Корабли времени - Бакстер Стивен М. - Страница 72

Итак, из более ста членов экспедиции осталось всего два десятка выживших: 11 женщин, восемь мужчин и я. И мы с морлоком. О Гибсоне никто ничего не слыхал. И следов его в лесу найдено не было. Так же как и немецкого бомбардировщика. К сожалению, бесследно исчез и доктор-гуркху — нам его сейчас особенно не хватало.

Мы отдали все наши заботы и внимание раненым, собирая понемногу припасы и решая, как строить будущую жизнь, поскольку после уничтожения джаггернаутов мы были отрезаны от своего века, и земле палеоцена, очевидно, было суждено донести наши кости до потомков.

15. Новая колония

Четверо умерло от ожогов и ран вскоре после того как их доставили в лагерь. Во всяком случае, их страдания были недолгими и смягченными препаратами Нево.

В таких размышлениях я пребывал некоторое время.

Каждая такая потеря погружала нашу колонию ненадолго во мрак. Я смотрел на этих молодых, во цвете лет людей в окровавленных остатках униформы, которые уходили навсегда от нас, от своего века и от собственной жизни. Их судьба была геройски коротка.

Дальше дела пошли еще хуже, новая болезнь через несколько недель начала косить наши ряды. В первую очередь она выбирала самых немощных, но затем принялась и за тех, кто не получил никаких ран и увечий — внешне. Во всяком случае. Симптомы болезни были следующие: тошнота, рвота, кровотечения, выпадение волос и ногтей, а затем и зубов.

Нево как-то отвел меня в сторону и сказал:

— То, о чем я говорил: следствие радиации, полученное вблизи каролиния.

— Всех остальных ждет то же?

Нево посмотрел на меня очень серьезно.

— Мы не можем бороться с лучевой болезнью. Только облегчать страдания. И для безопасности…

— Да-да?

Морлок засунул пальцы под маску, чтобы почесать лицо.

— Безопасного уровня радиоактивности не существует. Есть только степени риска. Таким образом, все могут выжить, но так же точно все могут оказаться поражены.

— Как — поражены?

— Последствия вплоть до самых крайних. — И он мотнул головой в сторону, куда мы относили уходивших от нас героев. Эта тропа вела к вырубке, где было расположено последнее место успокоения колонистов.

— Знаешь, — сказал я морлоку, — когда-то и мне казалось, что война — лишь способ борьбы со старым и косным порядком вещей, и что с помощью ее в мир приходит новое, вливается так сказать свежая кровь. Но теперь…

Нево почесал шерсть на лице:

— Игра с понятиями? Спекуляция общественным сознанием?

— Наверное, это кому-то нужно, — признался я, — приводить мир к таким заблуждениям, которые всякий раз усваивает каждое новое поколение. Лично я не имел опыта войны. Поэтому для меня до сих пор остается загадкой, отчего люди, долгое время живущие в соседстве и содружестве, вдруг…

С другой стороны, я рассказал Нево, что меня поразило, как ведут себя люди на войне — на примере нашей маленькой горстки уцелевших солдат я увидел, что такое солидарность, помощь и забота друг о друге, какие не проявляются и у близких родственников в мирное время. Исчезают расовые, классовые предрассудки, проблемы пола — все становится несущественным, даже армейская субординация, когда дело идет о самом насущном — спасении жизни. Да и до бомбардировки наблюдая жизнь Экспедиции, могу сказать — такой сплоченности коллектива я нигде не наблюдал.

Таим образом, приняв бесстрастную точку зрения морлока, могу согласиться, что глубокое противоречие силы и слабости лежит в душе каждого человека! Гуманоиды были некогда брутальными, и в то же время ангельски милосердны.

— Несколько запоздалые уроки от существа, с которыми проживал на планете четыре десятка с лишним лет.

Но морлок уже не слушал меня, вернувшись к своим делам. Слова милосердие и взаимопомощь, видимо, слишком мало значили в его языке.

