Иное решение - Семенов Андрей Вячеславович - Страница 46

– Славяне? – переспросил отец.

– Славяне, – подтвердил Конрад.

– Работать на вас?

– Ну да.

Барон усмехнулся:

– Эти славяне не хотят работать даже на самих себя, неужели ты думаешь, что они будут работать на новых хозяев?

– Мы заставим их работать!

– Вот как? Это интересно. То есть вы предполагаете онемечить Россию и установить там новый, немецкий порядок?

– Конечно! Пройдет двадцать, пятьдесят, сто лет, и все забудут, что в России когда-то проживали славяне. Там будут жить только немцы, и это будет процветающий, цивилизованный, культурный край! – с жаром воскликнул Конрад.

– Ты в этом уверен? – с сомнением спросил барон.

– Так говорит наш фюрер.

– Господи! Конрад, откуда в тебе эта слепая вера в тот бред, который с трибун вещает ваш фюрер? Ты знаешь, что Россия не двадцать, не сто, а двести пятьдесят лет находилась под оккупацией монголов?

– Знаю, – утвердительно кивнул Конрад. – Я что-то читал об этом.

– Почему же тогда после двухсотпятидесятилетней оккупации государственным языком России не стал монгольский или татарский?

Конрад промолчал. Он не знал ответа на этот вопрос.

– Ты никогда не задумывался над тем, почему никому из монгольских мурз не пришло в голову завести себе поместье в России? Или еще проще – самому сесть князем в русском городе? Почему монголы предпочитали приезжать в Россию только за данью, причем старались это делать как можно реже? В конце концов они поручили русским князьям самим собирать дань и привозить ее в Орду.

– Я как-то не думал об этом.

– У русских есть хорошие писатели – Толстой и Достоевский. Прочти их, и ты поймешь, что русские – неуправляемая и непредсказуемая нация. Это только тебе и твоему Гитлеру кажется, что цивилизованная нация несет культуру варварам. Может, это и так в пределах Европы, но с русскими этот постулат не работает! Вчерашние немецкие солдаты, ставшие русскими помещиками, переженятся на русских девках и научатся пить самогон с русскими мужиками. Россия растворит их в себе, как кипяток растворяет сахар. Через пять лет помещичьей жизни они приучатся вставлять в разговоре: «У нас в России» или «У вас в Германии» и скорее сами выучат русский язык, чем научат немецкому языку русских.

– По-моему, ты рисуешь слишком мрачную картину, – возразил Конрад, хотя в нем самом шевельнулся червячок сомнения. – У нас в Германии, слава Богу, есть закон, разрешающий арийцам жениться только на арийках. Браки с неполноценными преследуются по закону. Поэтому немцам не грозит ассимиляция в России.

– Вот! – воскликнул барон, ткнув пальцем в сторону сына. – Вот оно! Ты сам сказал: «неполноценные». Чем же, по-твоему, славяне «неполноценные»? Тем, что пьют водку и не хотят работать?

– Этого разве мало?

– А может, им просто хорошо от этого? Их устраивает такая жизнь, и, в отличие от полноценных немцев, они не лезут в Европу, а пьют и блудят у себя дома. Негры тоже не любят работать, а любят валяться под пальмой. И им тоже хорошо. Так почему же тогда они неполноценные? Или у немцев выросло по три руки или по три глаза? Чем мы, немцы, отличаемся от славян, кроме того, что мы ходим в кирху, а они – на партсобрания? Впрочем, есть и немцы, торчащие на партсобраниях, и русские, посещающие церковь.

Конрад не нашел, что ответить на это. Цитаты из речей фюрера казались ему сейчас жалкими и неубедительными.

– Ну, это мы взяли идеальный вариант, – продолжил барон. – То есть такой, при котором вам удастся разбить Красную армию и установить свой порядок на захваченной территории. Ваши человеконенавистнические идеи оттолкнут от вас русский народ. Можно разрушить государство, но нельзя победить народ! – Он затянулся несколько раз, выпуская густые хлопья дыма. – Как только один человек решит поставить себя выше всех остальных, у этих «остальных» немедленно возникает вопрос: «Почему? По какому праву?!» Этот вопрос вскоре рождает протест, а протест рождает действие, направленное против выскочки. Наполеон захватил Москву. Разве это было окончанием его Русской кампании? Ничего подобного. В леса ушли десятки отрядов партизан и из лесов нападали на французов. Что же, этим мужикам русский царь или Кутузов приказал сжечь свои дома и идти партизанить?

