Преступление не будет раскрыто - Семенов Анатолий Семенович - Страница 34

Георгий Антонович сидел на своём месте и слушал и не слушал, что происходило в прихожей. Поворачивая пальцами рюмку с вином и глядя в неё, он думал о чём-то своём и обратил внимание только на одну фразу, которую Екатерина Львовна очень громко сказала Вадиму:

— Вадик, оставь нас!

«Наконец-то», — подумал Георгий Антонович, уставившись в ту сторону, откуда доносились голоса. Он знал, что теперь, когда Екатерина Львовна сдала свой позиции и хочет поговорить с Мариной наедине, дело пойдёт к развязке: если Марина после разговора с Екатериной Львовной всё-таки уйдёт, значит глупая, значит обиделась на хозяйку и на сына, и все может рухнуть; если останется, значит умная, значит не придала решающего значения в сущности легко объяснимому поступку Вадима — ведь потерял парень голову и, естественно, заторопился. А с такой красоткой долго ли потерять голову. Да и вряд ли умная девушка стала бы разбрасываться такими женихами. На весь город раз, два и обчёлся.

— Я не пущу её! — вопил из прихожей Вадим. Он тоже соображал, что надо именно сейчас ликвидировать накладку и уговорить Марину остаться. И поэтому продолжал дико вопить: — Мариночка, прости меня! Ну прости, пожалуйста!

— Вадим, уйди! — воскликнула Екатерина Львовна — Нам с Мариночкой надо обговорить некоторые бытовые вопросы. А вы, Мариночка, большая умница. Это я поняла ещё за столом, когда вы отбрили меня и этого оболтуса. А раз умница, значит, останетесь. Правда ведь?

Георгий Антонович улыбнулся и, прищурив глаза на рюмку, выпил вино и проглотил кусочек заливного.

Екатерина Львовна ещё с минуту уговаривала Марину остаться. Потом они вместе ушли в комнату Вадима (Вадим в это время, находясь в подъезде, ждал возлюбленную) и долго сидели там и говорили.

Минут через двадцать они вошли в залу. Георгий Антонович сидя на диване, просматривал какой-то журнал. Вадима не было. Екатерина Львовна объявила, что они с Мариной решили не откладывать свадьбу, дабы предостеречь благое дело от всяких осложнений. Георгий Антонович в знак согласия кивнул головой и закрыл журнал. Осталось обсудить день свадьбы. Обсуждали без Вадима. Екатерина Львовна сначала предложила новогодние праздники, но Георгий Антонович категорически возразил, сказав, что праздник пусть сам по себе, а свадьбу желательно сделать саму по себе. Он же предложил первую субботу января. Оставалось три месяца. Екатерина Львовна ужаснулась — слишком быстро разворачиваются события, но подумала и согласилась.

Вошёл Вадим. Он смотрел на них и ничего не понимал. И отец, и мать, и Марина сидели за столом на своих местах. Отец и мать переглянулись. Марина сидела не по её характеру кротко, опустив глаза. Георгий Антонович сказал: «Мы тут кое-что решили без тебя, если не возражаешь, через три месяца свадьба». Вадим заулыбался и молча сел за стол.

Марина сказала, что ей пора домой. Вадим ответил, что отвезёт её на машине, и спешить некуда. Но в кругу семьи говорить было больше не о чём, и Марина желала поскорее уйти, одуматься, привести свои мысли и чувства в порядок. Они оделись и вышли во двор. Было свежо. На небе ярко мерцали звезды. Тянул ветерок. Вадим оставил Марину у освещённого подъезда, а сам пошёл в гараж. Он бесшумно подъехал к ней, усадил рядом с собой. Сев за руль, не поехал сразу, а обнял невесту и, несмотря на её протесты и просьбы, стал ласкать её, целовать и гладить пальцами её щеки, брови, выбившиеся из-под шапочки мягкие волосы. Прервала их другая запоздавшая парочка, вышедшая из-за угла.

На другой день были исполнены формальности в загсе и оповещены все друзья с обеих сторон. За неделю до регистрации молодые съездили в Красноярск. Вадим познакомился с родителями Марины. Все вместе приехали в Иркутск на свадьбу. Для свадьбы откупили ресторан.

Гостей на свадьбе было много, особенно молодёжи, студентов, близких друзей Вадима и Марины. Среди гостей оказался один офицер, школьный приятель Вадима, прибывший в отпуск. Он напомнил невесте об Осинцеве, и сердце у неё сжалось. Пока не ушёл офицер, — его мундир резко выделялся среди костюмов других гостей, — она волей-неволей обращалась к прошлому. И ей было досадно, что этот мундир мозолит глаза, что в такой день появилась помеха…

IX

Олег долго не получал писем. Дед неграмотный, а больше получать не от кого. И вдруг — весточка и денежный перевод. На тысячу рублей.

Замполит майор Макаров вызвал Осинцева к себе и стал выяснять, откуда, от кого и, главное, зачем такие деньги. Осинцев ничего не мог ответить.

— Дело тёмное, — сказал Макаров, — внимательно разглядывая почтовое извещение с обеих сторон. — Поедем на почту разбираться.

Приехали. Разобрались. Оказывается, перевод был от Марины. На обороте почтового бланка, где было место для письма, она соизволила начёркать несколько слов: «Купи новую моторную лодку. Я вышла замуж. Живу с мужем у его родителей. Желаю счастья. Марина». Это было её единственное письмо к Осинцеву.

— Какая Марина? Какая лодка? — Макаров сыпал вопросами, словно бил молотком по голове.

Осинцев побледнел как полотно.

— Сержант! — окликнул его Макаров. — Ты можешь толком объяснить, что это за деньги и при чём тут моторная лодка?

