Лебединая дорога - Семенова Мария Васильевна - Страница 50

Святой отец только перекрестился и уже открыл рот, чтобы спросить хоть о том, жив ли остался несчастный брат Ульфберт.

Однако тут на улице появились люди, перед которыми толпа немедленно раздалась. Роскошно одетый, сопровождаемый вооруженными слугами, ехал на серебристом коне иноземный вельможа. Короткое копье покачивалось в его руке, на левом кулаке, на кожаной рукавице, беспокойно топтался злой охотничий сокол…

Лорд Годвин Эдрикссон смотрел поверх голов: торговый город иного не заслуживал. Только это и можно было прочесть на худом лице лорда Годвина — и более ничего. Впрочем, отца Ансгара он разглядел и приготовился уже склонить голову перед святым человеком. Но заметил рядом с ним викингов и пригляделся внимательнее — не нужна ли защита? И в это время сильная рука схватила серебристого коня под уздцы!

Испуганный сокол вслепую ринулся с хозяйской руки и жалобно закричал, подхваченный путами. Верные слуги без приказа устремились вперед — проучить наглеца. Не получилось. Рослый малый расшвырял их, как соломенные чучела. И встал перед вельможей:

— Надо мне поговорить с тобой, лорд Годвин Эдрикссон!..

Слуги поднялись, но повелительный жест хозяина их остановил.

— Что тебе нужно, викинг? — спросил Годвин сурово, не давая пятиться храпевшему жеребцу.

— Этельстан сын Вульфхеда приветствует тебя, Годвин!

Вельможа вздрогнул от неожиданности и наклонился в седле, впиваясь взглядом в обветренное, бородатое лицо.

— Я знавал человека, носившего это имя… — с угрозой проговорил он наконец. — И ты, пожалуй, даже похож на него, хоть он и был помоложе. Не тревожь его памяти, этот человек давно погиб! — Он не погиб, лорд Годвин, — сказал Этельстан тихо. Годвин смотрел на него по-прежнему сурово, но что-то в нем уже дрогнуло. Этельстан не опускал перед ним глаз.

— Здесь есть люди, — сказал он, — которые подтвердят тебе, что я — это я. А если ты уже и не помнишь, как разламывал хлеб в доме моего отца, а я подавал тебе вино, так я сбрею бороду и покажу тебе знак на моем горле, его-то ты, я думаю, узнаешь!

И с чувством перекрестился, обратясь к церкви. Хельги не понял ни того, что говорил Этельстан, ни того, что отвечал ему Годвин. Но потом он увидел, как Торд англов спрыгнул с седла и подошел к Этельстану, неглядя бросив слугам поводья. Они обменялись еще несколькими словами. А потом Годвин положил руки ему на плечи и долго молча смотрел на него, забыв о доброй сотне направленных на него глаз… И когда они вместе двинулись по улице, их проводил растерянный ропот. Как видно, всякие чудеса бывают на свете!

— Твоя мать все еще льет слезы по сыну, — говорил Этельстану лорд Годвин Эдрикссон. — А жена твоя Гита прогнала уже троих женихов, и, по-моему, собирается в монастырь…

Этельстан так и остановился, лицо его посерело:

— Моя Гита?

— Твоя Гита, — ответил лорд Годвин. — Я вижу, вы оба плакали друг о друге, и оба напрасно. Она все молится о мире для твоей души, но теперь, мне кажется, я порасскажу ей немало интересного, когда вернусь домой… Или, быть может, ты обрадуешь ее сам?

В тот же вечер, когда Хельги шел по берегу со своими людьми и Торгейром, его окликнул незнакомый голос:

— Виглафссон… постой, Виглафссон.

Поистине это был день неожиданных встреч! Хельги остановился. У воды на гнилом бревне сидел человек, закутанный в плащ, и капюшон плаща спадал ему на лицо.

Хельги сказал:

— Не велика ли честь для бродяги, чтобы я останавливался? Может быть, я еще должен что-нибудь тебе по-дарить?

Человек не смутился.

— Это вовсе не помешало бы мне, ибо я небогат, — отвечал он спокойно. — Но я пришел сюда не попрошайничать. Мне ведено кое-что сказать тебе, Виглафссон.

— По твоей речи ты не так прост, как кажешься с виду, — сказал ему Хельги. — Если не боишься меня, пойдем ко мне на корабль!

Человек не спеша разогнул колени и откинул капюшон. Лицо у него оказалось умное и острое; испещренное морщинами, белевшими на загорелой коже.

— У меня припасено для тебя всего несколько слов, и я могу сказать их и здесь… Я только хотел предупредить тебя, сын Ворона, чтобы ты почаще оглядывался через плечо. Рыжая волчица идет по твоему следу!

Хельги очень захотелось немедленно оглянуться, но он удержался.

Кто ты такой? — спросил он незнакомца:

— И кто тебя прислал?

— Люди зовут меня Альвиром Хнувой, скальдом Харальда конунга и другом дочери Рунольва, — бесстрашно ответил человек. — Дроттнинг Вигдис послала меня, сказав, что сыновья Виглафа должны знать, откуда обрушится на них смерть.

— А не сказала тебе твоя Вигдис, — спросил Хельги, — что ты навряд ли еще раз увидишь ее, после того что ты мне тут наговорил?

Но Альвир скальд и на это ответил не моргнув глазом:

— Рунольвдоттир говорила о Виглафссонах с уважением. И она обещала, что меня здесь не тронут!

Помолчал и добавил с хитрой улыбкой:

— А еще она говорила, что вы, пожалуй, решите меня наградить, так чтобы я не отказывался.

Услышав такие слова, Хельги засмеялся. Потом стащил с руки серебряное обручье и бросил его Альвиру:

— Держи! И передай своей дроттнинг, что я при случае подарю ей такое же.

Но только сделанное из ремня, и надену ей на шею, а не на руку. А теперь убирайся отсюда и не вздумай еще раз попасться мне на глаза!

— Погоди, — вмешался Торгейр. — Дай и мне кое-что ему сказать… Ты не припоминаешь меня, Альвир скальд? Скальд помолчал и проговорил нерешительно:

— Я все смотрел на тебя… и ты очень напоминал мне Торгейра Гудмундссона. Правда, я знаю, что у старика был только один сын, да и тот…

— Если ты возвратишься к Харальду конунгу, — сказал ему Левша, — будь добр, передай ему, что я жив. Но только ты сам видишь, что теперь я навряд ли смогу послужить ему так, как служил раньше.

Хельги отвернулся: такие речи были ему не по душе. А Торгейр продолжал:

— Скажи ему еще, что меня выручил из неволи Хельги сын Виглафа Хравна, и многие говорят, что это достойнейший муж. И что лучше бы конунгу назвать своими Друзьями троих братьев Виглафссонов, чем одного Рунольва…

Хельги не выдержал:

— Я никого еще не просил мирить меня с конунгом!