Мне жаль тебя, герцог! - Волконский Михаил Николаевич - Страница 47

— Да мне все равно! — рассмеялась она. — Ведь я от тебя только веселой любви требую, а спрашиваю из любопытства! Ну знаешь что, будем веселиться!

— Мы только позавтракать сможем вместе, — сказал Линар, — а потом мне надо делать визиты… Что такое? — спросил он старого Фрица, который важно, в своих круглых очках, не обращая внимания на француженку, подавал ему на подносе большое, запечатанное гербовой печатью письмо.

— Из дворца прислано с нарочным.

Линар поморщился.

«Если так начинается, — подумал он, то, пожалуй, служба будет вовсе не такая легкая!»

Письмо было собственноручное от правительницы, и она в нем писала:

«Я слышала, граф, что вы привезли из своего путешествия по Италии великолепные альбомы с видами, не привезете ли вы их ко мне сегодня вечером, чтобы показать? Я крайне люблю Италию, и все, что относится к ней».

Заметная тень пробежала по лицу Линара, и он проворчал по-немецки себе под нос:

— Кто ей мог сказать о моих альбомах? Неужели ей уже все известно?

— Что такое известно? — спросила Селина, понимавшая по-немецки.

— А, ничего! — нехотя ответил Линар, насупился и стал мрачно ходить по комнате.

Селина знала, что, когда такие минуты мрачности находили на графа, надо было оставить его в покое и дать ему отмолчаться. Тогда он обыкновенно сам подходил первый с просьбой или какой-нибудь шуткой, и все обходилось благополучно. Поэтому Селина взяла первую попавшуюся под руки книгу и начала читать.

Линар стал не в духе вследствие целого ряда причин, явившихся вместе с этим письмом из дворца. И в ряде этих причин было, между прочим, и то, что неужели шпионство за ним так хорошо организовано, что даже об альбомах известно при дворце? Всю свою жизнь он жил тем, что любил полную свободу и терпеть не мог никакого гнета или насилия над собой. Но теперь словно липкие тенета охватывали его, и он чувствовал, что, вероятно, разрубить их одним ударом будет невозможно, а придется ему их долго и упорно распутывать.

28

ВОЕННЫЙ СОВЕТ

Вечером у Селины де Пюжи собрались как бы на военный совет Митька Жемчугов, Гремин и Грунька. Грунька наливала чай, а Селина, уставшая задень, сидела спокойно в капоте, не болтала и не дурачилась, но сосредоточенно нахмуренными бровями она показывала, что намерена внимательно слушать, понять и переварить все, о чем говорилось.

Этим людям она верила не только потому, что они уже доказали свою преданность ей, но и потому, что их интересы совпадали с ее. Они желали свергнуть правительницу — так она понимала это, — чтобы иметь возможность повенчаться, так как их брак должна была устроить в награду другая принцесса, соперница правительницы. Что же касалось доброго Габриэля, как она называла Гремина, сократив его имя и отчество в «Габриэля», то он был добрый «патапуф», очень честный, и, конечно, он не мог быть предателем.

Ее же собственный интерес, как это выяснилось в особенности из разговоров с ней Шетарди, несомненно заключался в скорейшем падении правительницы, потому что тогда она с Линаром могла бы уехать в Дрезден. Поэтому все умственные способности Селины теперь были направлены на то, чтобы разобрать, действительно ли хорошо будет, когда Линар уедет в Дрезден. Как-никак, теперь ее положение все-таки было сносно, а там, в Дрездене, вдруг он задумает жениться по-настоящему?

— Для меня несомненно одно, — вслух проговорила француженка, — что граф Линар любит!

— Кого? Принцессу? — в один голос спросили ее Митька и Грунька.

Гремин не сделал этого только потому, что его рот был полностью забит печеньем, которое он жевал.

Селина, отрицательно покачав головой, ответила:

— О нет! Только не принцессу! У него есть другая!..

— Ну а не все ли нам равно до другой? — махнул рукой Митька.

— Позвольте, мне не все равно! — возразила Селина, весьма даже оживленно, несмотря на свою усталость.

— Но отчего же вы думаете, что у него есть еще и другая? — спросил ее Митька.

