Предательство страсти - Бакст Настасья - Страница 22

— Мари, я виноват перед тобой. Вряд ли ты меня когда-нибудь простишь. Я совершил огромную ошибку… Нет, я говорю не о матери Лизхен — это уже было следствием.

— Папа, мне все равно, что ты совершил. Я ненавидела тебя несколько часов назад! Но не могла знать, что ты хочешь покинуть меня в такой час. Кроме тебя у меня никого нет! Неужели и ты предашь меня? — на глазах Мари появились слезы. — Возьми меня с собой! — она схватила отца за руку.

— Нельзя. Как это ни странно звучит, с Рихардом тебе сейчас лучше всего. Тихо! Не спорь со мной. Поверь, теперь, когда Лизхен больше нет, твоему браку ничто не угрожает…

— Но я не хочу жить с лжецом! Рихард меня предал! Я не хочу быть его женой, я пойду к королю…

— Нет, Мари! Ради всего святого, послушай меня! Сейчас тебе безопаснее всего ничего не знать и оставаться с Рихардом.

— Но папа… Я не понимаю…

Тебе лучше ничего не знать. Много лет назад я совершил ужасную ошибку, за которую расплачивался всю жизнь. Кроме тебя, Мари, у меня никого больше не осталось. Я не переживу, если и с тобой что-то случится по моей вине.

— Но в чем ты замешан?

— Я не могу тебе сказать. Не доверяй этому русскому графу, я знаю, что он тебе нравится.

— Вовсе нет! — возмутилась Мари.

— Он не может не нравиться, моя девочка, — печально заметил виконт. — Это его работа. Если он еще и не успел покорить твое сердце, то через некоторое время это обязательно произойдет. Я не против. Ты уже выросла и возможно общение с ним доставит тебе много приятных минут… Не смотри на меня так, дитя. Я, конечно, твой отец, но прежде — я француз.

— Я не собираюсь даже разговаривать с ним! В первую же ночь он был у Лизхен!

— Да? — де Грийе нахмурился. — Да, я еще в большей опасности, чем предполагал…

— Папа, может я могу…

— Мари, — отец взял ее за плечи, — что бы ни случилось, запомни одно. Сейчас Рихард — твой единственный защитник. Доверься ему.

— Но он не любит меня!

— Но он любит деньги, которые приносят ему твои виноградники, а это много лучше чем любая страсть! Он сделает все, чтобы ты осталась с ним. Не доверяй никому. Будь осторожна. Прощай, Мари.

Виконт порывисто обнял дочь, прижав ее к себе что было силы. По щекам Мари текли слезы, и почему-то она была уверена, что больше они с отцом никогда не увидятся. Де Грийе встал и быстро направился к выходу.

— И еще… Клод Сен-Мартен… Я его не видел, но слышал, что он в замке. Его ты должна опасаться еще больше, чем графа Салтыкова. Ни в коем случае, что бы он тебе ни сказал, не соглашайся ехать с ним в наш особняк.

— Но почему? — Мари ничего не понимала. Отец так любил Клода! Что произошло?

— Мари! Чем меньше ты будешь знать — тем лучше. Пожалуйста, просто никому не доверяй. Через некоторое время тебе нужно будет незаметно уехать из страны, я напишу тебе.

Старый маркиз поспешно вышел, и Мари услышала его быстрые удаляющиеся шаги в коридоре.

— Скажи мне, хоть куда ты едешь? — воскликнула она ему вдогонку, но ответа, конечно же, не последовало.

Баронесса фон Штерн встала с постели и посмотрела на часы. Два часа ночи. Сон полностью слетел. Она села в кресло возле окна и задумалась. Все произошедшее навалилось на нее многотонной тяжестью. Всего неделю назад жизнь казалась ей невыносимо скучной из-за своей размеренности и предсказуемости. Теперь же она отдала бы половину жизни за то, чтобы вернуть эти самые размеренность и предсказуемость! Мари подумала о своей матери, сердце которой не выдержало страданий.

— Нечастная моя мать, — прошептала Мари и вознесла горячую молитву Господу за упокой души несчастной. Слезы баронессы фон Штерн текли прозрачными ручейками, ибо горе ее оказалось бездонным.

