Корабли времени - Бакстер Стивен М. - Страница 66

Несказанно гордясь своим дикарским прошлым, я все же с охотой сменил костюм из шкур на легкую тропическую форму, в которую были одеты остальные. Сбрив бороду, я снова узнал, что такое мыло и что такое — увы — консервированное соевое «мясо». Спать я ложился под москитную сетку. В полной уверенности, что в случае любой опасности меня разбудит часовой. К тому же рядом, как плечи надежных друзей, высились железные джаггернауты.

Морлок вызывал такой нескрываемый интерес, что даже не смог жить в лагере, и вынужден был вернуться на стоянку древнего человека", на берег моря. Я не препятствовал ему, поскольку знал, что упрямец не оставит своих попыток собрать машину времени из уцелевших деталей. Он даже позаимствовал кое-какие инструменты у Экспедиционных Сил. Однако помня случай с пристикампусом, с ним отрядили пару солдат, которые по очереди менялись. Гостил и я у него.

Дня через два суета в лагере наскучила мне, терпеть не могу вынужденного безделья. Так получилось, что я напросился поучаствовать в работе солдат. Скоро я доказал свою ценность в знании особенностей местной флоры и фауны, а также географии. В лагере приходилось бороться с болезнями — солдаты оказались не более подготовленными, чем я, — и тогда я стал помощником единственного доктора, довольно молодого и постоянно уставшего до чертиков «найка» прикрепленного к 9-му Гуркхскому [19] полку.

Я почти не видел Гибсона, погруженного в рутину ежедневных дел, и в том числе бюрократических проволочек. Все время требовалось составлять какие-то рапорта, отчеты для Уайтхолла, которого не будет еще полсотни миллионов лет. Вероятно, этот неунывающий подполковник охотнее бомбил бы сейчас Берлин, если бы от этого города еще что-то осталось. У Хилари Бонд, напротив, оставалось свободное время — поскольку ее основной обязанностью было доставлять экспедицию туда и обратно, бросая металлический утюг джаггернаута сквозь века, тысячелетия и геологические эпохи. Поэтому она вплотную занялась мной и Нево — проявив себя гостеприимной и чуткой хозяйкой.

Однажды мы гуляли вдвоем по морской окраине леса, а Бонд, раздвигая сильными руками лианы, упругой походкой перескакивая через корни, рассказывала мне, что случилось после моего исчезновения.

— Сначала мне казалось, что это конец. В том числе — войны. Что защищать? — Купол похоронил под собой последние надежды.

Но все оказалось не так. Видимо, британцы привыкли воевать и уже без этого не могут. Тем более, что после Куполов еще оставались Бункеры — вот куда ушли все силы Сопротивления и остатки регулярной армии. Туда были эвакуированы военные заводы.

Я представил себе эти подземные заводы, эти утопающие в подземной темноте улиц, новое поколение детей с узкими глазами, снующих в узких тоннелях и начинающих приобретать зрение морлоков — и опять получалось, что человечество сползает в Пещерный век. Видимо, второй его части суждено жить на поверхности — и кто знает, не станет ли земля снова пастбищем для скота, пожираемого им подобными подземными жителями?

— Так и что же война. Фронт, осада Европы…

Бонд пожала плечами.

— Вы же слышали эту пропаганду из «бормоталок» — последний удар", который должен решить все. — Она понизила голос. — Как будто нас мог кто-нибудь услышать. — По моему, линии траншей не сдвинулись ни на дюйм с 1935 года. Война пригвоздила нас к одному месту. Это как мертвая петля бесконечности. Она будет продолжаться, пока не иссякнут последние силы.

— Но за что же вы сражаетесь? Страны разрушены, города стерты в пыль, поля отравлены ядовитыми газами. Никто не может защитить мирных жителей — и никто не может остановить войну.

— Возможно, вы и правы, — ответила она. — Не думаю, что у Британии достанет сил подняться из руин даже после завершения войны. И то же самое ждет Германию.

— Так что же делать? И зачем продолжать бессмысленное разорение Земли и уничтожение народов?

— Затем, что мы не можем остановиться, — спокойно сказала она тоном человека, привыкшего каждое утро перечитывать свой смертный приговор. Под загаром, полученным в глубоком палеоцене, проступила бледность горожанки двадцатого века, родившейся под бетонным куполом и не знавшей солнечных лучей. — Ходят слухи, что германцы…

Мы вышли из лесу, и в лицо нам дохнул жаркий воздух побережья. Здесь его смягчал свежий солоноватый бриз, шевеливший барашками волн. Вдалеке я разглядел черную точку — мне показалось, что я вижу избушку Нево.

— Так вы говорите, германцы…

— Только слухи. Что они снова изобрели нечто небывалое.

И снова встала картина: Европа от Голландии до Альп, миллионы мужчин и женщин схлестнувшихся в войне…

Да, в этом тропическом мире такое кажется абсурдом, кошмарным сном!

— Так что же изобрели германцы?

— Бомбу. Совершенно нового типа — и немыслимой мощности. Говорят, это бомба из каролиния.

Я тут же вспомнил, что мне рассказывал Уоллис о достоинствах нового химического элемента.

— И само собой, второе — это их техника пространственно-временных перемещений. Говорят, у них целые моторизованные бригады машин времени.

Так что, сами понимаете, война неизбежна. И даже если бы мы хотели остановиться, теперь это уже не зависит от нас. Если оставить германцам монополию на такое оружие, они завоюют мир. И страшно себе представить, что будет дальше, потому что после завоевания мира все равно останется оружие.

В голосе Хилари прорезалось холодное отчаяние. — Поэтому наше правительство так суетится с созданием новых реакторов на каролинии, на производстве платтнерита…

— А вы не подумали о том, что германцы могут обогнать вас в другом?

— То есть?

— Очень просто. Перепрыгнуть вас.

— Что вы имеете в виду?

— Обогнать во времени. Что, если их временной скачок был продолжительнее вашего — и они вас опередили в прошлом?

— Немцы не опередили нас, — с какой-то странной улыбкой сказала она. — Потому что они тоже ищут вас. Они знают, с кого все началось, и будут выслеживать.

— Постойте, но как же вы меня…

— Очень просто. На месте развалин наши ученые провели археологические раскопки.

— Архе… — я захлебнулся этим словом, пораженный догадкой.

— Их труды вознаградились успехом. Они нашли два окаменевших скелета.

— Мой и Нево, — кивнул я.

— Второй был мало похож на человеческий. Нечто среднее между кошкой и обезьяной, с явными человеческими атавизмами «гомо сапиенса». Судя по слою, в котором они лежали — кости были на пятьдесят миллионов лет старше любых человеческих останков. Да, и оба черепа имели следы повреждений.

— Пристикампус, — прошептал я как будто из другого мира.

Да, это он. Догнал нас обоих в том другом альтернативном мире. Счастье Хилари, что она не знала о Квантовой механике (а, может, и знала?) и об этой множественности миров, которая начинала сводить меня с ума. Итак, еще один виток Истории, в которую не вмешался Гибсон.

Несмотря на яркое Солнце, мне стало холодно. Лед растекся по моей коже, обволакивая, отделяя от остального мира — и все же оставаясь безжалостно прозрачным — и сквозь него я видел беспощадный свет времени.

— Значит, по останкам и следам платтнерита вы отыскали нас, — продолжал я разговор через некоторое время, — И наверное, готовы были отбивать меня у орды воинственных пруссов? А вам не кажется, что в этом есть определенный парадокс?

И, так как она молчала, лишь вопросительно-недоуменно поглядев на меня, я продолжал:

— Вы ведь прихватили с собой бронетехнику на случай серьезного столкновения с противником, не так ли? Германцы могли явиться сюда тоже не с пустыми руками. Очень хорошо. Славный денек. Но вот представьте, что ситуация развивается симметрично: германцы, в свою очередь, зная, чего от вас можно ожидать, воспользуются правом первого удара. И вы, опять же… Ситуация будет прогрессировать, как и та затяжная и никчемная война.

19

Гуркхи — стрелки из непальцев в английской армии.