Преступление не будет раскрыто - Семенов Анатолий Семенович - Страница 24

— Иркутяне! — крикнул он. — Кто поедет со мной в Москву?

— Я! — крикнули в ответ все иркутские студенты, высоко подняв руки.

— Нужны только двое.

— Все с радостью поедем!

— Нет, только двое. Тяните жребий.

Жребий выпал Марине и ещё одной девушке, которая училась с Мариной в одной группе и даже жила с ней в одной комнате в общежитии.

— Маринка! — визжала она от восторга. — Как нам повезло!

Горшенин пошёл следом за Вячеславом Борисовичем, когда тот направился к своей палатке.

— Мне хотелось бы с вами поговорить, — сказал Тарас.

Вячеслав Борисович остановился.

— Говорите.

— Пойдёмте в палатку.

— Прошу. — Вячеслав Борисович приоткрыл тент и пропустил вперёд гостя. — Слушаю вас.

— Вы помните мою фамилию? — спросил Тарас мягким вкрадчивым голосом.

— Что за вопрос. Вячеслав Борисович выразил удивление. — Конечно помню. Ваша фамилия Горшенин.

— И она вам ни о чём не говорит?

— Она говорит мне о многом. И прежде всего о том, что вы лодырь и лоботряс. Между прочим, в характеристике я так и напишу. И ваши дружки тоже пусть не рассчитывают на хорошую характеристику.

— Я не об этом, — без тени смущения заявил Горшенин. — Я хотел спросить, не знакомы ли вы случайно с моим отцом?

— Не доводилось.

— Я мог бы познакомить вас. В неофициальной обстановке. Например, у нас дома.

— Зачем?

— Ну как. — Горшенин удивился. — Имя его широко известно. Член-корреспондент Академии наук. Постоянно публикует проблемные статьи в центральной прессе и в толстых журналах. Читаете же, наверно.

— Почитываю и центральную прессу и толстые журналы.

— Думаю, что такое знакомство было бы полезно.

— Вам что-то от меня нужно, — сказал Вячеслав Борисович. — Что конкретно? Давайте без предисловий.

— Маленькая просьба. Совсем пустяк.

— Слушаю.

— Я передумал и хочу вам помочь с документацией и отчётом.

— Ну и прекрасно! Будете помогать девушкам.

— Нет, — замялся Тарас — Вы не совсем меня поняли. Вам ведь нужны два помощника?

— Два.

— А зачем вам третий. Я хотел бы вместо Тани. А Марина пусть остаётся.

— Ах вот в чём дело, — произнёс Вячеслав Борисович. — Нет, дорогой мой. Таня от радости пляшет вокруг костра как дикарка. От неё мне будет больше толку чем от Марины. Вот если бы наоборот, вместо Марины — Таня. Не хотите с Таней поработать?

Вопрос прозвучал как откровенное издевательство, и Горшенин побагровел. Ничего не оставалось как откланяться.

— Извините за беспокойство, — сказал он.

— Я не стану возражать, если будете приходить и помогать девушкам, — сказал Вячеслав Борисович. — Я даже формулировку в характеристике изменю. Напишу так: сначала был лодырь, а под конец стал исправляться.

В Красноярске Марина успела забежать домой. Ей нужны были деньги и наряды, чтобы можно было выйти куда-нибудь в Москве.

Горшенин не оставил Марину в покое. Он превратился в усердного помощника по камеральным работам. Однако все попытки провести с ней вечер, все приглашения в столичные рестораны и кафе она категорически отвергла. С Таней старалась не расставаться, чтобы как можно меньше быть с Горшениным наедине.

Как-то раз вечером девушки надели свои наряды (у Тани к счастью в рюкзаке оказались приличный плащ и шерстяное платьице) и поехали в киноконцертный зал «Варшава». Там Геннадий Хазанов, пик популярности которого выпал на середину восьмидесятых, давал концерт. Билетов у них не было. Рассчитывали купить с рук. Но когда они приехали, желающие приобрести билеты с рук уже толпой стояли от метро «Войковская» до входа в «Варшаву». Их было столько, что у девушек всякая надежда пропала. Но они всё-таки стояли у входа до начала концерта и поражались активности некоторых безбилетников, особенно одной дамы в брюках двухметрового роста, которая предлагала за билет двадцать пять рублей, надеясь, что кто-нибудь ради такой суммы откажется, от своего билета. Никто не отказался, и ничего у этой дамы не вышло. И вообще ни Марина, ни Таня не видели, чтобы кто-нибудь продал на их глазах хоть один лишний билет. И хотя Хазанов давал ещё несколько концертов, билеты давно были проданы, и девушки распростились с мечтой увидеть популярного артиста, горестно повздыхали и поехали в гостиницу.

