Собрание сочинений - Бродский Иосиф Александрович - Страница 5

5

Стук

Свивает осень в листьях эти гнезда.Здесь в листьяхосень, стук тепла,плеск веток, дрожь сквозь день,сквозь воздух,завернутые листьями телаптиц горячи.Здесь дождь. Рассвет не портитчужую смерть, ее слова, тот длинный лик,песок великих рек, ты говоришь, да осень. Ночьприходит,повертывая их наискосокк деревьям осени, их гнездам, мокрым лонам,траве. Здесь дождь, здесь ночь. Рассветприходит с грунтовых аэродромовминувших лет в Якутии. Тех летповернут лик,да дважды дрожь до смертитвоих друзей, твоих друзей, из гнезднегромко выпавших, их дрожь. Вот на рассветездесь также дождь, ты тронешь ствол,здесь гнет.Ох, гнезда, гнезда, гнезда. Стук умершихо теплую траву, тебя здесь больше нет.Их нет.В свернувшемся листе сухом, на мху истлевшемтеперь в тайге один вот след.О, гнезда, гнезда черные умерших!Гнезда без птиц, гнезда в последний разтак страшен цвет, вас с каждым днем все меньше.Вот впереди, смотри, все меньше нас.Осенний свет свивает эти гнезда.В последний раз шагнешь на задрожавший мост.Смотри, кругом стволы,ступай, пока не поздноуслышишь крик из гнезд, услышишь крик из гнезд.<?>

***

Теперь я уезжаю из Москвы.Ну, Бог с тобой, нескромное мученье.Так вот они как выглядят, увы,любимые столетия мишени.Ну что ж, стреляй по перемене мест,и салютуй реальностям небурным,хотя бы это просто переездот сумрака Москвы до Петербурга.Стреляй по жизни, равная судьба,о, даже приблизительно не целься.Вся жизнь моя – неловкая стрельбапо образам политики и секса.Все кажется, что снова возвратимбесплодность этих выстрелов бесплатных,как некий приз тебе, Москва, о, тир -все мельницы, танцоры, дипломаты.Теперь я уезжаю из Москвы,с пустым кафе расплачиваюсь щедро.Так вот оно, подумаете вы,бесславие в одеже разобщенья.А впрочем, не подумаете, нет.Зачем кружил вам облик мой случайный?Но одиноких странствований светтем легче, чем их логика печальней.Живи, живи, и делайся другим,и, слабые дома сооружая,живи, по временам переезжая,и скупо дорожи недорогим.<?>

Художник

Он верил в свой череп.Верил.Ему кричали:«Нелепо!»Но падали стены.Череп,Оказывается, был крепок.Он думал:За стенами чисто.Он думал,Что дальше – просто....Он спасся от самоубийстваСкверными папиросами.И начал бродить по селам,По шляхам,Желтым и длинным;Он писал для костеловИуду и Магдалину.И это было искусство.А после, в дорожной пылиЕгоЧумаки сивоусыеКак надо похоронили.Молитвы над ним не читались,Так,Забросали глиной...Но на земле осталисьИуды и Магдалины!<?>

* * *

Прощай,позабудьи не обессудь.А письма сожги,как мост.Да будет мужественнымтвой путь,да будет он прями прост.Да будет во мгледля тебя горетьзвездная мишура,да будет надеждаладони гретьу твоего костра.Да будут метели,снега, дождии бешеный рев огня,да будет удач у тебя впередибольше, чем у меня.Да будет могуч и прекрасенбой,гремящий в твоей груди.Я счастлив за тех,которым с тобой,может быть,по пути.1957

Стихи о принятии мира

Я. Гордину

Все это было, было.Все это нас палило.Все это лило, било,вздергивало и мотало,и отнимало силы,и волокло в могилу,и втаскивало на пьедесталы,а потом низвергало,а потом – забывало,а потом вызывалона поиски разных истин,чтоб начисто заблудитьсяв жидких кустах амбиций,в дикой грязи простраций,ассоциаций, концепцийи – просто среди эмоций.Но мы научились дратьсяи научились гретьсяу спрятавшегося солнцаи до земли добиратьсябез лоцманов, без лоций,но – главное – не повторяться.Нам нравится постоянство.Нам нравятся складки жирана шее у нашей мамы,а также – наша квартира,которая маловатадля обитателей храма.Нам нравится распускаться.Нам нравится колоситься.Нам нравится шорох ситцаи грохот протуберанца,и, в общем, планета наша,похожая на новобранца,потеющего на марше.3 декабря 1958