Покорение Огня (СИ) - Гаврилова Анна Сергеевна - Страница 30

      – Пойдём ко мне, – шепнул норриец.

      От этого шепота по телу прокатилась новая волна жара, но кивнула я по иной, не связанной с реакциями организма, причине. Просто стало ясно: банальное «нет» Глуна не удовлетворит, а выяснять отношения при свидетелях себе дороже.

      Так что я встала и позволила мужчине увлечь себя к выходу. У самой двери мы остановились на пару секунд – Глун шепнул заклинание и прикрыл глаза, просматривая коридор на наличие посторонних. Лишь убедившись, что снаружи чисто, отпер дверь и мягко подтолкнул меня в спину.

      После чего обернулся и бросил:

      – Мелкий, закрой за нами.

      Я невольно нахмурилась – а почему мы, собственно, обычным путём, а не порталом уходим? Но додумать эту мысль не успела – Эмиль опять оказался рядом, ухватил за руку и повёл знакомым маршрутом к не менее знакомой двери.

      А едва мы оказались в гостиной его покоев, вновь притянул к себе и накрыл губы поцелуем. И если там, на чердаке, всё было, по большому счёту, невинно, то теперь…

      Шторм. Бешеный и пьянящий. Ноги, несмотря на твёрдое решение держаться и вести себя прилично, подкашиваются. Жар, вновь охвативший всё тело, сметает даже тень намерения сказать «нет».

      Руки сами тянутся к вороту мужской рубашки в желании развязать шнуровку, а тот факт, что ладони норрийца проникли под мою футболку и поглаживают спину, вызывает чувство бешеного разочарования.

      Я хочу иного. Я хочу, чтобы ядовитый аристократ стянул с меня эту бессмысленную тряпку, избавил от бюстика и прикоснулся к груди. А потом подхватил на руки, отнёс в спальню, и сделал всё то, что делал вчера. И под напором этого желания даже на собственное психологическое здоровье плевать.

      Ну подумаешь мазохистка! Да мало ли нас таких!

      Я готова быть кем угодно, лишь бы Глун…

      Так. Стоп.

      Протрезвела я внезапно, без какой-либо причины. А осознав себя, прервала поцелуй и отстранилась – ну, насколько могла с учётом того, что Эмиль крепко прижимал к собственному телу.

      – Что не так? – выдохнул норриец хрипло. Но ответа не ждал, тут же вновь потянулся с поцелуем.

      – Всё, – прошептала я и от поцелуя этого увернулась.

      Следующая попытка завладеть моими губами успехом тоже не увенчалась, равно как и третья, и четвёртая. А эта напористость норрийца дала повод предположить – он прекрасно понимает, о чём хочу сказать.

      – Эмиль! – взмолилась я.

      – Что не так? – повторил он. – Чего ты испугалась?

      В следующий миг я нашла в себе силы вывернуться из захвата и отскочить. Гоняться за мной по комнате никто не собирался, более того – Глун тоже отступил и сложил руки на груди.

      – Даша? – В его голосе прозвучали хмурые нотки. – Всё хорошо?

      Я помотала головой и, глубоко вдохнув, сказала:

      – Эмиль, давай не будем усложнять наши и без того сложные отношения.

      Мне подарили слегка удивлённый взгляд, намекая, что неплохо бы пояснить. А я замялась – чёрт, из меня же дипломат, как из слона балерина. Но деваться было некуда, поэтому я собралась, и начала… ну, собственно, с главного.

      – Во-первых, я ничего о тебе не знаю.

      Эмиля заявление не впечатлило. Более того, на его лице отразился скепсис.

      О как. То есть, по мнению норрийца, я персона очень даже осведомлённая? Ладно, поясним…

      – Может у тебя в империи невеста есть, или вообще жена.

      Как и в прошлый раз, при мысли об этом, сердце наполнилось жгучей яростью. Однако голос мой прозвучал предельно спокойно, и я поставила себе пятёрку за выдержку.

      – Нет, – отчеканил Эмиль. – Я совершенно свободен.

      Чёрт! Уже не пятёрка, а десятка, потому что вздох облегчения я тоже сдержать сумела!

      Зато в следующий миг поняла – засада. На каком-то очень глубинном, очень подсознательном уровне я сильно надеялась на то, что Глун ответит иначе. Потому что препятствие в виде жены или невесты было железобетонным. Остальные, на его фоне, меркли.

      Но отчаиваться я не спешила, и, помня о том, что следует быть тактичной, ибо мне с этим мужчиной ещё из конфедерации бежать, сказала:

      – Эмиль, я не такая.

      – Не какая? – На сей раз в голосе норрийца прозвучали нотки раздражения. Словно я чушь несу. Словно я…

      – Я не могу иметь отношения с таким как ты.

      А вот теперь Глун заинтересовался по-настоящему. Даже голову на бок склонил, словно пытаясь рассмотреть меня получше.

      – С каким «таким»? – спросил он тихо и как-то… чуточку злобно.

      – Ты слишком неуравновешен, и склонен к психологическому садизму. А это не мой вариант, Эмиль.

      Глун промолчал. Вернее, он стоял и молчал, демонстрируя всем своим видом, что совершенно с моим видением ситуации не согласен. А меня прорвало:

      – Именно благодаря тебе я оказалась на Поларе не имея даже зубной щетки. С твоего молчаливого согласия меня заселили на пыльный чердак. И потом… ты сделал всё, чтобы я отчаялась и сдалась. Ты издевался, и точно получал от этого процесса удовольствие. Это называется садизмом, и это не для меня.

      К счастью, отрицать свою вину декан и куратор первого курса факультета Огня не стал. Причём к счастью для него – иначе я бы точно не выдержала и шарахнула каким-нибудь боевым пульсаром.

      – Да, было, – сказал мужчина ровно. – Да, издевался.

      А после очень долгой, наполненной грозовыми молниями паузы добавил:

      – Извини, хорошая моя. Если бы я знал, что ты окажешься настолько упрямой, я бы и пальцем не шевельнул.

      – Что? – Нет, я действительно не поняла.

      – Я бы лично перенёс все твои вещи, заселил тебя в самые роскошные покои и встал бы над тобой с опахалом, – даря саркастическую ухмылку, продолжил Глун. – Носился бы с тобой, как квочка. Дрожал над тобой. И посыпал твой путь лепестками роз.

      Контролировать себя стало на порядок сложнее – ярость взыграла с новой силой. Но причиной тому не столько слова, сколько выражение Глуновского лица. В какой-то миг на нём отразилось нечто особенное, этакая оскорблённая невинность.

      – На что ты намекаешь? – спросила я.

      Глун вздохнул и закатил глаза. Причём точно знаю, не рисовался, это было маленькое, сиюминутное проявление несдержанности. И отвечать на вопрос он явно не хотел, но всё-таки произнёс: