Экспансия – III - Семенов Юлиан Семенович - Страница 83

Джон улыбнулся свой обезоруживающей, скорбной и в то же время детской улыбкой:

— Убеждены, что бог знает английский?

— Он знает все, — ответил Пол. — Попробуйте поспорить… Джон, ответьте мне, пожалуйста, на один вопрос… Я понимаю, он причинит вам боль… Вы пытались найти виновников гибели вашей сестры?

— После этого я и пришел в лоно церкви, Пол.

— Можете рассказать, как это случилось?

Кэйри пожал плечами, и только сейчас Роумэн заметил, какие они у него крутые, словно у профессионального боксера.

— Если это вам неприятно, я не смею настаивать, Джон…

— Мне это очень неприятно, но я вам расскажу, Пол… Я никому никогда не рассказывал про это, но вам расскажу, потому что вы очень правильно сделали, когда показали мне свои подмышки… Словом, Анастазиа ушел в армию, и О'Дуайер заставил своего преемника вычеркнуть его из списка разыскиваемых: «герой, доброволец, борец против нацистских ублюдков, бандиты так не поступают». И — точка… Его преемником стал Моран, кстати… Не слыхали?

— Нет.

— Это ближайший друг Фрэнка Кастелло… Знаете что-нибудь о нем?

— Мало.

— Некоронованный король Нью-Йорка. Именно он финансировал предвыборную кампанию губернатора О'Дуайера… Игорные дома, организованная проституция — миллионный бизнес, связи с сильными мира сего, — где, как не в клубе, за рулеткой, можно дать голове отдых?! Словом, когда я вернулся после победы, люди, связанные с убийством Эстел, еще сидели в тюрьме, но должны были вот-вот освободиться, хотя сроки они получали огромные, лет по двадцать каждый… За них по-прежнему бился Энтони Аккардо — с помощью О'Дуайера. Юристом Аккардо был Юджин Бернстайн, он еще Капоне обслуживал… А ближайшим приятелем Бернстайна является Пол Диллон, друг президента Трумэна, один из боссов демократической партии в Сент-Луисе… Словом, их освободили, перекупив всех, кого надо было купить, вы знаете, как это делается… Я установил адреса всех, кого выпустили… Чирчеллу, правда, пока держат в двухкомнатной камере, но он уж слишком замазан… А его друзья д'Андреа, Рикка и Кампанья начали крепко выступать… Что вы хотите, вышли из тюрьмы, когда каждому еще надо сидеть по пятнадцать лет… К ним сюда прилетел один из боссов мафии Фрэнк Синатра, певец, слыхали, наверное?

— Да. Я с ним знаком.

Кэйри вскинул глаза на Роумэна; взгляд был странным, ищущим:

— Ну и как?

— Сильный человек. Не хочу врать: он мне симпатичен…

— Ну-ну… Хорошо, что говорите правду… У меня к ним однозначное отношение… Словом, я стал охотником, настоящим охотником за двуногими зверями… Я ведь до этого трижды бывал у О'Дуайера, семь раз у Морана. «Дорогой Джон, поверьте, мы делаем все, что в наших силах; те мерзавцы, которые надругались над вашей несчастной сестрой, будут найдены. Мы посадим их на электрический стул, клянемся честью»… Охота предполагает умение скрадывать зверя… Вот я на свою голову и выяснил, что Моран, ставленник О'Дуайера, посетил Фрэнка Синатру, а там в это время гуляла вся голливудская четверка… Тогда я и сказал себе: «Они водят тебя за нос, Джон. Они прекрасно знают, кто убил твою сестру, чтобы заставить замолчать Чирчеллу. Если ты не заставишь их говорить, никто не откроет тебе правды». Ясно, куда идет дело?

