Сын ветра. Сказки Центральной и Южной Африки - Автор неизвестен - Страница 67

На первых порах Номта-ве-Ланга редко становилась избранницей какого-нибудь из парней — их взгляд почти не задерживался на этой маленькой девочке. Но и тогда не было случая, чтобы хоть кто-нибудь, указав на нее пальцем, не сказал: «Она еще слишком мала, но наступит день, когда эта малышка превратится в зрелую девушку, и тогда не будет ей равных по красоте. Она превратится в самую стройную и самую прекрасную из всех дев Бакубы». Зато озорная Кабазана чаще других становилась избранницей юношей с противоположного берега.

Надолго всем памятен стал случай, когда юная Номта-ве-Ланга впервые была признана первой красавицей среди дев Бакубы. Вот как это произошло. В тот день на узкой тропинке девушкам повстречались только трое юношей с противоположного берега. Один из них оказался сыном соседнего короля. Юношу звали Сидлоколо, или Сын Льва. Сперва оба его товарища по требованию девиц указали двух самых хорошеньких, а когда наступил черед королевского сына, он стал не спеша обводить взглядом всех девушек. На какой-то миг его взгляд задержался на Кабазане, затем скользнул дальше, пока не остановился на Номта-ве-Ланге. Не колеблясь больше ни мгновения, этот юноша с горделивой осанкой шагнул в сторону девочки, взял обеими руками ее правую руку и с большой нежностью в голосе произнес:

— Девы Бакубы подобны молодым нежным всходам на тучных полях, окропленных рассветной росой. Но ты, Номта-ве-Ланга, ты одна взяла в плен глаза мои и сердце мое, ибо выделяешься среди подруг точно так же, как выделяется из всех всходов на поле тот, что растет в самой середине и превосходит остальных и статью и красотою. Его листья колышутся выше всех, и самые искристые, самые чистые капли небесной росы окропляют их, и первый солнечный луч зажигает многоцветное пламя в каждой из капель, и от этого они уподобляются драгоценному ожерелью. Как жаль, что в этот дивный час люди обычно спят!..

С тех пор Номта-ве-Лангу не раз юноши называли самой красивой, но никто из них не говорил ей таких слов, как молодой королевский сын, и эти слова все не шли у нее из головы.

И вот однажды наступил тот день, когда Номта-ве-Ланге, возвращающейся с купания, пришлось спрятаться от чужих глаз, а ее старшим подругам во главе с Кабазаной по очереди нести ее на закорках до самого большого дворца. Взрослые женщины при виде приближающихся девушек сразу догадались, что случилось. Тогда одни быстро сделали уборку и навели порядок в одной из отдаленных комнат, другие принесли с речного берега вязанки тростника и приготовили удобное ложе. Номта-ве-Ланга стала девушкой, и обычай требовал, чтобы она, пока не минует несколько месяцев лун, провела почти в полном одиночестве и уединении в отдаленной комнате, лежа на тростниковой постели.

Нельзя сказать, что это доставило удовольствие Номта-ве-Ланге. Девушка страдала от одиночества, от того, что не видит дневного света и своих верных подружек, не может купаться в реке и участвовать в играх. Без всего этого она не мыслила себе жизни. Изредка в комнату к Номта-ве-Ланге допускали кого-нибудь из подруг, но большей частью она оставалась одна или наедине с двумя-тремя прислужницами — женщинами средних лет. Нечастые визиты подруг еще больше растравливали тоску королевской дочери, и ей нестерпимо хотелось присоединиться к забавам молодежи. Однако она и виду не показывала взрослым женщинам, прислужницам и опекуншам, как скучает и как томится ее душа, ибо нет ничего постыднее, чем выказывать в этот период свои капризы и невыдержанность. Лишь одному человеку она открылась — своей самой верной служанке, такой же молодой девушке, как она сама.

Однажды ясным солнечным утром, когда Номта-ве-Ланга оставалась наедине с верной служанкой, до ее слуха донеслась веселая песня девушек Бакубы. Номта-ве-Ланга тотчас догадалась, что это подруги отправились к дальней реке на купание, и вот-вот они пройдут мимо большого дворца. Тогда она послала служанку к Кабазане с просьбой заглянуть к ней на минутку. Служанка со всех ног кинулась выполнять поручение, вскоре она вернулась и сказала, что Кабазана сейчас придет.

И впрямь, почти тотчас в комнату вошла Кабазана, да не одна, а еще с двумя подружками, своими ровесницами. Каково же было удивление девушек, когда они застали Номта-ве-Лангу не лежащей на тростниковой постели, а стоящий посреди комнаты, к тому же одетой в одежду своей служанки, а ту — лежащей вместо принцессы и укутанной с головой, чтобы думали, будто принцесса спит, и не беспокоили понапрасну.

