Ошибки в путеводителе - Айзенберг Михаил - Страница 35

Кроме талонов на питание были еще и суточные, и вовсе не малые, да гостиница четыре звезды на четверо суток. А называлось все это предприятие «19-й форум видавцiв» (издателей): восемьсот приглашенных, столько же заявленных выступлений (это за четыре-то дня). А откуда деньги? Развешенный всюду слоган форума, на мой слух, читается двусмысленно: «Обирай литературу!» Я старался не внедряться, а побольше ходить по городу.

На следующий день стал фиксировать маршрут, чего не делал со времен Рима: чтобы потом все вспомнить по ходу движения – навязчивая фикция. Оказалось, что средневековый центр я пробежал уже вчера и пора выбираться за его пределы. Прошелся по улице Дудаева, бывшей Пушкина, по площади генерала Григоренко, вернулся в центр.

Перед памятником Ивану Федорову книжный развал: все заставлено ветхими раскладушками, на них разложены книги, в большинстве русские. Это выглядит немного странно, и вот почему: русской речи в этом городе нет вообще (в отличие от Тбилиси, где она на каждом углу, и не только у приезжих). Слышал всего несколько раз, и это точно были туристы. В ресторанах, магазинах, да и на самом форуме отвечают только на мове и так тараторят, что вообще не понять. Это какая-то политика.

День закончился в Музее сала, к вечеру превращающемся в ресторан. Не то чтобы я туда особенно стремился, но мои спутники вели там какое-то безумное чтение, а ужинать в одиночестве не хотелось. Это довольно забавное и стильное заведение, завешенное картинами, где знакомые изображения переиначены в тему сала и его употребления: супрематические картинки Малевича, например, или серии Уорхола. Но закусывать тоже пришлось фигурками из сала, что не очень приятно.

На третий день у меня было чтение (вместе с Колей Звягинцевым) в приятном небольшом кафе «Меделин» на углу Староеврейской улицы и маленькой площади-сквера с бильярдным столом. Вся улица в ресторанчиках и винарках с хорошим (и недорогим) крымским вином, упирается в сохранившееся прясло крепостной стены. Рядом улицы Русская, Армянская, Сербская.

Три первых дня было тепло и солнечно, а на четвертый вдруг холод и мелкий дождь, которому, казалось, нет конца. И показалась разумной идея Звягинцева: взять машину и съездить в Дрогобыч, город Бруно Шульца. Заодно заехать по дороге в Борислав, где Коля проходил военную службу. Местность сначала была плоская и неинтересная, потом начались предгорья Карпат: темно-синие горы в клочьях тумана. В Бориславе, по словам Коли, ничего за четверть века не изменилось, только место, где была его часть, казалось заброшенным и совершенно безлюдным. Но какие-то солдатики там все же были, и после долгих переговоров Колю пустили за железные ворота КПП – освежить воспоминания. И даже от денег отказались.

В этом городе есть ткацкая фабрика, когда-то принадлежавшая Шиндлеру и с соответствующей историей. По виду тоже заброшенная.

Дрогобыч – город небольшой и не очень плотный, но довольно живой, не депрессивный. Сразу за центром начинаются окраины. Много зданий приличной архитектуры – модерн, конструктивизм; почему-то много учебных заведений. Есть там и «музей» Бруно Шульца, но это просто мемориальная комната в местной, кажется, гимназии, и о посещении надо договариваться заранее.

Последнее впечатление было из самых ярких, хоть все и происходило в полутьме. С десяти вечера до шести утра в местном ТЮЗе была заявлена «ночь поэзии», слегка разбавленная какими-то музыкантами. В списке выступающих значился и я, но этот список был такой длины, что мне даже не удалось дочитать его до конца, и я решил, что без меня всем будет только легче. В последний момент мои спутники все же туда устремились, ну, и я заодно. Опоздали, чтение уже началось. Перед закрытыми стеклянными дверями толкалась немаленькая группа других опоздавших, а за ними – охранник в черном костюме и тетки-администраторши совершенно советского вида. Пускать никого не собирались, но спутники мои прорвались с криком, протащили и меня. Все это выглядело ностальгически – как на закрытом просмотре лет сорок назад. В зал не пройти, на балконе тоже нет мест, но можно постоять у стенки. Я посмотрел вниз: ни одного свободного места, многие стоят, как и мы. На сцене читают украинские стихи, авторов крупно проецируют на большой экран. Огляделся: в полутьме все слушатели показались мне модными молодыми красавицами и красавцами. Слушали очень внимательно, никто не переговаривался. Не в силах вынести это зрелище, сбежал минут через пятнадцать.

P.S. Мне говорили потом разные люди, что еще лет пять-десять назад Львов был в запустении и разрухе, но я не могу в это поверить. То есть не могу это себе объяснить: я-то знаю, как выглядят города после тотальной реставрации. Совершенно иначе: макетно, фанерно, музейно. Во Львове ничего подобного нет, это город совершенно живой. Может, потому, что его как-то обошли обе большие войны, массовых разрушений не было. А еще можно предположить, что мое зрение как-то предварительно настроено на полный ужас, а когда его нет, то отдельные недостачи не принимаются в расчет и как-то не замечаются.

Теперешнее население Львова раздражает решительно всех, но я был настолько очарован городом, что к жителям не слишком присматривался. Люди как люди. В центре в основном молодежь – то есть племя незнакомое и всюду примерно одинаковое. Агрессии не чувствуется, что сразу помещает российского жителя, москвича в особенности, в какую-то оранжерею.

Я знаю, впрочем, что именно в этом отношении впечатления туриста совершенно недостоверны. Мы впервые пересекли границу нашей родины в 1988 году, приехали в Югославию. Отдыхали в Будве, побывали в Дубровице, Мостаре и Белграде. Мостар, правда, и тогда оставил какое-то тревожное впечатление, но остальные города дышали покоем и радушием.

Продолжать мысль, думаю, не надо. Я к тому, что в этом плане могут случиться самые неожиданные «ошибки в путеводителе».