Возвращение. Части 1-3 (СИ) - Ищенко Геннадий Владимирович - Страница 43

— С мальчишкой нужно будет помириться, — сказал Машеров. — Твой ляп, ты и займись. Я думаю, он намеренно пошел на обострение. Теперь начнет выпендриваться и что-то требовать. Не вздумай на него давить. Все требования в разумных пределах нужно удовлетворить.

— А разумность его требований определять мне?

— Не сможешь ты, это сделаю я. Что у нас по апрелю, кроме этих торнадо?

— Новое правительство в Йемене, демонстрация в Ереване, переворот в Доминиканской республике и вторжение в нее США. Еще написано, что День Победы объявлен нерабочим.

— Когда будет последнее?

— Двадцать шестого числа.

— А торнадо уже завтра. В новости, наверное, попадет с опозданием, как и землетрясение. Он прав, такие вещи предсказать невозможно. Если эти торнадо появятся реально, лично мне никакие проверки уже будут не нужны. Тогда продолжишь набирать группу. Этих придется во все посвящать, разве что о моей гибели им знать не следует, и о самом мальчишке. Им придется частенько выполнять деликатные дела, и если что случится, мы с тобой их прикрыть не сможем, поэтому идти на это они должны сознательно.

Они ко мне приехали тринадцатого во вторник. Сам полковник остался в машине, а к нам в квартиру позвонил Семен. Я недавно пришел со школы, пообедал и включил телевизор, когда раздался звонок. Мама ушла к кому-то из соседей, остальных тоже не было дома, поэтому открывать пошел я.

— Привет, — сказал Семен, когда я распахнул дверь. — С тобой хотят поговорить.

— Ехать в Минск на ночь глядя?

— Никуда ехать не надо. Полковник сидит в машине. Сядешь, я ее отгоню, чтобы не мозолить всем глаза, и вы поговорите, а потом мы тебя вернем.

— Заходите, — пригласил я. — Сейчас переоденусь, тогда пойдем.

Через несколько минут мы подошли к стоявшей на бетонке машине и забрались внутрь. Семен съехал к сараям, развернул машину и поехал к выезду из городка.

— Здравствуйте, — поздоровался я с Седым. — Ну как торнадо?

— Хочешь сказать, что не слушал новости? — усмехнулся он.

— Слушал, — не стал отрицать я. — Теперь слушаю вас. Что вам от меня нужно?

— Постоянные консультации.

— И как вы себе это представляете? Что я, как челнок, буду постоянно мотаться из городка в Минск и обратно?

— Твоему отцу можно устроить перевод в Минск.

— Через управление кадрами? — спросил я.

— А тебе не все равно? В округе есть еще такое полезное управление, как политическое. Когда твоего отца демобилизуют?

— Месяцев через девять.

— Если у него будет желание, может продолжить служить, нет — уйдет на гражданку. Квартира останется за вами.

— Переведете двух майоров, — сказал я. — Естественно, квартирный вопрос после демобилизации должен быть решен у обоих. Летом у родителей отпуск, но я бы хотел поехать куда-нибудь на море с Людмилой. Ведомственных домов отдыха на побережье навалом, а вам будет только спокойнее. Я думаю, вам не доставит труда немного подучить меня мордобою. И еще одно. Денег у нас, благодаря моему писательству, достаточно, а скоро будет еще больше. Я бы хотел немного приодеть свою девушку, но есть сложности. Если я заявлюсь к ним со шмотками, ее мать может выбросить их в окно. Кроме того, хотелось бы выбрать что-нибудь получше. Поможете?

— Помогу. Экстерном сдать школу не хочешь?

— Пока нет. И нет большой необходимости, и из-за того, что я и так достаточно выделился.

— И из-за Люси?

— И из-за нее, — согласился я. — У нас все очень серьезно.

— Рано у вас это, — вздохнул он.

— Знаю, — ответил я. — Каждый из наших родителей уже высказался на эту тему, причем именно вашими словами и со вздохом. Вы мне все сказали?

— Вроде все. Да, еще одно: ты должен знать, что все свои поездки и сейчас, и в будущем будешь согласовывать с нами.

— Это понятно, — сказал я. — До свидания. Не нужно вашей машине здесь показываться лишний раз. Пару сотен метров я прекрасно пройду пешком.

Вечером я рассказал родителям о состоявшемся разговоре.

