Марафон длиной в неделю - Самбук Ростислав Феодосьевич - Страница 35

— Товарищ майор, — доложил старшина, — где-то недалеко приземлился немецкий самолет, и есть приказ перекрыть все дороги.

— Знаю. — Ипполитов спрятал офицерскую книжку. — Мы патрулируем эту зону и ищем диверсантов. Никто не проезжал здесь?

— Нет, пока что все спокойно.

— Будьте внимательны, старшина. Обстановка сложная, и все может случиться.

— Кто с вами?

— Все в порядке, старшина. Наша сотрудница. Не теряйте бдительности! — приказал, совсем войдя в новую роль. — Тщательно проверяйте документы у всех и при первом подозрении задерживайте.

— Имеем такой приказ, товарищ майор.

— Поднимите шлагбаум. Еще раз повторяю: бдительность!

— Слушаюсь! — Старшина откозырял и приказал солдату: — Иваненко, разве не слышишь? Поднимай...

Только теперь солдат опустил автомат, и Ипполитов облегченно вздохнул. Не очень приятно, когда в тебя тычут дулом, — кажется, ерунда, никто в тебя не собирается стрелять без приказа, наоборот, слушаются и козыряют, но все же лучше, когда автомат болтается, за плечом.

Вдруг Ипполитов подумал: вот бы сейчас скосить обоих — старшину и солдата — короткой очередью. Две-три секунды — и нет первых свидетелей, увидевших его...

Может быть, и на самом деле?..

Ипполитов потянулся к оружию, но, нащупав холодное ложе, отдернул руку и обругал себя: не горячись, ты среди своих, видишь, как суетится солдат, поднимая шлагбаум, и как тянется старшина... Для старшины майор Смерша действительно большое начальство. У него и в думах нет, кто перед ним на самом деле.

Небрежно, как и надлежит начальству, откозырял и тронулся медленно, обдав патруль ядовитым бензиновым дымом.

Проехав с километр, Ипполитов скосил глаза на Сулову. Она так и не сказала ни единого слова, молчит и сейчас, будто все, что случилось — встреча с патрулем, роль, так удачно сыгранная им, — совсем ее не касается. Это спокойствие возмутило Ипполитова, хотел уколоть ее, но сдержался: ссоры и даже совсем небольшой разлад сейчас не нужны, тем более что Сулова оказалась на высоте, держалась уравновешенно, не нервничала и не дергалась, ничем не выдала свое истинное состояние — о такой помощнице можно только мечтать.

Ипполитов повеселел и увеличил скорость: дорога стала почти совсем ровной. Но может, это только кажется ему?

Нет, точно, не такая разбитая, и можно ехать со скоростью километров сорок — пятьдесят в час.

26

Узнав, в каком квадрате приземлился самолет, полковник Карий немедленно связался со штабом фронта. К телефону подошел генерал Рубцов. Выслушав Карего, приказал:

— Перекройте лесную зону в районе этого квадрата. На место приземления самолета высылаю группу захвата. Ваша задача — задержать экипаж. Вероятно, у них случилась какая-то авария, и они не смогли подняться в воздух. Экипаж должен пробиваться к своим.

Карий поднял по тревоге всех офицеров армейского Смерша и еще роту солдат из охраны тыла. Два взвода заняли позиции в районе шоссе, протянувшемся на запад от зоны приземления самолета, и подступы к нему. Карий с офицерами Смерша и еще двумя взводами перекрыли выходы из лесной зоны того квадрата.

Полковник с двумя солдатами залег в кустах на краю лесной опушки. Пока добирались сюда, начался, но вскоре прекратился дождь, небольшой и теплый. Он прошел узкой полосой, но все же сделал свое черное дело: трава намокла даже под деревьями, и лежать в этой сырости было весьма неприятно. Но с этими неудобствами полковник смирился — дождь ведь был им на руку: если немецкие пилоты идут именно сюда, на запад, значит, успели намокнуть, а это испортило им настроение, соответственно, они хоть немного, но утратили бдительность — расстроенный человек в мокрой одежде бережется уже не так, минуя заросли, подсознательно выбирает открытые места.

