Горение. Книга 2 - Семенов Юлиан Семенович - Страница 59

– Вопрос неправомочен.

– Вы меня уже один раз отчитали, – заметил Гролю. – Мне казалось – достаточно.

– Вы не привыкли к нашей манере, милый Жак, – ответил Веженский. – Я с вами говорил – по нашим, российским понятиям – как начинающий доктор с богатым пациентом. Отчитывают у нас иначе: по уху да в рыло…

– Что, что? – Гролю не понял, нахмурился, хотя по-русски говорил без видимого акцента.

– Трудно переводимый идиом, – ухмыльнулся Веженский. – «Рыло» – это физиономия. А что касаемо гарантий… Ошибок было много – за это расплачиваемся. Но только ли с нашей стороны? Париж отказал нам в займе еще в дни войны против микадо, вы ведь боялись нашего усиления, боялись, что медведь подомнет япошат и станет двуединым – евроазиатским. Но и после того, как нас затолкали на мирную конференцию в Портсмут и договор мы подписали с Японией, вы снова ведь отказали нам в займе…

– Мы не отказали. Мы выставили условие…

– Это «условие» равносильно отказу. Вы хотели, чтобы мы вывернули руки кайзеру и заставили его отдать вам Марокко…

– Марокко – повод. Мы хотели и хотим вашего разрыва с кайзером. Мы хотим безусловного франко-русского союза. Мы поняли трудное положение Витте, ибо он вынужден считаться с кайзером, насколько нам известно, и согласились с его идеей международной конференции финансистов в Москве

– мы верили, что здравый смысл франко-русской идеи восторжествует над его германо-франко-русской утопией. Не наша вина, что финансисты съехались в Москву, когда там начали стрелять анархисты… Не наша вина… Кто же даст деньги стране, разрываемой междоусобицами?

– У нас революция, Жак, а не междоусобица. Когда междоусобица, заем дают тому, кто может в этой сваре своих стать первым. Отдайте должное Витте – он все же принудил кайзера отступить в Марокко. А ваш Нецлин и все его банки до сих пор медлят. И кончится это катастрофой: неуправляемый мужик пойдет на Европу. Неужели непонятно? ..

– Гарантии, – повторил Гролю упрямо. – Где гарантии, что господина Витте не сменит другой политик? Где гарантии, что этот новый политик не окажется сторонником чисто немецкой ориентации? Где гарантии, что он, этот новый русский премьер, не поедет на поклон к кайзеру в бронепоезде, построенном на французские деньги?

– У вас есть данные о неустойчивости Витте?

– О, что вы, мой дорогой Александр, что вы! Мы убеждены в его незыблемой прочности… Я выдвигаю версии – если не с друзьями фантазировать, то с кем же?!

– А вот у нас есть данные, брат, что дни Витте сочтены. – Веженский уперся взглядом в гладкий лоб француза. – И свалят его на днях.

– О-ля-ля! – Гролю сыграл изумление, и это рассердило Веженского: он сообщил парижским братьям шифрограммой о положении, сложившемся в Зимнем дворце, – следствием этой информации и явился приезд француза в Петербург, чего ж сейчас дурака валять?

– Послушайте меня, брат, – во второй раз уже подчеркнул «брата» Веженский. – Не надо с нами играть. Все равно проиграете, Россия – это Россия. О том, что Витте уже мертв, Парижу сообщил я, магистр нашей ложи, да, да, это я. Коли вам об этом не сообщил ваш мастер, значит, вы не имеете полномочий говорить со веною, значит, у нас с вами разные уровни в братстве.

Гролю тронул усы мизинцем – показывал, как старательно скрывает улыбку всезнания.

«Дурак, – сказал себе Веженский. – В каждой организации тайных единомышленников есть свой дурак. И зовут его „первой ласточкой“. А вот за то, что парижская ложа посмела прислать к нам дурака, мы еще счет выставим».

– Мой дорогой Александр, не думайте обо мне слишком плохо. Я следую инструкциям.

– Я тоже.

– Пожелание моих братьев сводится к тому, чтобы делегация вашего генерального штаба, прибывшая в Париж, немедленно подписала тот договор, который подготовлен нашими военными.

– Подпишет.

– Погодите… Вам ведь неизвестны наши условия…

– Нам известны ваши условия. Вы требуете от нас выработки совместного плана развертывания войск в случае войны с Германией. Мы готовы на это.

