Как игрушки пошли учиться - Дитрих Александр Кириллович - Страница 5

Вскоре все стихло, тут только я почувствовал, что руки у меня совсем онемели, а одной ногой я и вовсе пошевелить не могу. Едва уселся поудобнее и оттер ногу, явилась носорожиха. Тяжелой рысцой подбежала к дереву, остановилась, взвизгнула тонко — наверно, позвала детеныша,— потом принюхалась, подошла туда, где земля была изрыта, забрызгана кровью, страшно взревела и бросилась по следу.

Прошло еще несколько минут, и наконец откуда-то из-за деревьев послышался негромкий голос Александра Ивановича:

— Эй, Владик, ты где?

— Здесь! — простонал я.

Геолог осторожно выглянул из-за кустов, заметил меня и махнул рукой: «Давай, мол, вниз!»

Я спрыгнул с дерева, и мы пустились бегом от страшного места.

Остановились у небольшой скалы, отдышались, я хотел записать все, что видел, но Александр Иванович не дал. «Потом,— говорит,— дома, а то как бы еще чего не случилось. И вообще, пора возвращаться, скоро ночь».

Я сказал, что это здесь скоро ночь, а у нас дома, наверное, еще день.

Поглядели на часы — и правда, двух часов не прошло. Я сказал:

— Давайте найдем безопасное место, чтоб вокруг было далеко видно, и еще здесь побудем. Ведь, если что, мы сразу сможем удрать. Скажем шару: «Полный вперед!» — и все тут.

Александр Иванович подумал и согласился.

Мы залезли на скалу и сели отдыхать. Александр Иванович рассказал, что хоть и потерял меня из вида, но за носорожихой следил все время, и потому за меня был спокоен. А ее детеныша и тигрольва он вовсе не видел, только слышал рев.

Оказалось, что огромный хищник и в самом деле называется «тигрольвом» и еще «пещерным львом». Только второе название неправильное, потому что тигролев в пещерах никогда не жил.

Я спросил, не сможем ли мы увидеть людей, вернее, предков людей? Александр Иванович сказал, что вряд ли. Очень уж мало было в это время на земле наших прародителей.

Меж тем в потемневшем небе проклюнулась первая звездочка, воздух посвежел, запахло сырой травой... Вдруг неподалеку от нас туманную мглу прорезал скрипучий тоскливый трубный звук. Справа и слева ему ответили. Послышался тяжелый мерный шум, и вскоре из сумрака выплыли громады, с двухэтажный дом ростом. На фоне светлой закатной полоски я увидел длинные, прямые, как штыки, бивни, длинные хоботы, шевелящиеся, словно крылья, уши...

— Мамонты! — шепнул я геологу.

— Тс-с!.. Мамонтов на земле в это время еще нет. Это их предки — трогонтериевые слоны, самые большие из когда-либо существовавших.

Стадо шло к водопою, обтекая нашу скалу. Иные слоны проходили так близко, что свободно могли снять нас хоботом.

— Встань рядом и не шевелись,— шепотом приказал Александр Иванович. Он поднялся, и тотчас шар над его головой засветился ярким голубым светом.

Наверное, нас заметили, потому что ближайший слон тревожно затрубил, и стадо остановилось.

— Не бойся,— сказал Александр Иванович.— Эх, жаль, что так мало узнали!..

Последнее, что я успел заметить, это далекий огонек. Он засветился в той стороне, где начинались горы. Я уверен, что это был костер — костер пещерного человека. Но едва я увидел оранжевую точку, как земля, небо, все вокруг вспыхнуло, сжалось, свернулось, и на мое тело, особенно на голову, навалилась свинцовая тяжесть.

Запись третья. 12 августа. По обыкновенному времени 16 часов 33 минуты; но здесь утро, примерно часов восемь или девять...

Теперь мы еще дальше в прошлом. Получилось это случайно, из-за маленькой ошибки. Александр Иванович хотел было обратиться к шару с мысленным приказом перенести нас домой, и все-таки в последний момент ему стало жалко так скоро возвращаться: подумалось, что он, как геолог, просто обязан забраться в еще более отдаленное прошлое Земли и добыть для науки ценнейшие сведения.

