Корабли времени - Бакстер Стивен М. - Страница 81

После знакомства с пищей пальцы у меня оказались липкими, и я стал искать раковину. Таковой, естественно, не оказалось: так что пришлось удовольствоваться для этой цели содержимым одной из бутылочек. Песчаный пол превосходно впитывал влагу, и мне пришло на ум, не является ли он и своеобразным кошачьим туалетом. Однако я не стал проверять это на практике.

Отерев руки краем рубашки, я безуспешно пробовал отковырять панели рам, но не преуспел. Поверхность была гладкой, как скорлупа яйца, и абсолютно непроницаемой. Тогда я принялся скрести пол, в надежде отрыть подкоп, и спустя некоторое время обнаружил, что пальцы мои ушли вглубь на целых девять дюймов. Однако радость была преждевременной: под песком оказалась каменная мозаика в римском стиле с такими же, как и фрески, малопонятными рисунками.

Я оказался в полном одиночестве, заключенный в глухие стены. Ни одного звука из внешней Вселенной. Только шум собственного дыхания и стук сердца — и они начинали донимать меня, эти звуки, которых я совсем недавно ожидал услышать с такой жаждой и рвением.

Вскоре неотложные нужды напомнили о себе, что у меня, помимо сердца и легких, есть мочевой пузырь. Я держался, сколько мог, но, в конечном счете воспользовался ямкой в песке и зарыл ее.

Справив нужду, я вдруг испытал небывалый стыд. Представляю, как могли сейчас веселиться гости звездных миров, наблюдая за мной сквозь эти стены! Нечего сказать — прекрасное возвращение в родной 1891-й!

Устав наконец от всего этого, я опустился на песок, прислонясь спиной к стене. Через некоторое время очки были сняты из-за слишком яркого света, мешающего отдыхать. Надев их на запястье, я сложил руки на груди и предался сну.

Так началась моя жизнь в новой клетке. Когда первый испуг отступил, меня охватила страшная скука и беспокойство. Я не собирался повторять опыт заточения, полученный у морлоков. Даже жизнь в опасности несравненно лучше тупого существования в четырех стенах. Тем более, со времени высылки в палеоцен я не читал ни одной газеты. И мне просто не с кем было даже поговорить.

Тем временем судки и перечницы, как я стал их называть в повседневном обиходе, ежедневно пополнялись. Кто-то заменял их в то время, пока я спал, и мне ни разу так и не удалось застать этого «Санта Клауса». Вполне возможно, это делал какой-нибудь хитроумный механизм. Однажды в виде эксперимента, я оставил, засыпая судок под собой. К утру я проснулся от давящей боли — в ребро мне упирался тот же судок, полный воды! Прямо фокусы какие-то!"

Видимо, секрет заключался в самих судках — возможно, они синтезировали материал — хотя бы из воздуха. Видимо, потому же принципу работали и все остальные предметы — песок поглощал отходы, стены пропускали и фильтровали воздух, и потолок отвлекал меня своими причудливыми узорами от невеселых дум.

2. Эксперименты и отражения

Дня через три-четыре такой жизни я ощутил настоятельную потребность в ванной. Размазывать грязь водой из бутылки меня уже не устраивало. Охотнее всего я сейчас бы совершил прыжок в море палеоцена.

Но я не сразу решился ступить на эту фарфорово-гладкую поверхность: стоило поставить ногу, как с потолка на голову немедленно низвергалась вода. Она была теплая, пресная на вкус, и, возможно, пригодная даже для питья.

Такие «души» встречались в современных мне лечебницах и пансионатах. Врачи там горячо доказывали пользу ополаскивания тела под упругими струями воды, но в обиходе это еще как-то не прижилось.

Наконец, сбросив башмаки и прочее, оставаясь в одних очках, я зашел в фаянсовую кабинку. Меня обдало струями, целительными и освежающими. Вода ревела вокруг, как будто я стоял в центре маленького водопада. Тело распарилось, очки запотели. Я опасался, что вода зальет комнату, превратив ее в турецкую парную с бассейном под ногами, однако этого не случилось. Однако струи аккуратно стекали в фаянс под ногами — явно, не без помощи воздушного давления.

А кто сказал, что моя новая душевая должна быть похожа на прежнюю ванну, оставленную в 1891-м? Мой дом на Питершам-Роуд навсегда затерялся в Истории. Римляне, например никогда не пользовались мылом и мочалками, они просто распаривались и смывали грязь с потом, выступающим из пор. Хотя у меня не было под рукой замечательной римской скребницы, я превосходно заменил ее ногтями.

Только я вышел из сауны, как обнаружил отсутствие полотенца, которое мне бы сейчас очень пригодилось. Пришлось воспользоваться собственной одеждой, которую затем же и натянуть на себя. После парной я отдыхал на песке, казалось, что он подогревается снизу. Песок впитывал остатки влаги и быстро сушил одежду.

Сауна навеяла некоторые воспоминания. Я вспоминал турецкие мыльни, японские кадки с горячей водой, русские парные с зеленым веником — все, что довелось мне слышать и испытать на себе.

Внезапно взгляд мой снова остановился на потолке, покрытом странными фресками, . Затем помимо воли скользнул по стенам, рамам, шторам, обоям и вернулся на песок. Вот как. Роспись под барокко, с элементами возможно даже античной живописи, обои, ультрасовременный душ — и песчаный пол, как в пещере. И под ним псевдоримские изразцы. Где же это я оказался, что за смешение эпох?

Внезапно меня начало осенять.

Итак, я нахожусь среди фрагментов различных культур и столетий. Но кто бы мог их собирать — кому это могло понадобиться? И кто они — дети колонистов Прото-Лондона? Наверняка я знал только одно — нас разделяет эволюционная пропасть в сотни раз большая, чем та, что разделяет нас с морлоком. Сколько же должно было втиснуться культурной жизни — а ведь они начинали далеко не с нуля, потомки детей ХХ века — в эти мириады лет? Возможно, все это смешение стилей было устроено специально для меня — так как они уже не знали, к какой эпохе меня определить, и на всякий случай снабдили по возможности всем необходимым.

Как ни крути, получалось, мне предстояло попасть в далекое — и, увы, уже недоступное настоящее — прошлое и одновременно будущее, которое теперь ушло в прошлое. То, что в настоящем не было настоящем. Мне предстояло отыскать свободу и свой век. Мне, затерянному во множественности миров и историй!

Думается, провел я в этой клетке недели две. Свобода пришла внезапно.

Было это так.

Я проснулся во тьме. Без очков. Сел, протирая глаза. Сначала я никак не мог сообразить, что же меня разбудило, что потревожило мой сон посреди ночи — но тут же услышал звук, от которого сердце застыло на миг.

Это было чье-то дыхание. Не мое, мое замерло вместе с сердцем. Чувства мои обострились за время вынужденной изоляции от мира.

Бледный свет, похожий на лунный, падал в мою комнату. Дверь была открыта.

Да, в стене была дверь — как я мог не отыскать ее, ума не приложу. Или они сделали ее только сейчас. Мне казалось, что я запакован, запаян внутри этой комнаты, из которой потерял надежду найти выход.

Ромб света растянулся на серебристо-желтом песке.

Это уже не очки, это был настоящий свет. Свет ИЗВНЕ.

И тут я понял. Это не свет — это сама дверь имела форму ромба. Начиналась она шести дюймов выше пола — то есть порога — и прорезалась как раз там, где находилась рама фальш-окна, которое я тщетно пытался открыть все это время. Дыхание стало слышней — а затем и голос. Схожий с журчанием ручья — голос, который я узнал мгновенно!

Дверной проем уводил в другую комнату по соседству, размером и формой в точности воспроизводящую мою. Но здесь уже не было этих лже-окон, никакого неуклюжего декора, ни песка на полу — стены были совершенно голыми, без обоев и несколько прикрытых экранами окон иллюминаторов, а также дверь, в которой одиноко торчала рукоятка. Мебели здесь не было никакой и комната была загромождена, по сути, единственным предметом, я бы даже сказал — артефактом — той самой пирамидой, что привиделась мне не то в страшном сне, не то в еще более ужасном «наяву», на операционном столе. Это она возилась над моим телом, что-то там разрезая и сшивая. При этой мысли ко мне подступила тошнота. Высотой машина была с человека, широкая в основании, и, как всякая пирамида, наверняка очень устойчивая. Это я отметил бессознательно — на случай, если понадобится свалить ее, «сбить с ног» — точнее, этого трюка у меня уже не получится. Ну, посмотрим, что дальше. Вообразите шестифутовую пирамиду, покрытую металлическими муравьями, и вы поймете, о чем идет речь.