Русский романс - Пушкин Александр Сергеевич - Страница 74

74

ИВАН НИКИТИН

(1824–1861)

374. Нищий[385]

И вечерней и ранней порою Много старцев, и вдов, и сирот Под окошками ходит с сумою, Христа-ради на помощь зовет. Надевает ли сумку неволя, Неохота ли взяться за труд, — Тяжела и горька твоя доля, Бесприютный, оборванный люд! Не откажут тебе в подаянье, Не умрешь ты без крова зимой, — Жаль разумное божье созданье, Человека в грязи и с сумой! Но беднее и хуже есть нищий: Не пойдет он просить под окном. Целый век, из одежды да пищи, Он работает ночью и днем. Спит в лачужке, на грязной соломе, Богатырь в безысходной беде. Крепче камня в несносной истоме, Крепче меди в кровавой нужде По? смерть зерна он в землю бросает, По? смерть жнет, а нужда продает; О нем облако слезы роняет, Про тоску его буря поет. 1857

375. «Вырыта заступом яма глубокая…»[386]

Вырыта заступом яма глубокая. Жизнь невеселая, жизнь одинокая, Жизнь бесприютная, жизнь терпеливая, Жизнь, как осенняя ночь, молчаливая, — Горько она, моя бедная, шла, И, как степной огонек, замерла. Что же? усни, моя доля суровая! Крепко закроется крышка сосновая, Плотно сырою землею придавится, Только одним человеком убавится… Убыль его никому не больна, Память о нем никому не нужна!.. Вот она — слышится песнь беззаботная — Гостья погоста, певунья залетная, В воздухе синем на воле купается; Звонкая песнь серебром рассыпается… Тише!.. О жизни покончен вопрос. Больше не нужно ни песен, ни слез! 1860

376. <Из стихотворения «Хозяин»> («На старом кургане, в широкой степи…»)[387]

На старом кургане, в широкой степи, Прикованный сокол сидит на цепи.         Сидит он уж тысячу лет,         Все нет ему воли, все нет! И грудь он когтями с досады терзает, И каплями кровь из груди вытекает.         Летят в синеве облака,         А степь широка, широка… 1861

377. «Ехал из ярмарки ухарь-купец…»[388]

Ехал из ярмарки ухарь-купец, Ухарь-купец, удалой молодец. Стал он на двор лошадей покормить, Вздумал деревню гульбой удивить. В красной рубашке кудряв и румян, Вышел на улицу весел и пьян. Собрал он девок-красавиц в кружок, Выхватил с звонкой казной кошелек. Потчует старых и малых вином: «Пей-пропивай! Поживем — наживем!..», Морщатся девки, до донышка пьют, Шутят, и пляшут, и песни поют. Ухарь-купец подпевает-свистит. Оземь ногой молодецки стучит. Синее небо, и сумрак, и тишь. Смотрится в воду зеленый камыш. Полосы света по речке лежат. В золоте тучки над лесом горят. Девичья пляска при зорьке видна, Девичья песня за речкой слышна, По лугу льется, по чаще лесной… Там услыхал ее сторож седой; Белый как лунь, он под дубом стоит, Дуб не шелохнется, сторож молчит. К девке стыдливой купец пристает, Обнял, целует и руки ей жмет, Рвется красотка за девичий круг: Совестно ей от родных и подруг. Смотрят подруги, — их зависть берет: Вот, мол, упрямице счастье идет. Девкин отец свое дело смекнул, Локтем жену торопливо толкнул. Сед он, и рваная шапка на нем, Глазом мигнул — и пропал за углом. Девкина мать расторопна-смела, С вкрадчивой речью к купцу подошла «Полно, касатик, отстань — не балуй! Девки моей не позорь, не целуй!» Ухарь-купец позвенел серебром: «Нет, так не надо… другую найдем!..», Вырвалась девка, хотела бежать, Мать ей велела на месте стоять. Звездная ночь и ясна и тепла. Девичья песня давно замерла. Шепчет нахмуренный лес над водой, Ветром шатает камыш молодой. Синяя туча над лесом плывет, Темную зелень огнем обдает, В крайней избушке не гаснет ночник, Спит на печи подгулявший старик, Спит в зипунишке и в старых лаптях, Рваная шапка комком в головах. Молится богу старуха жена, Плакать бы надо — не плачет она. Дочь их красавица поздно пришла, Девичью совесть вином залила. Что тут за диво! и замуж пойдет… То-то, чай, деток на путь наведет! Кем ты, люд бедный, на свет порожден? Кем ты на гибель и срам осужден? 1858

378. Песня бобыля[389]

Ни кола, ни двора,       Зипун — весь пожиток… Эх, живи — не тужи,       Умрешь — не убыток! Богачу-дураку       И с казной не спится; Бобыль гол как сокол,       Поет-веселится. Он идет да поет,       Ветер подпевает; Сторонись, богачи!       Беднота гуляет! Рожь стоит по бокам,       Отдает поклоны… Эх, присвистни, бобыль!       Слушай, лес зеленый! Уж ты плачь ли, не плачь —       Слез никто не видит, Оробей, загорюй —       Курица обидит. Уж ты сыт ли, не сыт —       В печаль не вдавайся; Причешись, распахнись,       Шути-улыбайся! Поживем да умрем, —       Будет голь пригрета… Разумей, кто умен, —       Песенка допета! 1858 вернуться

385

Музыка Н. Соколова.

вернуться

386

Из повести «Дневник семинариста». Музыка Богданова, Дмитриева, Колачевского, Копылова, Ракитина, Саца, Филипповского, Якимова. Пели в среде демократической интеллигенции с конца XIX в.

вернуться

387

Музыка Вас. Калинникова, Вик. Калинникова, Чеснокова, Миловского. Было популярно среди демократической интеллигенции.

вернуться

388

Иногда приписывают К. Ф. Рылееву. Музыка Мартынова, Пригожего, Юрьева. Существует переработка Н. Беляева. При пении варьируется.

вернуться

389

Музыка Доброхотова, Монюшко, Мысовского, Ржевской, Богусловского, Левина. При пении варьируется.