Мари никогда не была особо близка с матерью и сейчас жалела об этом больше всего на свете. Невыносимый, жгучий стыд терзал ее изнутри, оттого, что больше всего на свете, до замужества она мечтала уехать от своей семьи. Мари, как и всем подросткам, казалось, что ее мать хочет ограничить ее свободу, что она завидует ее молодости и поэтому не позволяет дочери ярких привлекательных нарядов, что мать несправедлива и слишком строга. Теперь, когда ее не стало, а Мари повзрослела, те проявления заботы, что казались дочери глупыми ограничениями, вспомнились с особенной нежностью. Баронесса фон Штерн теперь жалела о каждом своем упреке, что несомненно больно ранил материнское сердце… О! Если бы можно было вернуть те дни! Мари закрыла лицо руками. Уже больше никогда не будет у нее шанса поговорить с мамой по душам, спросить совета или поделиться своими переживаниями. Мари словно осиротела. Она сейчас, может быть, простила бы даже и Лизхен, если бы та вдруг оказалась рядом. Лизхен… Баронесса фон Штерн до сих пор не могла поверить в то, что Лизхен, с которой они вместе выросли, которая была ей ближе всех на свете, была подругой и… сестрой…

Она долго сидела в мягком кресле, поджав под себя ноги, и бережно перебирая в памяти счастливые моменты детства, которое теперь, увы, безвозвратно отступило в небытие, словно превратившись в одну из детских сказок, которые все помнят, но никто уже в них не верит.

За окном начало светать. Мари чувствовала себя совершенно разбитой. Ей захотелось пройтись, немного подышать свежим воздухом, и размяться. Она оделась в простое, черное платье, в знак траура по своей матери, Лизхен и погибшим иллюзиям. Мир обрушился на молодую баронессу фон Штерн всей своей жестокостью в одночасье. Она уже никогда не станет прежней беззаботной и наивной девочкой, которая свято верила в добро, справедливость, счастье…

Спустившись в парк, Мари набросила на плечи теплую испанскую шаль.

— Не можете заснуть? — внезапно вывел ее из раздумий голос графа Салтыкова из окна его спальни на втором этаже, оно выходило прямо в сад.

— Вы меня испугали, — сердито ответила ему Мари.

— Подождите немного, я хотел бы составить вам компанию. Если вы, конечно, не против.

— А если я против? — Мари злилась на него, и сама не могла понять почему.

— У вас нет выбора! — крикнул ей Александр и… выпрыгнул из окна.

— Ой! — Мари вскрикнула и закрыла лицо руками.

Когда она вновь открыла глаза, граф стоял уже перед ней и улыбался.

— Но как…

— Мое мужество и любовь к вам принесли меня на крыльях Амура… — начал было Салтыков, но Мари заметила в его волосах соломинку. Быстро сняв ее, она молча поднесла «улику» к лицу графа.

— О! Да вы — просто полицейский агент! — рассмеялся он. — Ну что ж, придется открыться. В России подобным образом, я покорил огромное количество женщин, имевших неосторожность прогуливаться напротив моего дома. Кусты и куча соломы — вот, в сущности, и все, что нужно герою-любовнику.

— Вы несносны! — Мари гневно сверкнула глазами, отвернулась от графа и быстро пошла по аллее.

Тот догнал ее.

— И куда, интересно, вы меня заманиваете, о, прекрасная сирена? Не в самую ли глубь чащи, чтобы там вырвать мое трепещущее сердце?

— Оставьте меня в покое! — на глаза Мари навернулись слезы.

— Что случилось, может быть, я вас как-то обидел? — лицо Александра стало серьезным и даже немного печальным.

— Вы самый черствый, самый грубый и неотесанный мужлан из всех кого я знаю!

— Но, ваша светлость… Я могу узнать, чем заслужил такую лестную характеристику? «Грубый», «неотесанный», да еще и настоящий мужлан! Мечта любой знатной дамы…

Баронесса не позволила ему договорить.

— Вы гнусный интриган! Я все про вас знаю! — Мари впала в какое-то исступление. Внутри нее все бурлило и клокотало.

— Но…

— Из-за вас погибла моя мать, и бежал мой отец? Так ведь, правда?

— Виконт бежал? — Салтыков насторожился. — Вы ничего не путаете?

— Вы лишили меня семьи! Я вас ненавижу!

— Давно ли ваш отец покинул замок? — у графа между бровями резко обозначилась вертикальная складка.

— Вчера вечером, и вы его уже не сможете догнать! — крикнула Мари. Ей хотелось побольнее задеть этого надутого негодяя.