Золотой фараон - Брукнер Карл - Страница 3

— Но как бы Осирис узнал тогда в загробном мире, что ты царь? Он спутал бы тебя с безымянными покойниками, и ты потерял бы все свои преимущества. Тебе пришлось бы заниматься тяжелой работой, как простолюдину.

Безбожник-столяр бросил насмешливый взгляд на небо.

— О Менафт, как ты глуп! Если существует бог загробного мира Осирис, то должен же он знать, царь перед ним стоит или такой же человек, как ты и я. А если он к тому же еще и справедлив, то должен судить плохого царя так же, как и плохого столяра.

— Значит, ты признаешь, что боишься наказания на том свете.

Сейтахт повернул руки ладонями вверх:

— Наказание? За что? Я беру золото, от которого никому нет пользы. Оно лежит глубоко под землей в гробницах. И его хочет иметь Поа, писец. За золото он даст нам масло, вино и другие хорошие вещи. Я не могу пользоваться золотом, так же как ты и другие.

— Это правда, — согласился робко Менафт, — золотом владеют лишь знатные вельможи, но никогда — ремесленники или крестьяне.

— Ну, а раз так, тогда почему ты боишься наказания богов? Бери пример, с Мунхераба, Хенума или Эменефа. Их привлекает не золото, а то, что дадут за него. Не мы грабители могил, а наши заказчики. Это их должен бы наказать Осирис, а не нас.

Менафт выпятил нижнюю губу. Слова Сейтахта поколебали его. Молча шагал он во мраке долины рядом со своими товарищами, размышляя: солнечный диск не может быть богом. И луна не может, да и ничто другое на небе и на земле. Сейтахт не лгал; он и правда хулил тогда богов, а они не сказали в ответ ни слова. Безмолвные и беззащитные лежали также и многочисленные фараоны в своих гробницах. Хотя при жизни они утверждали, что являются детьми небесных богов, а после смерти соединятся с Осирисом, однако они не защищались, когда воры грабили их гробницы. Да, очень возможно, что столяр прав: только люди могут карать и миловать людей на этом свете. И кто знает, что происходит на том свете? Оттуда еще никто не возвращался, чтобы дать показания.

На той стороне при обвалах скал снова раздался вой шакала. Он прозвучал словно вопль отчаяния. С противоположной стороны долины тотчас же последовал ответ. Теперь вой слышался уже в разных местах.

Менафт внимательно осмотрелся. «Это только шакалы, — подумал он, — наверняка это только шакалы». Они встречаются не только здесь. Он знал их привычку: подвывать своим собратьям. Не раз он прогонял их камнями, когда шакалы мешали ему спать. Просто смешно, что он их испугался. Однако Менафт оглянулся через плечо: что это за огоньки там позади, в темноте? Не светятся ли чьи-то глаза? А теперь огоньки потухли. Неужели его все-таки преследовал Анубис?

Сейтахт беззаботно шел дальше и смотрел вперед на дорогу. Он искал в темноте Мунхераба и двух других. Куда они ушли? Долина заканчивалась невдалеке скалами, которые, подобно гигантской стене, уходили высоко в небо. Гробница Тутанхамона должна была находиться где-то поблизости.

Сейтахт остановился, осмотрелся. Проклятия, которые он изрыгал, шипели, как вода на раскаленном камне. Недалеко послышался шорох, словно кто-то тер деревом о дерево.

Менафт испуганно схватил столяра за руку:

— Слышишь? Кто-то высекает огонь.

Столяр некоторое время прислушивался.

— Это они! — крикнул Сейтахт. — Эти сумасшедшие хотели разжечь огонь под открытым небом, вместо того, чтобы ожидать нас.

Сейтахт поспешил вперед. Его набедренная повязка светлым пятном плыла в темноте, указывая дорогу, которую выбрал Сейтахт и которая вела к возвышенности. Это была стена, опоясывающая спуск к гробнице.

У восточного края стены вырисовывались силуэты трех фигур. Это наверняка были Мунхераб, Эменеф и Хенум. Вдруг там вспыхнула искорка.

Огонь осветил белое пятно набедренной повязки Сейтахта. Послышался его гневный свистящий шепот. Огонь внезапно погас, и четыре фигуры исчезли так неожиданно, словно провалились сквозь землю. Менафт понял: грабители спустились к гробнице.

