Поединок со Змеем - Семенова Мария Васильевна - Страница 43

Когда возвели последний, черепной венец и приготовились врубать в него священную матицу, надумал Кий погадать, спросить новый дом, что ждало в нем его семью, кому следовало тесать колыбель — сынку или дочке. Ибо молодая кузнечиха уже подпоясывалась потихоньку поясом мужа, чтобы никакое зло не сумело коснуться, испортить будущее дитя.

И вот к матице, закутанной в платки и цветные ленты, лыковой веревкой привязали хлеб, завернутый в мохнатую шубу. Подняли матицу, и Кий, взобравшись наверх по углу, обошел сруб посолонь, посыпая его хмелем и зернами, засевая свой мир. Ступил на матицу и осторожно перерубил лыко. Упала вниз шуба, стали разворачивать ее и смотреть, как лег вещий хлеб. Верхняя, блестящая корочка ковриги была наверху. К сыну!

Потом покрыли избу, увенчали теплой земляной крышей, уложили последнюю слегу — охлупень с головою коня, вырезанной в комлевом, переднем конце, с мочальным хвостом позади. Стал новый Киев дом совсем похож на коня, чей череп упокоился под красным углом: четыре угла — чем не четыре ноги, да с каменными копытцами!

Внутри избы сложили печь-каменку с маленьким устьем — только всунуть полено, с отверстиями в своде — ставить на Огонь сковороды и горшки. Сделали и хлебную печь в отдельной выгородке плетня, укрыли навесом.

— Часто ли доведется топить ее? — поднял голову кузнец к темному небу, где среди звезд проплывал серебряный Месяц. — Совсем жита мало осталось, уж и не печем ничего, разве короваи жертвенные, моленые…

Месяц ничего ему не ответил. Он ходил теперь высоко, куда выше прежнего, чтобы вдругорядь не достала какая-нибудь грязная пелена. И небосвод, по которому ступали его медлительные быки, оставался запертым накрепко.

А Людям под небесами жилось все туже и туже. Более не решались резать кормилиц-коров для требы Богам, пекли из последней, сбереженной муки хлебы-коровушки, увенчанные гнутыми рожками — короваи…

Совсем готов стоял новый дом Кия, хоть переезжай в него. Лишь в одном месте у края крыши оставили торчать из-под дернины белую бересту. Это ради того, что всему конченному, достигшему совершенства только и остается рассыпаться, умереть. А нет полного завершения, стало быть, нет и покоя, а значит — долгая жизнь впереди.