— Т-с-с-с! Ни слова! Я иду с вами,— прошептала Номта-ве-Ланга, не дав подружкам и рта раскрыть.

Она вытолкала Кабазану и обеих ее спутниц из комнаты и потащила прочь от дворца, пока не вернулся кто-нибудь из взрослых служанок. Девушки просто не знали, как отнестись к затее принцессы — они одновременно были и обескуражены, и заражены ее задором. В конце концов они решили: так и быть, помогут принцессе в ее дерзком тайном замысле. Кабазана и обе ее спутницы обступили принцессу, и вот так, вчетвером, они побежали по малохоженой тропинке догонять остальных девушек. На этот раз их собралось особенно много, никак не меньше двух сотен. Увидев Номта-ве-Лангу, девицы затараторили, захихикали и, взбудораженные общей тайной, спешным шагом продолжили поход.

Вдруг Номта-ве-Ланге пришло в голову, что ее проделка наверняка уже разоблачена и вот-вот им вслед будет выслана погоня. Поэтому, как только большой дворец скрылся из виду, она предложила девушкам сменить направление и пойти не туда, где они обычно купались, а к глубоководной заводи Луланге, где вообще никто никогда не купается.

— К Луланге? — удивилась Кабазана.— Неужели ты никогда не слышала, что люди ее называют заводью, откуда нет возврата?

— Ах, это пустая болтовня! — воскликнула принцесса. — Выдумки вздорных стариков, которые и в реку-то боятся окунуться. Вперед, подружки, за мной! — И, смеясь, добавила: — А впрочем, если заводь Луланге окажется тем самым местом, где нас поджидает счастье, мы и сами не захотим оттуда возвращаться домой, не так ли?

Беспечным смехом ответили девушки на слова Номта-ве-Ланги и уже безо всяких сомнений продолжили путь. Никогда прежде не бывали они в этих местах, и никто из них не слышал, чтобы кто-нибудь из народа Бакуба посетил берег заводи Луланге. Однако все прекрасно знали, в каком направлении надо идти. Это была глубокая и весьма протяженная заводь на той же самой большой реке, где девушки обычно купались в своей любимой уютной заводи, только значительно ниже по течению. И до той, и до другой было примерно одинаково ходу. Девушки шли быстрым шагом, предпочитая узкие нехоженые тропы, дабы не наткнуться случайно на кого-нибудь, кто бы мог узнать принцессу.

Чтобы выйти прямо к заводи Луланге, девушкам пришлось сделать большой крюк и перебраться через гребень горы. Оттуда, с высоты, им открылся вид на реку с заводью Луланге, которая, казалось, не имела ни дна, ни берегов. Впрочем, заводь оказалась вовсе не такой широкой, как полагали девушки, просто берега ее густо поросли кустарником и деревьями, и их почти не было видно. Ветви некоторых деревьев так низко склонились над водой, что листва погрузилась в недвижную темную воду, будто утонула. И ни единой тропки не было видно вокруг. Значит, и впрямь люди ходят сюда крайне редко, если только вообще ходят. Некоторыми из девиц овладело сомнение, а самые боязливые готовы уже были повернуть назад.

— Вперед, девы Бакубы! — раздался громкий голос Номта-ве-Ланги.— Никто не посмеет назвать нас трусихами только потому, что мы сробели из-за россказней вздорных стариков. Вы только взгляните вон на те лужайки с сочной зеленой травой. Для кого же и создана вся эта красота, если не для нас?! Не для того ли, чтобы нам мягче лежалось на берегу?!

Девушки наперегонки помчались вниз с горы, на бегу продираясь сквозь густые заросли, пока не очутились наконец на тех самых зеленых лужайках, которые первой углядела принцесса. Здесь они разложили свои корзины с припасами, скинули с себя длинные юбки и накидки, сняли украшения и остались в одних только набедренных повязках. Все свои вещи девушки аккуратно сложили в общую кучу посреди лужайки. А затем, взявшись за руки, повели хоровод вокруг этой кучи с одеждой. Принцесса стояла рядом с Кабазаной, которая, как всегда, была заправилой. Сперва Кабазана повела хоровод в правую сторону — и все быстрей и быстрей закружились плясуньи, отбивая такт босыми ступнями по земле. Лишь мелодично позвякивают снизки ярких бус у них на талиях. Девушки сделали три круга, и тут Кабазана на миг остановилась и повела хоровод в другую сторону. И снова закружились плясуньи — аж до ряби в глазах,— только дзинькают яркие бусины на талиях да топают босые ноги по шелковистой траве. Вдруг, широко раскинув руки, Кабазана с криком побежала к воде и плюхнулась в реку. Тотчас ее примеру последовали остальные — с пронзительным визгом и хохотом стали девицы с разбегу кидаться в воду — плюх! плюх! плюх! Номта-ве-Ланга оказалась последней.