— Вспомните альбом!

— Ох, помню, помню! — воскликнул Жемчугов. — У меня от них до сих пор болит плечо — так они меня тогда придавили! Но что же с какой-то любовью графа? Я думаю, нечто совсем иное…

— Он один из этих альбомов не позволил мне даже потрогать!

— С флорентийскими видами? Это — его любимый! Он в дороге, в карете, почти все время не выпускал его из рук.

— Ну вот, — подхватила Селина, — и сегодня он взял во дворец из четырех альбомов только три, а один оставил дома!

— А он взял во дворец альбомы?

— Принцесса написала ему записку и просила привезти показать ей альбомы, — пояснила Грунька. — Я рассказала ей о них.

— Видите, — продолжала Селина, — граф так бережет свою Флоренцию, и она, по-видимому, так дорога ему, что только влюбленный может оберегать таким образом вещь, которую он считает реликвией своей любви. Поняли? Он был в Италии, там влюбился, а может быть, уже влюбленный поехал за своим предметом во Флоренцию; они там виделись и встречались, и виды Флоренции ему теперь дороги по воспоминаниям. Он смотрит в альбом и думает: «Вот тут она шла тогда-то, тут мы гуляли вместе с ней». А он был так счастлив, мой граф Линар!

— Все это очень правдоподобно, — согласился Митька, — и весьма вероятно, что все так и было на самом деле, как вы говорите; но нужно же проверить это!

— Я очень желаю того же, — сказала Селина, — но пусть мне укажут как. С графом о подобных вещах я больше не стану говорить. Слуга покорная! Я слишком хорошо знаю мужчин, чтобы с ними разговаривать на такие темы. Он подумает, что я ревную, а мужчины не выносят ревности.

— Вот, учись Грунька, — посоветовал Жемчугов, — слышишь, мужчины не выносят ревности? И ты меня никогда не ревнуй!

— Тебя-то? Ты у меня посмей только мне изменить! Я такое с тобой сделаю, что и сказать нельзя, — проговорила Грунька, схватилась за голову Митьки и стала ерошить ему волосы. — Вот, вот что я с тобой сделаю!

— Да погоди ты, брось! — начал унимать ее Жемчугов. — Мы тут дело говорим, а ты…

— Вздор! Ну впрочем, говори, какое дело?

— Конечно, с графом о его любви, если она у него существует, разговаривать нечего, но проверить это надо, и притом через неприятельский лагерь, — сказал Жемчугов, обращаясь к Селине.

— Что вы называете неприятельским лагерем? — спросила та.

— Конечно принцессу Анну Леопольдовну. Нужно, чтобы вы в виде гадалки опять прошли к ней и открыли ей в гадании, что графа Линара старается соблазнить другая. Пусть она знает, что у нее есть соперница. Я думаю, это будет ей полезно.

— Во всяком случае, я предвкушаю удовольствие, с которым преподнесу ей это известие. О, будьте покойны, я сумею преподнести ей это! — уверенно сказала француженка.

— А мы посмотрим, что из этого выйдет, — заключил Жемчугов.

— Итак, на военном совете решено продолжать военные действия, — поставил свою резолюцию Василий Гаврилович.

29

ПАДЕНИЕ МИНИХА

Прошло недели две, и рядовые обыватели Петербурга, жившие изо дня в день своей привычной, наполненной обыкновенными мелочами жизнью, не подозревали, что только что пережитое ими событие, такое, как свержение герцога Бирона, чревато самыми неожиданными последствиями.

Программа Митьки начинала сбываться, что называется, по писаному.

Бирон пал необыкновенно быстро, и свалил его фельдмаршал Миних. Теперь очередь была за самим фельдмаршалом, и работа против него шла с нескольких сторон.

Прежде всего сам Миних держал себя необычайно неосторожно, так как не стесняясь говорил, что лишь одному ему правительница обязана своей властью, а в разговорах с принцессой то и дело намекал, чтобы она не заботилась о тяготах правления, жила в свое удовольствие и положилась на него, Миниха, предоставив ему одному ведать государственными делами. С супругом правительницы, принцем Антоном, Миних держал себя с крайним пренебрежением.