Еще троих унесла от нас радиация. И у других были опасные симптомы — Хилари Бонд теряла волосы, — но выжила, а у одного солдата, оказавшегося ближе остальных к эпицентру, вообще ничего не проявлялось. Видимо, радиация действовала не избирательно, просто у каждого была свой уровень сопротивляемости организма, который как объяснил Нево, складывается из многих факторов. К тому же рак или какая-нибудь другая болезнь, как следствие облучения, могли проявиться гораздо позднее, в течение жизни.

Хилари Бонд оказалась старшим из уцелевших офицеров. И как только она смогла подниматься с кровати, она спокойно и властно стала распоряжаться порядком жизни в лагере. У нас установилась настоящая воинская дисциплина — хотя многое упростилось, ведь среди оставшихся тринадцати человек… думаю, солдатам было легче вернуться в привычные казарменные рамки — как в свой мир. Мир приказов, распоряжений, докладов, рапортов, привычный и четкий. Интересно, подумалось мне, если нашу колонию ждет будущее — то есть, появятся дети, новые поколения — то власть начнет переходить по наследственному принципу, как в племенном союзе, или же каким-то другим образом — например, на демократических выборах у костра? И не превратится такой вот родоплеменной союз в армейский. Представляю, какое будущее было бы у этого воинственного племени с легендами о том, что их предки пришли из будущего!

У большинства здесь остались дети, родители, друзья — «там», за горизонтом времени в двадцатом столетии. Теперь им предстояло свыкнуться с мыслью, что никому не суждено вернуться домой, а также, что инструментов, взятых с собой из будущего, хватит ненадолго, и придется целиком полагаться на плоды собственного труда и изобретательности, а также на взаимопомощь.

Нево, не перестававший хлопотать о последствиях радиации, настаивал, чтобы мы перенесли лагерь дальше. Мы выслали по берегу разведывательный отряд, найдя лучшее применение остаткам бензина в машине. Наконец, решено было поселиться в дельте широкого устья реки, в пяти милях к юго-западу. Почва там была плодородной, так что нас ждало большое будущее, если мы собирались заняться сельским хозяйством. Пахать и сеять.

Мы мигрировали в несколько приемов, поскольку раненых требовалось перенести на носилках. Бензин скоро закончился, и нам оставалось рассчитывать лишь на собственные ноги. Нево так приглянулась машина, что он хотел забрать ее с собой, как источник резины, стекла, металла и прочих материалов: так что в последний переход мы толкали по песку колымагу, в которую были загружены раненые и припасы.

Так, волочась по песку, четырнадцать выживших, в остатках одежд и ожогах, мы вершили свое дело. Какое у нас могло быть дело, спросите вы, у никому не нужных детях своего века, попавших в чужие времена? Выжить — вот все, что должно было волновать нас сегодня. Наверное, стороннему наблюдателю за этой жалкой горсткой людей, трудно было бы поверить, что когда-то эти существа завоюют весь мир.

На новом месте леса были нетронутыми ни пожаром, ни топором колониста. Правда, ночью даже отсюда зловеще посвечивало на Востоке, что говорило вовсе не о появлении светила. Нево утверждал, что оно останется еще несколько лет на долгие годы. Измаявшись, после дневных трудов, я частенько посиживал на границе лагеря. Подальше от света и общества, и наблюдал звезды, встающие над этим рукотворным вулканом.

Вначале наш лагерь представлял собой лишь грубый частокол да плетеную изгородь. Но в скором времени появилось сооружение для общественных сборищ — нечто среднее между церковью и Палатой лордов. Дома строились по моему проекту — на сваях, возвышаясь не менее метра над песком.

Прямо за рекой было чистое поле, которое неугомонный Нево уже распланировал под посадки местной тропической растительности — в первую очередь злаков и лекарственных трав. Мы обзавелись даже собственным каноэ, вырубленным из древесного ствола — и тем самым получили доступ к неограниченной рыбной ловле.

Затем мы пошли еще дальше, устроив загон для небольшого семейства диатрим. Хотя эти птицезвери несколько раз вырывались на волю, вызывая переполох в колонии, мы терпели их присутствие ради мяса и яиц. Были смелые эксперименты запрягания диатрим в плуги и прочие сельскохозяйственные орудия для обработки земли.