ТАСС уполномочен заявить - Семенов Юлиан Семенович - Страница 19

Поиск-I

(Трухин, Гречаев)

Гречаев, отправленный на беседу к продавцу «минеральных вод» Цизину, куда, по данным наблюдения, каждый день, в одно и то же время, тщательно проверяясь, ходил Парамонов, несколько растерялся.

— Да, да, да, — повторил маленький потный Цизин напористо, — и не делайте невинных глаз, словно вы из «Котлонадзора» или «Вторсырья», — работника торговли научили, буквально, бдительности! Давайте в открытую: поступили сигналы? От кого? Приходько написал очередную телегу, что я переплавляю пустые бутылки в мельхиор? Или просигнализировал Дрынов? Этот должен написать, что я реализую пробки из-под «Боржоми» налево, вступив в сговор с Шарудиновым… Хотите посмотреть накладные? Обычную воду вместо «Ессентуков» я уже не продаю — повысился культурный уровень, все думают о циррозе…

— Вы напрасно меня так встречаете, — ответил Гречаев, заранее проигравший все возможные варианты своего поведения. — Я не из ОБХСС.

— А откуда? Из гинекологической клиники? Или с «Мосфильма»?

— Точно. Из второго творческого объединения, — ответил Гречаев. Он решил использовать давнее знакомство с ассистентом режиссера Хариным, школьным еще приятелем, отчисленным из Баумановского за беспробудное пьянство и тягу к публичным скандалам. (Так сформулировали на комсомольском собрании — все-таки «тяга к скандалам», а не скандал, — не хотели портить жизнь парню, смягчили.)

Настала пора удивиться Цизину — как всякий работник торговли, он испытывал особый интерес к деятелям культуры.

— Действительно? И есть подтверждающий документ?

— Вот если бы я был из ОБХСС, документ был бы… А мне зачем? Я ассистент режиссера Бобровского — слыхали?

— Толя? — Цизин пожал плечами. — Что значит — слыхал? Он у меня, буквально, каждую неделю покупает «Славяновскую». Да, я ее прячу от валового покупателя, пусть меня за это бранят, но кишечный тракт художника мне дороже похмельных страданий пьющего элемента.

Бобровский покупал у него воду два раза, обмолвился тремя фразами, но этого было достаточно — ловкие люди довольствуются фактом встречи, чтобы обернуть ее старой дружбой.

— Так вот, у нас к вам просьба…

— Пожалуйста.

— Вы бы не помогли организовать у вас съемку?

— У меня?

— Да. Интересный эпизод, сценарий, если хотите, подошлем.

— Вы и меня будете снимать?

— Будем.

— Нет, правда?

(О, честолюбие людское! Отчего оно устремляется прежде всего к кинематографу? Желание запечатлеть себя навечно?)

— Правда. Бобровский, во всяком случае, этого хочет.

— Так почему бы ему самому не приехать? Скажите, что я получу на днях «Нафтусю», это же нектар, пей — не хочу! Никакое похмелье не страшно, промывает печень и почки, буквально, как стиральным порошком.

— Вас как зовут?

— Григорий Григорьевич, Гриша.

— Да, да, верно, шеф говорил… Так вот, Григорий Григорьевич, мы бы хотели организовать здесь съемку скрытой камерой.

— Скрытой? Это как работал Гриша?

— Какой Гриша?

— Чухрай. Ставит свою бандуру и делает вид, что фотографирует птичек, а на самом деле подглядывает, как парень мнет девку…

— Именно так.

— Нет ничего проще! Просверлим дырку в двери, — он обернулся, — там у меня склад, ставьте аппарат, а я буду дурить покупателя… Только погодите, но ведь моего лица, буквально, не будет видно: кто меня узнает со спины?!

— А мы поставим две камеры. Посетители станут думать, что мы вас снимаем, а мы будем работать с двух точек.

— Так заднюю точку вы покажете в кино, а переднюю, с моим дурыльником, бросите в мусор, знаю я такие номера.

— Ну об этом вы с Бобровским сами поговорите, если мне не верите.

