Серийные преступления - Ревяко Татьяна Ивановна - Страница 73

— Где ты?

— Не знаю, спасайся!..

Вадима взяли люди из службы безопасности Святского, когда «мстителю» казалось, что операция прошла удачно. По крайней мере для него. Отвезли на незнакомую квартиру.

Не будем живописать всех пыток, которые пришлось перенести студенту (кстати, по этому факту также заведено уголовное дело), но справедливости ради отметим, что держался Вадим твердо. И трудно сказать, какая бы участь его ждала: быть может, просто отпустили бы, а может… Но… Воспользовавшись временным отсутствием своих истязателей, Вадим ухитрился (связанный по рукам и ногам!) добраться до телефона и набрать номер Игоря.

…Игорь метался по квартире. На вопросы деда лишь отмахивался, скрежетал зубами. Снова зазвонил телефон. Мужской голос попросил Виктора Дмитриевича. Дед взял трубку. Отвечал односложно. Когда закончил разговор, Игорь увидел, как побледнело его лицо. Глухим голосом дед сообщил, что звонил Святский, через полчаса приедет, хочет поговорить.

Игорь молча метнулся из квартиры. Через двадцать минут на своем «жигуленке» занял исходную позицию в углу большого двора их дома. Едва в другом конце появилась знакомая БМВ, «мститель» нажал на газ. Когда машины поравнялись, он через окно автомобиля бросил под колеса автомобиля Святского свою любимую «игрушку».

…Водитель и охранник, сидевший на переднем сиденье, погибли сразу. Биржевик отделался переломами. Машину Игоря взрывом отбросило на деревья. Если не считать ушибов, он не пострадал…

Виктор Дмитриевич Булатов сохранял хладнокровие до конца. После взрыва он аккуратно сложил на столе все папки с компроматом, свой дневник и подошел к окну. Некоторое время смотрел вниз на собравшуюся у подъезда толпу, на подъехавшую «скорую», а затем — на милицейский «уазик». Постоял в задумчивости и стал решительно открывать окно…

Толпа зевак вздрогнула от глухого удара тела об асфальт…

(А. Дремов. Детективная газета, № 10, 1996)

Маньяк местного масштаба

Колхозному слесарю Сергею Карасюку в тот октябрьский вечер перепала в клубе неслабая «грамулька». Душа его тут же «развернулась», обнажив «признаки врожденного умственного недоразвития в форме олигофрении в степени легкой дебильности с эмоционально-волевыми нарушениями», и позвала на подвиг. Но с хрустом вырвав пару колов из чьего-то новенького забора, специалист по ремонту плугов и борон не получил должного удовлетворения и понял, что подвиг, возможно, еще впереди. О, кто-то навстречу идет!

— Привет, Томка! — пьяно просиял Карасюк, спутав с кем-то 15-летнюю односельчанку Валю Лисицкую.

— Разуй глазища, чокнутый! Где ты Томку видишь? — хохотнула девчонка, отстраняясь от устремившегося к ней Сергея.

— У-у-у, Валька, ты, значит? — сделал для себя Карасюк «великое открытие» и загородил девушке дорогу. — Тебе восемнадцать еще нету, чего ты ночью по веске болтаешься? Изнасильничаться хочешь? Так давай, я умею!

— Ночь?! Девять часов на улице, куры еще спать не легли. Вот залезь в курятник и насильничай, если певень в лоб не даст, — Валя была в настроении и, посмеивалась, беззлобно подтрунивала над пьяным Карасюком.

Он на это вроде как не обращал внимания:

— Давай к Турку зайдем, он сегодня в магазине вино брал, авось еще не все выдул.

Зная, что отвязаться от «чокнутого» наверняка не удастся, Валя, взглянув на часы, без особой охоты, но согласилась.

Турок и впрямь еще не все «выдул». Карасюк помог.

— Пей! — расплескивая вино, сунул он стакан и Валентине.

— Да ну тебя с твоим чернилом, сам пей, — девушка поднялась, чтобы уйти.

— Я тоже сваливаю, — подхватился еще больше окосевший Карасюк.

От такого провожатого Валю если не тошнило, то подташнивало — точно, однако ни гнать — что толку! — ни убегать не стала. На пустыре доселе беспрестанно болтавший всякую чепуху Карасюк вдруг будто клещами обхватил ее одной рукой за талию, другой за шею и стал валить на землю. Валя с опозданием сообразила, что означают эти навязчивые проводы, попыталась вывернуться и три раза получила по лицу — Карасюк бил больно, наотмашь.