В скале было вырублено шестнадцать ступенек. Шестнадцать. Число, которое оставило неизгладимый след в памяти Менафта. Одиннадцать лет назад на этих ступеньках он чуть было не расстался с жизнью.

В его памяти вновь всплыла страшная сцена, которая разыгралась здесь в прошлые времена.

Высеченный из глыбы благороднейшего желтого кварцита многотонный саркофаг медленно опускался по наклонной площадке к гробнице. Двенадцать рабов тащили его на деревянных катках через подземный ход в переднюю камеру и далее — в гробницу.

Он, Менафт, как искусный мастер был прикреплен к чиновнику, который следил за правильной расстановкой всех предметов в погребальном покое. Когда колоссальный саркофаг встал, наконец, на подготовленное для него место, надсмотрщики и рабы вздохнули свободнее. Саркофаг каменотесы вытесали с необычайным искусством; это была исключительно тонкая работа. Одно неосторожное движение при спуске, один сильный толчок в узком скалистом проходе могли безнадежно испортить саркофаг. Поэтому все — от надсмотрщика до последнего раба — считали, что доставка менее тяжелой крышки саркофага не представит особых трудностей.

И тогда это случилось. Один из канатов, на которых спускали крышку, лопнул. Тяжелая, как три каменных статуи в натуральную величину, крышка заскользила вниз по ступеням. Рабы тщетно упирались в блок, их неудержимо тянуло вниз. Менафт попытался подставить под скользящую все быстрее крышку деревянный клин. Но и это не помогло. В самый последний момент он едва успел отскочить. Драгоценная крышка, с грохотом подскакивая на каждой из шестнадцати ступенек, раздавила на своем пути двух рабов и разлетелась на куски.

Надсмотрщик сорвал головной платок, затопал ногами в бессильном гневе. Он тотчас отстегал плетью оставшихся невредимыми рабов, а Менафту пригрозил всеми возможными карами. Но когда до его сознания дошло, что он, надсмотрщик, в первую очередь будет привлечен к ответственности, он стал соображать, что делать.

С большой поспешностью и в глубокой тайне велел он доставить из давно разграбленного царского погребения крышку саркофага из красноватого гранита. Старые надписи и рисунки удалили, а на их месте Менафт с двумя помощниками вырезал новые по образцу разбитой кварцитовой крышки.

Но это могли разоблачить: красноватый гранит никак не подходил к желтому кварциту саркофага. Во время погребальных торжеств жрецам и вельможам разница должна сразу же броситься в глаза.

Поэтому надсмотрщик распорядился покрасить поддельную крышку в желтый цвет, накинуть на нее покров и поставить в угол погребального покоя.

И вот наступило время погребальных торжеств. Холодный пот выступил на лбу у надсмотрщика. Но никто не интересовался крышкой. Церемония проходила быстрее, чем обычно. Три вставленных друг в друга гроба последний, из чистого золота, содержал набальзамированную мумию царя были погружены в кварцитовый саркофаг; вельможи и жрецы поспешно оставили гробницу.

Новый царь Эйе собирался взять в жены юную вдову покойного фараона. Поэтому растягивать на длительное время торжество погребения никак не входило в его планы.

Это было смутное для Египта время. Вместо многочисленных старых богов в стране стали почитать одного — бога солнца Атона. Жрецы бога Амона ненавидели царей, которые лишили их влияния. Народ не знал, кому теперь верить — богам своих предков или Атону, которого царь объявил единственным богом. Потом вдруг совсем молодыми один за другим умерли три царя-еретика. Жрецы победили, а народ должен был теперь еще больше почитать своих старых богов.

Голос столяра быстро вернул Менафта к действительности.

— Ты где? Куда ты исчез? — кричал Сейтахт. — Опять испугался кары богов? Давай свой инструмент и отправляйся домой!

— Я останусь с вами, — решительно заявил Менафт.

— Тогда поторапливайся! Поможешь нам пробить проход в гробницу!

— Почему вы до сих пор не зажигаете света? — спросил Менафт. — В темноте я не могу работать.

Столяр поспешно спустился по лестнице к гробнице и закричал своим сообщникам: