Призраки отеля «Голливуд» - Имерманис Анатоль Адольфович - Страница 34

Рыбак сначала захлопнул дверь и только после этого спихнул Муна в воду, сопровождая эти действия потоком испанских слов.

— Я не ожидал, что вы так гостеприимны. — Вынырнув на поверхность, Мун несколько секунд отплевывался.

— Ничего не слышу! Я глухой! — крикнул Камило на скверном английском языке. — Убирайтесь!

— Пожалуйста! Если вам это больше по вкусу, поговорим в полицейском комиссариате.

— Ладно. — Камило, видимо, слышал только тогда, когда считал это необходимым. — Плывите к берегу и ждите меня там.

— По-моему, можно поговорить и в вашей каюте.

— Нет! — резко бросил Камило и после паузы добавил: — Там у меня сети… Воняет рыбой.

Мун не стал настаивать. Уплывая, он обратил внимание на банку, которой рыбак зачерпнул воду из бачка. Этикетку украшали те самые аппетитные ломтики колбасы «Экстра», о которых так восторженно рассказывал Педро. Рыбак выпил, зачерпнул еще и еще, потом надел свои резиновые сапоги, перепрыгнул с баркаса на бочку и по только ему одному известному броду зашагал неуклюже к берегу.

— Извините, сеньор, — заговорил он с неожиданной учтивостью. — Когда у меня похмелье, я готов выпить целое Средиземное море… Что вас интересует?

— Вы были проводником у Шриверов?

— Да! Сеньор Краунен выдумал, будто у острова водится гигантский кальмар. Поэтому они и наняли меня. Романтика, чудовище с пятиметровыми щупальцами! Сеньора в этом отношении была еще большим ребенком, чем мальчик. Оно и понятно. Если человеку не надо заботиться о хлебе насущном, он может себе позволить рыскать по пещерам в поисках клада или нырять с аквалангом в разные дыры.

— Ну как, с вашей помощью они нашли то, что искали?

— Нет, как-то нашли следы подземного хода, вот и все. Раньше между берегом и островом Блаженного уединения, очевидно, существовало подземное сообщение. После этого они целую неделю пропадали. Только в самый последний день пришли опять. Просили, чтобы я их отвез на… — не договорив, Камило внезапно замолчал.

— На море? — догадался Мун.

— Нет… В Коста-Асул. Это небольшой портовый городок между Панотаросом и Ротой. Утром я их отвез, а в полдень привез обратно.

— Зачем они туда ездили?

— Не знаю, мне они не говорили.

— Значит, этот Краунен утверждал, будто видел гигантского кальмара?

— Да, да! — закивал рыбак. — Он часто ездил на остров Блаженного уединения, даже оставался там ночевать. Притворялся, будто изучает каких-то крабов.

— Притворялся?

— Я однажды в его отсутствие заглянул в ведро. Крабы, которых он выловил, уже сдохли лет сто назад. Так вот, туристы испугались кальмара, никто больше не стал туда ездить. А сеньора и мальчик наоборот прямо влюбились в остров.

— Гвендолин тоже ездила с ними?

— Боже упаси! Страшно боялась воды. Как-то ребенком тонула… С тех пор даже на пароход не соглашалась сесть.

— Но я видел снимок, где она каталась на каком-то глиссере.

— Это глиссер сеньора Девилье, того самого, кому принадлежит гостиница. Если хотите знать, снимок сделан в двух шагах от берега. И то сеньорита потребовала, чтобы я для страховки стоял рядом.

— Моряки обычно не очень-то хорошо плавают.

— Откуда вы знаете, что я бывший моряк?

— По татуировке. А кем вы плавали?

— Не ваше дело, — огрызнулся Камило.

— А все-таки?

— Коком! Корабельным поваром! — сердито бросил Камило и без приглашения принялся рассказывать: — Сеньор Девилье был в нее по уши влюблен, а она его терпеть не могла. Перед отъездом он поклялся, что все равно добьется своего, даже если для этого придется ее похитить.

— Похитить? Очень интересно! — пробормотал Мун. — А он способен на это?

— Почему же нет? — Рыбак пожал плечами. — Богатый человек… Что только богачи не придумают, чтобы поразвлечься!

— Скажите, что вы думаете о смерти Шриверов?