К этому готовы не были. Веженский сказал неправду. Он, однако, должен будет сделать так, чтобы подписали. Всепроникаемость масонства давала такую возможность. Генерал Половский обязан сделать так, что подпишут. Балашов сегодня же пригласит на ужин – придется старику вынести это, коли не отдает фартука мастера, – генерала Иванова, товарища министра; князь Тоганов встретится с братом Трепова – тот поддается.

… Сразу же после беседы с Гролю, проводив его до кабриолета, Веженский позвонил по телефонному аппарату в канцелярию военной разведки и попросил передать, что ждет генерала Половского в два часа в ресторации Гурадзе.

Половский, когда его провели в отдельный кабинет, удивленно пожал тонкую, длинную руку адвоката:

– Я решил, что-то стряслось, Александр Федорович? Отложил ланч с британским атташе, приехал к вам.

– Мы примем условия французского генерального штаба?

– Милютин – за.

– Это не ответ. Милютин пока не министр. Кто против?

– Сухомлинов против, Редигер, Штюрмер…

– Как можно заставить их замолчать?

– Развести государя с немкой, – улыбнулся Половский.

– Бракоразводный процесс я берусь выиграть, – зло ответил Веженский. – А что, если пресса, которая близка к нам, застращает Царское Село близостью нового весеннего бунта? Необходимостью вывести войска? Подействует?

– Это – да. Кроме Меллера-Закомельского, верных двору головорезов мало.

– Поймут, что без денег войско – это не войско?

– Поможем понять.

– Брат, я обязан отправить телеграмму в ложу, в Париж – «мы – за». Это – свидетельство нашей силы. Это заем. Я могу сказать так?

– Хм… Можно ответить позже?

– Когда?

– Часов в десять…

– Хорошо. Жду. Очень жду… Что станете есть? Я заказал пити и хорошее мясо.

– Пити не надо бы мне, печень болит.

– Сходите к Бадмаеву, он маг от медицины. Пити заменим на куриную лапшу, она здесь постная.

– Хорошо. Других важностей нет?

– Вам имя Мануйлова-Манусевича говорит что-нибудь?

– Какой-то проходимец…

– Не какой-то, а высочайшего полета, приставленный министерством внутренних дел к канцелярии Витте… Так вот, он начал кампанию за легальное возвращение в Россию Гапона.

– Ко-ого?!

– Да, да, Георгия Гапона. Ходил к Витте, докладывал, что Гапон разочарован в революционерах, готов пасть на колени и просить прощения у государя, что он сможет отбить рабочих от сил анархии и повернуть их в русло правопорядка… То есть Мануйлов-Манусевич выдвигает план авантюрный, но весьма и весьма для умных заводчиков притягательный…

– Снова полицейские штучки? Дурново не дают покоя лавры Плеве с «зубатовским социализмом»?

– Вот тут-то и заключена главная загвоздка, мой дорогой! Нет! Дурново ничего об этом не знает! Мануйлов-Манусевич какими-то хитростями уговорил Витте попросить министра Тимирязева, чтобы он принял журналиста Матюшинского – тот вошел с проектом возобновления работы читален, организованных в свое время Гапоном. Не к Дурново был Матюшинский подтолкнут Манусевичем, а именно к Тимирязеву. А Тимирязев, вместо того чтобы повернуть журналиста по нужному адресу, то есть к Дурново, сам отправился к государю. И получил аудиенцию. И государь повелел выдать Тимирязеву тридцать тысяч на эти самые читальни Гапона. Мотивировка: создание подконтрольных профессиональных союзов. И Тимирязев деньги эти передал Матюшинскому. А тот взял да и вчера дал с деньгами государя тягу…

Вошел половой, принес блюдо с зеленью, сыром и пити.

– Вано, ты пити поменяй на лапшу, мой гость острое не ест.

– Кинжал – острый, – ответил Вано, – пити мокрый. Сейчас заменю.

Веженский проводил его взглядом и продолжил:

– Я все утро сегодня листал статьи в газетах октябристов по поводу будущего профессиональных союзов, соотнес с их позицией заинтересованность Тимирязева в гапоновских читальнях, его самочинный визит в Царское Село и пришел к выводу, что на место премьера Гучков с компанией метили Тимирязева. Он у них в кармане. Он знающий человек. И если Гучков приведет его в Зимний, Тимирязев, скорее всего, станет не промежуточной фигурой, а устойчивой, подпертой…