— Ясно… В общих чертах… Вы начали свою войну… Как я — мою…

— Я выяснил, что освобожденный гангстер Рикка прекрасный сын, обожает отца, дона Витторе, старику шестьдесят четыре года, к мафии не имел никакого отношения, очень набожный человек… Вот я его и выкрал… Это было нетрудно сделать, он сам покупает овощи, все итальянцы, особенно старики, ходят на овощной базар, это у них какая-то страсть… А дальше… Знаете, какая-то трагикомедия… Старик — когда я привез его в хибарку на берегу — сказал: «Сынок, если тебе надо помочь, я и так помогу, без этих фокусов… У тебя глаза больные и руки трясутся… Ты не из тех, кто умеет делать зло…» Ну, я и открыл все старику… Он спросил, где здесь поблизости телефон… Я сказал, что в полумиле отсюда есть аптека. «Пойдем туда, сынок, — сказал он мне, — позвоним этому проказнику, думаю, все образуется». Пришли мы с ним в аптеку. «Знаешь, сынок, у меня диабет, мне надо по часам есть, давай-ка попросим омлет, а?» Я заказал омлет, мы с ним перекусили, а потом он позвонил сыну и начал говорить по-итальянски. Я понял, что через полчаса сюда приедут мафиози… Обидно, конечно, подыхать после того, как прошел фронт, но что делать, я знал, на что шел… Больно уж у старика были хорошие глаза… Словом, он дал мне два имени и адрес… «Мой мальчик не имел к этому делу никакого отношения, сынок, — сказал старик, — он поклялся, он не посмел бы мне лгать». — «Откуда же он знает эти имена?» — спросил я. «Сынок, чтобы быть в его деле, надо знать все и обо всех. Чем его бизнес позорней, чем работа шерифа? Или губернатора? Давай-ка будем искать такси, тебе надо спешить, если хочешь сквитаться; мой мальчик назвал имена, но он — по их законам — имеет право предупредить тех людей… Ты не вернешь несчастную девочку, а сам можешь погибнуть, стоит ли, сынок?» Вот так, — Джон Кэйри разгрыз еще одну спичку. — Понимаете, какая штука вышла…

— Вы отомстили?

— Один уже скрылся… А второго я пристрелил… Он собирал чемодан, а я выпустил в него обойму… А потом пошел в церковь. Когда я кончил исповедь, священник сказал, что я должен пойти в полицию. «Но там же Моран», — ответил я. «Кто бы ни был, но ты обязан предстать перед законом. Потому что закон на твоей стороне». И я пошел к Морану и сделал ему заявление. А он только посмеялся: «Мы знаем, кто убийца Джузеппе Сарелли, милый Кэйри. У нас есть информация, что это дело мафии, мы идем по пятам за настоящим преступником. Иди и проспись. Ты пьян. Или свихнулся на фронте…»

— Похоже на добрую рождественскую сказку, — заметил Роумэн.

— Мне тоже тогда так показалось… Пока не убили мою невесту… Через неделю… И я понял, что на мне проклятье… Я обречен на то, чтобы всегда быть одному… Кого бы я ни полюбил, где бы это ни случилось, — они найдут и погубят эту девушку… Вот и делю каждый день: утром — в школе, вечером — в церкви… Я очень люблю играть на органе… Если у вас есть время — приглашаю…

— Они не оставили никакой записки — после того, как погубили вашу невесту?

— Нет. Они не оставляют улик…

— Вы не пытались встретиться с отцом Рикки?

— Пытался.

— И что?

— Старика отправили на Сицилию.

— Куда именно?

— Про это вам никто не скажет. Нарушение обета молчания карается смертью.

— О'Дуайер в курсе этого дела?

— Губернатор в курсе всех дел, — Джон усмехнулся. — Народный избранник должен знать все обо всех… Не вздумайте идти с вашим делом к нему, вас пришьют при выходе из здания…

— Почему? — Роумэн снова закурил. — Я ведь приду к нему с деловым предложением…

— Он губернатор, прет вверх, к таким людям нельзя обращаться с предложением человеку с улицы…

— Как же быть?

— Не знаю… Если уж рисковать — то через их адвокатов, люди с хорошей головой, от них многое зависит, сейчас на мафию работают лучшие адвокаты страны… Кстати, откуда вы знаете Синатру?

— Я ждал этого вопроса, — ответил Пол. — Я работаю… точнее — работал в Голливуде… Там довольно демократичная обстановка… Мы встречались на приемах…

— Вы знаете, что Синатра прилетел в Нью-Йорк?

— Нет.

— Он самый умный из них… Артист, человек с фантазией… Он знает все, они его обожают и прислушиваются к его словам…

— Думаете, есть смысл начать с него?

И Джон ответил:

— Я думаю, что вам лучше вообще бросить это дело…

— Спасибо за совет, — грустно сказал Роумэн, — но я им не воспользуюсь… Что должно заинтересовать Синатру? Что позволит мне рассчитывать на встречу?

— Деньги. Большие деньги. Миллионы… И обязательно интрига, они, как дети, обожают таинственность, ритуалы, загадки, романтику… Странно, но это так…