Наутро они рассказали Горшенину, что творилось у киноконцертного зала «Варшава». На следующий день Горшенин, войдя в комнату, где проводились камеральные работы, не раздеваясь вынул из кармана и положил на стол перед девушками два билета на концерт Хазанова, который должен был состояться сегодня.

— Как в сказке, — сказала Таня, не веря своим глазам. — Честное слово — как в сказке. Чем тебя отблагодарить, дорогой Тарас Григорьевич! Ну дай я тебя поцелую.

— Не возражаю, — игриво произнёс Горшенин и подставил щеку.

Таня чмокнула его.

— А вообще-то не меня надо целовать, а Герку Соловьёва, — сказал он. — На ваше счастье его мать работает в «Росконцерте». Кстати, на следующей неделе возле концертного зала гостиницы «Россия» столпотворение будет похлеще. На сцену выйдет знаменитый Тото Кутуньо! — воскликнул Горшенин и вскинул руку, будто представлял артиста публике. — Билеты Герка достанет. Пойдёте?

— Он ещё спрашивает, — сказала Таня, поперхнувшись от неожиданности.

Марина молчала. Она сжалась в испуге, предчувствуя нехороший поворот событий. Но на концерт Хазанова пошла. И на концерт Тото Кутуньо, разумеется, тоже пошла. Горшенина сопровождал в обоих случаях Герман Соловьёв, один из его дружков, который был на практике в археологической экспедиции. Герман не блистал внешностью. Тщедушный телом, горбоносый и невзрачный лицом он мучился комплексами, но всё же попытался ухаживать за Таней. Таня сама не блистала внешностью и охотно откликнулась на ухаживания. Поэтому они сидели на концертах хотя и рядом, но попарно. Горшенин настойчиво пытался протолкнуть свою руку под локоть Марине, но Марина крепко прижимала локоть к себе и не давала ему протиснуться. Он вошёл в азарт борьбы и, словно канадский хоккеист, решил бороться за победу до последней минуты.

Перед отъездом девушек в Иркутск была организована вечеринка. Вечеринку организовал Горшенин, хотя выглядело всё так, что он не имел к ней никакого отношения и вообще не должен был присутствовать на ней. А будто бы Володя Беляев, третий студент-практикант, который был в археологической экспедиции, приглашал к себе подружившихся Германа с Таней и попутно Марину посидеть у него перед отъездом, попить чаю и послушать редкие магнитофонные записи. Родители Беляева и все домочадцы как раз уехали на выходные дни на дачу. Условия позволяли пригласить гостей. Что ж не пригласить. Герман, решив помочь другу, сыграл свою роль великолепно. Он искусно обманул Таню, Таня без всякой задней мысли непроизвольно обманула Марину, и вечеринка состоялась. Но вместо чаю на столе оказались коньяк и шампанское, фрукты и разные деликатесы. От коньяка Марина наотрез отказалась и пила только шампанское. Вчетвером было весело. Таня с Германом пели громко студенческие песни, Володя играл на гитаре и тоже пел, и Марина пела, и вдруг звонок. Беляев, чертыхаясь, что кого-то нелёгкая несёт некстати, пошёл открывать дверь.

— Привет, — послышалось в прихожей.

— Привет, — ответил Беляев. — Но кто тебя звал? Ты же знаешь, не званый гость хуже татарина.

— А я что к тебе верхом на коне и с татарской саблей? Если хочешь знать, я к тебе с бутылкой отличного грузинского вина. Вот, полюбуйся. На этикетке ни черта не разобрать. Написано по-грузински. И одни сплошные медали. Я их не мог сосчитать. На, полюбуйся, чурбан ты эдакий!

— Ну тогда раздевайся и проходи.

— О, да у тебя гости! — воскликнул Горшенин, входя в залу.

— Мой друг Тарас Григорьевич Горшенин! — воскликнул Беляев, продолжая ломать комедию. — Прошу любить и жаловать.

Горшенин поставил на стол бутылку какого-то действительно редчайшего вина, какое и грузины-то, наверно, редко видят на своих столах.