— Ты только не кричи, не кричи, а то совсем убью, — задыхаясь от предчувствия того, что вот-вот произойдет, хрипло шептал вроде бы протрезвевший малость слесарь, раздевая ее. — Ложись, не пожалеешь…

…Перед тем, как смотаться с пустыря, пресытившийся дебил еще минут десять вдалбливал Валентине, что непременно убьет ее, если кому хоть слово скажет. Девушка восприняла угрозу всерьез. И молчала.

А Карасюк затих, «залег на дно» на целый год. Во всяком случае, так следует из материалов следствия и суда.

…Сентябрь, грибная пора. Карасюк с приятелем Степаном Пятихатом, не намного опередившим его в умственном развитии, шлялись по лесу с кошелками. И надо же было столкнуться с ними семилетним Свете и Инне Макуль. В Карасюке сразу проснулся дремавший маньяк.

— Уведи вон ту подальше, на опушку, — приказал он послушному Степану, имея в виду Инну. И — Свете:

— Ты будешь со мной грибы собирать, а она — с ним. С нами, знаете, сколько нагребете — не унести.

Приняв слова Карасюка за чистую монету, девочки разделились.

— Подойди к тому ельнику, там одни боровики сидят, — Карасюк коварно отправил доверчивое дитя подальше от поляны. А сам уже снимал с плеч куртку.

…Света заливаясь слезами, стонала под тяжестью его дурно пахнущего тела, звала на помощь, но ублюдок зажимал ей грязной ладонью рот и нос, и она, задыхаясь, до конца терпела страшное истязание. Затем последовала старая «песенка»:

— Расскажешь кому, убью!

Подавленная перепуганная девочка убежала домой, а вошедший во вкус оболтус подался на опушку, где Пятихат чуть ли не силой удерживал вторую, ни о чем не догадывающуюся маленькую жертву. Все повторилось с зеркальной точностью: куртку наземь, на куртку — ребенка… И знакомое: «Убью!» Дети, как и Валя, молчали.

Маньяк понял, что его боятся, и в один «подходящий» момент решил еще раз «пройтись» по Валентине. С неразлучным Пятихатом и чекушкой пришли на ферму. Валя кормила телят — подменяла мать.

— Выпьем, — предложил Карасюк люто ненавидевшей его девушке.

— Иди ты!..

Он как будто только и ждал этих слов. Валя и глазом моргнуть не успела, как оказалась в тамбуре, где лежало сено. — Неси веревку!

Пятихат, изрядная несовершеннолетняя сволочь, мигом исполнил приказание. Карасюк привязал вырывавшуюся Валю за руку к толстой доске и уже собирался сотворить гнусность, но стоящий «не стреме» Степан подал сигнал тревоги: Валина мать идет! Подонки еле унесли ноги.

Странная девушка эта Валя. Она и после неудавшейся попытки изнасилования в тамбуре продолжала молчать. А Карасюк, между тем, «распоясался» вовсю.

Ребята играли на территории колхозных гаражей. Пьяный и агрессивный Карасюк прицепился к тринадцатилетнему Игорю: — Пойдешь со мной!

Он привел паренька в заброшенный, полуразрушенный, телятник. Бил кулаками, «катал» ногами, пустил в ход металлический прут. И, наконец, — изнасиловал мальчика.

До смерти запуганный Игорь тоже молчал… Казалось, скатываться по наклонной низменных половых инстинктов Карасюку дальше некуда. Ан нет!

Набравшись, как свинья грязи, на свадьбе, он, выписывая зигзаги и восьмерки, приплелся домой, но вместо хаты попал почему-то в сарай. Где и набросился на родную бабушку 1919 года рождения. На крик пришедшей в ужас старушки подоспел сосед…

Лишь после двух последних «эпизодов» сельчанам, которые, как оказалось, не такими уж и «незнающими» были, стало ясно, что если чокнутого Карасюка не остановить, он, глядишь, и впрямь станет этаким ненаказуемым секс-маньяком местного масштаба. И «сдали» слесаря с потрохами в милицию.

Психиатрическая экспертиза, несмотря на «степень дебильности» Карасюка, признала подонка в отношении инкриминируемых ему действий полностью вменяемым. Что и позволило Брестскому областному суду отмерить «любителю острых ощущений» 10 лет лишения свободы.