— Как будто я не знаю, что в наше время все решает не главный, а пятый! Мне неизвестно, какую ступеньку вы занимаете в кино, что такое ассистент и больше ли это помощника, но не надо спорить: что вы ему принесете на стол, то, буквально, и пойдет в кино. Разве у нас не так? Во-первых, начальник райпродторга меня никогда не примет, он для нас как римский папа, и с вопросом к нему нечего лезть. Надо подкрасться к секретарше! А у нее все хорошо с кишечным трактом и почки работают, как космические системы, — так что «Нафтуся» ни к чему. Но она мечтает достать колготки-сеточку, а заведующий секцией язвенник, и я оставляю ему «Славяновскую» и «Витаутас» — вот вам колготки-сеточка, вот вам наряд на тару… А что, эта тара нужна мне, да?! Она, буквально, нужна трудящимся. Ну, хорошо, ну я получу четвертак, ах, какой страшный гешефт! Цизин получил четвертак за то, что хорошо обслужил язвенников! Так они ж добрее будут, они не станут пить кровь народа во время рабочего дня, если я отоварю их «Смирновской»! Так о ком я забочусь?! О своей выгоде или общественном благе?! А ведь можно на все плевать! «Нет „Ессентуков“, жалуйтесь, мне-то что?!» И это — нравится, с таким — никаких хлопот! Э, не стоит об этом, я завожусь с пол-оборота, ничего не могу с собой поделать.

— Вам надо с кем-нибудь согласовывать нашу съемку, Григорий Григорьевич?

— Если вы хотите сорвать съемку — согласовывайте. Знаете анекдот про то, как один тип пришел к богу и попросил, чтобы у соседа Ивана, буквально, сдохла корова? Все наши магазинщики завалят подарками секретарш, только б они доложили начальству, чтобы съемка прошла у них, все ведь люди, все хотят поработать на советский экран!

— Да, но мы будем снимать днем, а у вас в обеденный перерыв особенно многолюдно…

— Ну и что? Я приглашу тетю Веру, она пенсионерка, дам ей красненькую и выброшу торговать в розлив у витрины! Потом есть еще одна воз…

Дверь за спиной Гречаева хлопнула резко. Он обернулся: на пороге стоял Парамонов, неотрывно глядя на Цизина. Тот улыбнулся и сделал рукой неуловимый, странный жест, спросив при этом:

— Что вам?

— Э… Да нет… Просто я хотел узнать, может, «Саирме» завезли?

— Зайдите, буквально, попозже, не привозили «Саирме», к пяти часам будет.

Гречаев поднял глаза на витрину: прямо перед ним стояло семь бутылок «Саирме».

— Так вот, — продолжал между тем Цизин, — не вздумайте идти в райпищеторг, начнутся интриги, вы утонете. Или уже топайте к самому главному, в районный торг, это — голова, из молодых, он сделает все, если вы скажете, что хотите снимать именно у Цизина.

— Что, тоже язвенник?

Цизин не понял:

— Почему? Совершенно здоровый молодой человек.

— Но почему он сделает для Цизина все?

— Потому что вы об этом попросите, а умные люди, буквально, не отказывают работникам искусств…

— А если в тех бутылках на витрине была обычная вода? — спросил Константинов, оторвавшись от рапорта Гречаева. — Бутафория?

Начальник группы полковник Трухин ответил:

— Может быть, бутафория. Но зачем Парамонову ехать к Цизину за «Саирме», когда — я проверил — у них в буфете продают именно эту воду?

— Что дало дальнейшее наблюдение?

— Парамонов крутился на улице семнадцать минут, то и дело смотрел на часы, потом зашел в будку автомата номер семь тысяч триста девятнадцать и позвонил по телефону с индексом двести сорок четыре, видимо, к Шаргину, Леопольду Никифоровичу…

— Видимо?

— Он закрыл спиной диск и подстраховывался пальцами, так что сотрудники не смогли зафиксировать остальные цифры… Но у Парамонова нет других знакомых на Садово-Сенной, только Шаргин.

— Первый допуск принимаю; скорее всего, действительно, звонил Шаргину, а второй — отвергаю. А что если он звонил к неустановленному вами контакту? Это допустимо?

— Это допустимо только в одном случае.

— В каком именно?

— В том случае, если Парамонов и есть тот агент, которому ЦРУ шлет радиограммы; передаточное звено в сети.

— Что было потом?

— Парамонов снова зашел к Цизину, тот налил ему стакан воды, Парамонов выпил, не уплатил денег и, даже не попрощавшись с ним, побежал на остановку, прыгнул в автобус, через семь минут был в гараже.