— А что вы имеете в виду? — Рыбак исподлобья взглянул на Муна.

— Ничего особенного… как они себя чувствовали, когда вы отвезли их в Коста-Асул?

— Куда? Ах да, в Коста-Асул! Туда — ничего, а на обратной дороге жаловались на тошноту.

— Они брали с собой колбасные консервы?

— Это был их обычный паек. Знаю, к чему вы клоните. Доктор Энкарно почему-то решил, что они отравились.

— Разве это не так?

— Когда я заехал за ними, у них оставалось еще несколько банок, одну они отдали мне. Если доктор Энкарно прав, то почему я до сих пор не лежу на кладбище? У меня была точно такая же возможность отравиться.

— Педро говорит, будто вы видели, как к Краунену приезжали на катере какие-то американцы.

— Да, примерно недели две назад. Я возвращался домой с улова, вижу, к острову Блаженного уединения причалил большой военный катер. Американские моряки. Тогда их к нам еще не понагрянуло как саранчи, ни одного в Панотаросе отроду не видывали. Поэтому я сразу и заприметил их. А когда ошвартовал свой баркас у берега, рядом причалила шлюпка с катера. Матросы остались на веслах, а трое сошли на пляж. Краунен, еще один американец в штатском да какая-то девушка.

— Она была в военной форме?

— В штатском. Как на бал нарядилась, такое красивое белое платье.

— Брюнетка?

— Точно не скажу. Было уже темно.

— Помните, вчера в полицейском комиссариате присутствовала переводчица генерала Дэблдея? Не она ли приезжала на катере?

— Нет. У этой волосы цвета лунной воды, а у той были… — Рыбак пытался вспомнить. — Да, пожалуй, темные…

— Темные! Значит, она, — пробормотал Мун. — Попробуйте представить себе переводчицу не с серебряными, а с длинными черными волосами.

— Точно она! Как это я сам не догадался!

Уже распрощавшись, Мун, сам не зная почему, спросил:

— А что вы думаете по поводу слухов о русской подводной лодке?

— Детские сказки! — Камило со злостью сплюнул.

— Не совсем. Американцы перехватили шифрованную передачу.

Рыбак метнул в Муна взгляд, от которого у того прошли по спине мурашки. Потом круто повернулся и, не разбирая брода, по грудь в воде, пошел к своему баркасу. Мун оделся и, ежеминутно оглядываясь, побрел прочь. На постепенно удаляющемся баркасе стоял рыбак и все черпал и черпал консервной банкой из бачка. Судя по жажде, похмелье у него было колоссальное. Но Мун мог поклясться, что тот трезв, как мертвая медуза.

ТЕЛЕГРАММА ШРИВЕРА

Погруженный в раздумье, Мун с низко опущенной головой шагал по пляжу, пока не наткнулся на колючую проволоку. Возможно, он даже не осознал бы, что проходит мимо военного лагеря, если бы не автобус без окон и опознавательных знаков, привлекший его внимание еще во время визита в медчасть. Закрытый наглухо, молочно-белый автобус вызвал цепь ассоциаций: от белого цвета к белым медицинским халатам, от халатов к врачам, от врачей почему-то к ученым, от них — к показавшемуся знакомым высокому худощавому человеку, который мылся тогда под душем.

Мун закрыл глаза, пытаясь восстановить в памяти его внешность. Черты лица расплывались, зато запомнилась присущая медикам тщательность, с которой тот мыл ногти. И в то же время он проделывал эту процедуру не со свойственной хирургам сосредоточенностью, а скорее с тем отсутствующим видом, который романисты обычно приписывают ученым. Ученый? Единственное место, где Муну пришлось сталкиваться сучеными, была квартира его друга и соседа профессора Холмена. Чувствуя, что от истины отделяет тонкая стенка, Мун решительно повернул к воротам лагеря, но тут натолкнулся на столь же решительное сопротивление со стороны часового и вызванного им дежурного офицера. Предъявление удостоверения не оказало никакого воздействия: в лагерь приказано впускать только штатских, могущих предъявить талон на душ. Мун попросил вызвать майора Мэлбрича или начальника медчасти, но оба, если верить офицеру, с самого утра отправились в Черную пещеру. Приходилось волей-неволей отложить этот вопрос на позднее время.