Карий лежал на правом боку, прижавшись спиной к стволу раскидистой березы. Терпко пахло влажными листьями, и полковник подумал, что сейчас должны пойти грибы. Осенние маслята и опята, наверное, в этих лесах их хоть косой коси. Нет в мире лучшего занятия, чем собирать грибы. Особенно осенью в солнечную погоду, когда уже не жарко и березы успели вызолотиться, когда синее небо дышит свежестью...

Карий закрыл глаза и представил себе поляну в березовой вырубке, подгнившие пеньки, оставшиеся на поросшем травой срубе, и грибы на тонких ножках под пеньками — они тянутся вверх, будто хотят разглядеть что-то в высокой траве, удивляются солнцу, березам и небесной синеве.

Карий даже ощутил запах опят, подумал, что, может, и в самом деле где-то поблизости они пробились сквозь прелые листья, вытянулся на траве, чтобы оглядеться, но, конечно, ничего не увидел.

Солдат, лежавший рядом, встревоженно посмотрел на него, как будто провинился в чем-то, и полковник успокаивающе поднял руку. Потом Карий, прикрывшись плащ-палаткой, осветил фонариком циферблат часов. Подумал: немцы, если они действительно решили пробиваться лесами к линии фронта, должны быть уже где-то недалеко. После посадки самолета прошло полтора часа, сюда от бывшего гитлеровского аэродрома чуть больше пяти километров, и, если будут продвигаться со скоростью четыре километра в час, немцы должны уже приблизиться. Однако минут десять — пятнадцать потратили на сборы, потом, пока сориентировались, посоветовались, приняли решение, еще минут пять — десять... самое большее. Правда, лес — не дорога, особенно не разгонишься, и все же вот-вот должны быть здесь.

Полковник вынул автомат из-под плащ-палатки. Конечно, лучше не стрелять, а взять их живыми, и он отдал приказ: открывать огонь только в крайнем случае.

Прошло еще минут пять-шесть. Наверное, теперь Карий не рискнул бы включить фонарик даже под плащ-палаткой. За кустами, метрах в ста от их укрытия, громко треснула ветка. Неужели немцы?

Карий почувствовал, как невольно напряглись мышцы.

Впереди послышался шум, громко выкрикивали какую-то команду по-немецки, раздалась автоматная очередь — строчили из шмайсера сухо и коротко, — и вдруг все затихло...

Затрещали кусты — кто-то пробивался прямо к нему. Полковник стал готовиться к броску, но солдаты, что лежали поблизости, опередили его. Они бросились с двух сторон на человека, который, тяжело дыша, бежал к поляне. Немец упал лицом в мокрые прелые листья, и один из солдат сел ему на спину, вывернув руки.

— Сдаюсь! — крикнул немец, точнее, не крикнул, а, прохрипел. — Капут, сдаюсь...

Но не все хотели последовать его примеру — снова лес расколола сухая автоматная очередь. В ответ застрочили из ППШ, и опять все стихло.

Карий повернул пленного лицом вверх, включил фонарик. Лежит, закрыв глаза то ли от резкого света, то ли от испуга, совсем еще зеленый юноша. Наконец захлопал глазами и повторил:

— Капут...

— Тебе — капут! — не без удовольствия подтвердил солдат, взявший гитлеровца. — Точно.

— Отставить! — сурово заметил полковник. — Знаете, как обращаться с пленными?

— Слушаюсь, товарищ полковник! — вытянулся. — Но ведь сам фриц говорит...

— Поднимите его.

Немец оказался невысоким и тщедушным.

— Кто ты? — спросил полковник по-немецки.

— Бортрадист Курт Мюллер. — Немец вытянулся, насколько позволяли связанные сзади руки.

— Кто твой командир?

— Гауптман Петер Шульц.

Карий хотел спросить, с каким заданием летели и что случилось с самолетом, но раздвинулись кусты, и появился командир роты захвата старший лейтенант Туликов. Доложил о задержанных (один был убит).

— Командир живой?

— Кажется.

— Давайте сюда.

— Тут рядом, — показал рукой Туликов.

Полковник шагнул, но вдруг остановился и обернулся к бортрадисту.

— Ваше задание? — спросил он.

— Не знаю.

— Кто был в самолете кроме экипажа? Десант?

— Я ничего не знаю. Я — простой солдат, и меня не ставят в известность...

— После посадки самолета выходили в эфир?

— Да.

— Что передал?

— Задание выполнено.