином: ему ни до чего нет дела лишь потому, что в жизни у бедняги ничего не осталось.