— Не нужен мне этот перевод, — ответил Олег глухим неузнаваемым голосом. — Отправьте его обратно. И объяснять ничего не буду. Это моё. Личное. И никого не касается.

— Меня, как заместителя по политической части, касается.

— Хоть на куски режьте, ничего объяснять не стану.

— Та-ак, — протяжно произнёс замполит, кладя почтовый бланк с письмом Марины на стол. — Хорошо-о.

Оба молчали. Макаров, прищурив глаза, опять обратился к сержанту:

— Последний раз спрашиваю: от кого деньги?

— Я же русским языком сказал, что объяснять ничего не буду.

— В таком случае я распоряжусь отправить их обратно.

— Именно об этом вас и прощу.

Майор запыхтел от злости. Помолчал, сопя и барабаня пальцами по бланку и швырнул его Олегу.

— На, сукин сын, заполняй, — сказал он. — Я разрешаю получить деньги. Но при мне сейчас же всю сумму положишь на сберкнижку. Сберкнижка будет храниться у меня до конца службы. Понял?

Олег взял бланк и написал на нём: «Перевод в сумме тысяча рублей возвращаю отправителю. Подпись: Осинцев. Дата». Он подошёл к окошечку и подал бланк молоденькой девушке. Девушка очень удивилась, высунулась в окно и крикнула:

— Товарищ начальник! Он возвращает деньги обратно. Что мне делать? Отправлять?

— Отправляйте, — махнул рукой Макаров. И, повернувшись к Олегу, добавил: — Тут не детский сад, чтоб возиться с тобой да уговаривать. Поехали в часть.

Когда шли к машине, Макаров смягчился.

— Зачем ты так? — сказал он. — Тысяча рублей на дороге не валяются.

Олег промолчал.

— Ответь мне только на один-единственный вопрос, — не унимался майор: — кто эта самая Марина?

— Никто. Тварь последняя. Вот кто, — сказал Олег и заморгал влажными глазами.

«Да, — подумал Макаров. — Крепкий орешек этот сержант».

Итак, с Мариной всё ясно. Последняя тварь. Змея подколодная. Гадюку спас и пригрел на Ангаре. И главное, что обидно. Высунула своё змеиное жало сразу после разлуки. Не ответила ни на одно письмо. А он, дуралей, строил планы на будущее. Размечтался как Манилов. И даже суровая армейская служба долго не могла вышибить из него эту маниловщину. Когда надоедало мечтать, предавался грусти, сомнениям. Порою мучительно страдал и изводил себя ревностью. И всё время, до самого последнего момента на что-то надеялся. Авось, думал, среди тьмы поклонников, студенческих забот и городской круговерти вспомнит шторм, Ангару, вспомнит как рыдала на берегу в первые минуты после спасения, как ночью на кладбище дрожала от страха у могилы Алексея Безродного, как ездили за грибами и целовались, как он сам чуть не утонул, доставая для неё цветок с бакена. Авось, думал, вспомнит, что есть на свете неплохой парень, готовый ради неё на все, готовый не колеблясь рискнуть самой жизнью, лишь бы достать злосчастный измочаленный фиолетовый георгин с белыми краешками; вспомнит, что этот парень предан ей всеми клетками существа своего и принадлежит только ей, что он любит её и страдает, ждёт и надеется. И до последнего момента маленькая надежда теплилась, жила. А пока жила надежда, можно было жить дальше. А теперь как жить? Невольно всплыл в сознании трагический образ Алексея Безродного, обрисованный бабкой Анисьей у костра на берегу Ангары. Кто такой был этот Алёха Безродный? Здоровый, сильный деревенский парень. Такой же как Олег. Оба полусироты, оба с детства лишены родительской ласки. Значит много общего. Наверно именно поэтому история, рассказанная старухой, произвела на Олега неизгладимое впечатление. Теперь Олег сам попал если не в точно такую же, то в подобную историю. Алексей Безродный, потеряв надежду, не захотел больше жить. Но прежде беспощадно отомстил всем, кто отнял у него эту надежду. А он, Олег Осинцев, кому должен мстить? Кто отнял у него надежду? Её теперешний муж? А при чём тут он? Просто он оказался самым удачливым из всех её поклонников. И только и всего. Не он так другой. Любой кто угодно другой, но только не он, не Олег Осинцев. Тогда зачем же вселила она в него эту надежду, эту неистребимую веру, эту сатанинскую любовь? Душу раскрыл нараспашку перед ней. Пожалуйста, влезай. Влезла змея. Изжалила всего. Выползла и на прощание так укусила, что в голове помутилось. Хоть бы эти деньги-то не посылала. Ведь неглупая девчонка. Неужели не понимала, что выслав деньги, ужалит вдвойне больно? Зачем она это сделала? Хотела утешить?, Или наоборот, дать понять, что все между ними кончено? Да! Именно в этом истина. «Она вычеркнула меня из жизни навеки и не хочет обо мне больше слышать, — подумал Олег. — А чтобы больше обо мне не слышать, решила рассчитаться за лодку». — Олег усмехнулся. — Между прочим, явно переплатила. Корпус стоит 500 рублей, мотор 350 рублей. Полторы сотни лишние. Положила сверху. Наверно, обрадовать хотела. Обрадовала. Спасибо. — Олегу так стало обидно, что он прослезился. Потом вдруг крепко сжал кулаки: — «Ну, паскуда, не попадайся на узкой дорожке. Жаль поторопился отправить почтовый бланк. Надо было взять деньги, купить на чёрном рынке пистолет и пристрелить тебя как бешеную собаку. Убивать таких надо».