– Партизан уничтожит СС, – отрезал Конрад.

– Это сколько же понадобится СС, чтобы сжечь двухсотмиллионный народ? Помилуй, есть все-таки предел человеческим возможностям. Кстати, пока твои СС будут уничтожать партизан, Сталин накопит силы за Уралом, и ответный удар его будет ужасен и беспощаден. Русские будут мстить, не щадя при этом ни своих, ни чужих. У немцев земля будет гореть под ногами. Вал славяно-монгольских орд сметет вас и понесет до Атлантики, как цунами. Наполеон из шестисот тысяч человек войска привел обратно едва тридцать. Как ты думаешь, сколько немцев вернется живыми из России?

– Что же теперь делать?

– Учить русский язык, – усмехнулся отец.

– Зачем? – не понял Конрад.

– В плену пригодится.

– Я два года прожил в России и сносно говорю по-русски. Правда, не все понимаю, особенно когда они говорят о матерях. Если перевести дословно, то все русские – родственники, причем каждый из них – отец другого.

XXVII

Надо ли говорить, с каким волнением Коля ждал ближайшего воскресенья? Терпение его истончалось с каждым оборотом часовой стрелки. Девяносто два часа, отделяющие его от момента свидания, никак не хотели заканчиваться! Он пытался занять себя работой, но все валилось из рук. Пытался проверить счета, но цифры плыли в голове, и Коля никак не мог понять их смысл. Тогда он выбегал из мастерской и шел в порт, оттуда в кофейню, где пытался развлечься болтовней. Собеседник из него выходил, правда, скверный. Погруженный в свои мечты о предстоящем свидании, Коля на все вопросы отвечал односложно, а чаще вообще невпопад. Словом, обнаружил все симптомы, указывающие на влюбленность средней тяжести.

К досаде своей, каждый раз, взглянув на часы, Коля обнаруживал, что прогулка до порта, от порта до кофейни и от кофейни обратно до мастерской заняла у него каких-то полтора часа! Это было невыносимо, ему казалось, что воскресенье уже не настанет никогда!

Дело было не в том, что он вплотную приблизился к выполнению порученного задания, не в том, что он, считай, одной ногой уже проник в эту самую злосчастную «Baltic Transit». Да, это, конечно, важно – выполнить задание командования. Для этого, собственно, он и был сюда направлен. В Москве ждали его сообщений о поставках руды, и Коля это понимал.

Но что значат командиры и их приказы, когда тут – любовь?!

Первое свидание в его жизни было главным, настолько важным и серьезным делом, что все остальное отодвигалось на третий план. Дожив до двадцати трех лет, Коля никогда по-настоящему не знал женщин. Ну, мордовки в деревне на танцах, понятное дело, не в счет. Там все по-другому. Поплясали под гармонь в кругу, попели частушек, часто матерных, но, в сущности, невинных, полузгали семечек. Но ни одна девчонка – Любка, Наташка или Танька – не волновала Колю. Чего зря волноваться, если они, почитай, вместе выросли и знают друг друга как облупленных?

А тут совсем другое.

Да и где ему было ухаживать за девушками? В военном училище? В карельских лесах? Не было у него времени на это. И самой возможности не было.

Стыдно, ой как стыдно было за всю свою неуклюжесть! Надо же было при всем честном народе облить совершенно постороннюю девушку! Но еще Коля подумал и о том, что если бы он ее не облил, то они бы не пошли к нему стирать блузку. Они бы вообще никогда не познакомились. «Стокгольм – большой город. Люди могут жить через дом и даже через двадцать лет не сумеют познакомиться», – все время вертелись в голове слова Анны. Анечки, как про себя стал ее звать Коля.

И вот наконец воскресенье.

Накануне Коля примерил и придирчиво осмотрел свой гардероб. На первое свидание нельзя прийти Растяпой и замухрышкой. Все должно «соответствовать». Форма, так сказать, должна соответствовать содержанию, то есть богатому Колиному внутреннему миру. Чтоб девушка взглянула и оценила, что перед ней человек серьезный и самостоятельный, а не фитюлька какая-нибудь. Словом, Коля решил держать фасон и предстать перед Анной во всем своем блеске и великолепии. Как ни крути, а встречают все-таки по одежке.