— Нам надо остаться, — сказал я расстроенной маме, — иначе на юг вы уедите без меня. И потом, зря ты туда рвешься. Квартиру нам дадут только через полтора года и все это время придется прожить с бабушкой и дедушкой. Нормально проживем пару месяцев, а потом начнутся ссоры и скандалы. Оно вам нужно? Вокруг степь, постоянные ветра и пыль. Только и того, что Дон, который через двадцать лет загадят. А ловить рыбу можно и в Минском море. Новыми друзьями вы не обзаведетесь, а почти все теперешние получат квартиры в Минске.

— А ты откуда знаешь? — оторопела мама.

— Знаю, — ответил я, решив наконец им все рассказать.

Если у меня все определилось с Машеровым, то большой опасности оттого, что они узнают, кто я на самом деле, я не видел.

— Папа угадал, когда сказал, что в меня кто-то вселился, только этот кто-то — это я сам в возрасте восьмидесяти лет.

Я подробно рассказал о событиях последнего дня моей жизни в тридцатом году.

— Сразу после "заселения" я был тем самым восьмидесятилетним стариком, но потом сознание ребенка начало постепенно менять мое, поэтому сейчас я нечто среднее из нас двоих. Память у меня осталась, но чувствую я себя лет на двадцать, не больше. Я помню все, что случилось за время моей жизни, поэтому представляю для Машерова большую ценность. Именно это я писал в своих тетрадках, а повести были только прикрытием.

— Так повести были не твои! — дошло до отца.

— И повести, и песни, — кивнул я. — По первоначальному плану мне нужно было приобрести известность. План поменялся, но это все равно помогло. Если бы не мое пение, я бы не попал в квартиру Машерова.

— И Москва нужна была для этого? — спросил отец.

— Да, папа. Только это был плохой вариант. Машеров, который должен будет возглавить страну, во всех смыслах предпочтительней. Извините, но я вам не буду говорить о своих делах. Поверьте, ни к чему хорошему это не приведет. И лучше, если Таня вообще ничего не будет знать.

— Люся знает? — спросила мама, которая на удивление быстро поверила рассказанному.

— Знает.

— Так когда мы умрем? — спросил отец.

— Вам лучше этого не знать, — ответил я. — Вы оба проживете долго и умрете из-за того, что медики неправильно поставят диагноз. У тебя не сразу распознают язву двенадцатиперстной кишки, а маму будут лечить от кисты, когда у нее причиной болезни будет герпес. Зная это, я уже могу сказать, что вы к своему немалому возрасту сумеете добавить еще лет по пять.

— А Таня? — спросила мама.

— Я ее переживу на несколько лет, — ответил я. — Из-за сахарного диабета. Я ей, конечно, со временем смогу кое-что подсказать, но, боюсь, это не поможет. Она всегда жила своим умом и не слушала вас, с какой стати она послушает меня?

— И как нам теперь к тебе относиться? — спросил отец.

— А это уж, папа, решать вам. Я как был, так и остаюсь вашим сыном. Больше доверяйте, а в остальном я бы не советовал что-то менять.

— А как же теперь твои книги? — спросила мама.

— Пока больше не будет ни книг, ни песен, — пояснил я. — Не из-за того, что кто-то против. Ни к чему мне сейчас выделяться. Получим деньги за вторую книгу, и я разорву договор с издательством. А песни мы с Люсей будем петь вам. А вот когда Машеров и его команда утвердятся в Москве, тогда посмотрим. Если из-за того, что в результате их деятельности и изменения будущего какую-то хорошую книгу или песню не напишут, это сделаю я. И не обязательно под своей фамилией.

— Родителям Люси что-нибудь будешь говорить? — поинтересовался отец.

— Что-нибудь буду, — ответил я, — а правду боюсь. Если даже поверят, вряд ли обрадуются тому, что их дочь связалась со стариком. Позже, когда мы с ней уже будем вместе, а они меня лучше узнают, они воспримут мои слова совсем по-другому.

— Может быть, ты и прав, — сказал отец. — Я ждал чего-то необычного, но не такого. Если бы ты нам рассказал сразу, я бы ни за что не поверил. И никакие рассказы меня не убедили бы. Слишком много ты читал разной фигни, а язык у тебя и раньше был неплохо подвешен. Скорее всего, повезли бы тебя к невропатологу.