«Соображай» наша таинственная машина чуть помедленнее, мы бы сейчас и вправду были бы дома, но дело в том, что шар не стал разбираться в переживаниях Александра Ивановича, он принял мимолетное сожаление геолога как приказ. Уже через несколько секунд Александр Иванович спохватился, что «старт» последовал слишком уж быстро и мы, вероятно, отправились не в ту сторону, но что делать? Ведь мы еще не знаем, можно ли изменять направление движения шара на ходу, а экспериментировать с неизвестным устройством слишком рискованно. В конце концов геолог просто послал мысленный приказ остановиться. На всякий случай.

И вот мы на берегу неведомого моря.

Море спокойное, зеленое, а у берега вода мутная, темная. Вдали видны какие-то темные полоски и точки. Александр Иванович говорит — коралловые рифы.

Сидим на горячих камнях невысокого холма. Узкая цепь таких холмов тянется далеко-далеко в глубь суши... Хотел написать «к горизонту», но горизонта не видно, он затянут белесой дымкой. Это оттого, что, куда ни глянь, везде болота, то открытые, то заросшие лесом. Вообще, местность до странности плоская, и на сколько хватает глаз, то зелень, то вода, снова зелень и снова вода. Какой-то головоломный лабиринт островов, заливов, проток... Через эти хляби не то что пешком — на танке-амфибии не проехать.

Пахнет затхлостью, как в погребе, и гнилым сеном, хотя травы тут совсем нету.

Душно. Жарища — что тебе Африка. Хотел спуститься на берег искупаться, но Александр Иванович не разрешил. Зря — от скал, что под нашим холмом, в обе стороны тянется отличный песчаный пляж.

Только что у нас произошел серьезный разговор. Александр Иванович объявил себя начальником экспедиции и потребовал беспрекословного повиновения. Раз так, я назначил себя заместителем начальника, разведчиком и научным секретарем. Начальство не возражает. Что ж, за такую должность я согласен подчиняться и не лезть в воду, даже если совсем изжарюсь.

Пока разведывать нечего. Шар на месте, то есть над моим начальством. Как научный секретарь, я пришел к выводу, что это инопланетная работа, больше такую машину сделать некому.

Александр Иванович только хмыкнул в ответ на мое предположение, но спорить не стал. Писать пока кончаю, потому что отправляемся выяснять, в какое время мы попали, и вообще исследовать окрестности...

...Вот теперь можно продолжить запись. Начальство ходит по берегу и разыскивает ракушки, говорит, что по их форме можно довольно точно определить время. Конечно, не в минутах, не в часах, даже не в годах, а с точностью всего-навсего... в несколько миллионов лет. Что ж, миллион лет для Земли почти то же, что день-другой в жизни человека.

Не знаю, что отыскал Александр Иванович, а вот я, кажется, действительно сделал первое научное открытие. Метрах в тридцати от того места, где мы «приземлились», на песке отпечатаны свежие следы... курицы. Точь-в-точь. Только какой— каждый след с полметра! А расстояние между следами метра три-четыре. Вот это птичка! И что интересно, сколько я ни смотрел, ни чаек, ни ворон, ни воробьев — вообще никаких птиц в воздухе не заметил.

...Опять продолжаю запись. Александр Иванович по раковинам определил, что мы сейчас от дома на расстоянии примерно в сто двадцать — сто тридцать миллионов лет. Найденный мною след подтвердил его заключение. Только принадлежит он вовсе не гигантской курице, а какому-то ящеру, бегающему на двух ногах. Еще мы нашли довольно прозрачный ручей, напились и набрали полную флягу.

Ручей этот мы отыскали не сразу, пришлось уйти довольно далеко от берега к опушке леса. Шли по раскаленному сыпучему песку, зато когда дошли, я рот разинул: в жизни не видал таких деревьев! Представьте себе, например, великанскую палицу, воткнутую рукояткой в землю, а из толстого набалдашника торчат во все стороны пальмовые ветки. А рядом — бочонок в два обхвата, сверху сплошь утыканный длиннющими зелеными перьями. Некоторые деревья похожи на гигантские редьки, почти выскочившие из земли. Есть деревья с прямыми чешуйчатыми стройными стволами, но кверху они все равно не утонь-шаются, а стоят вроде голой колонны, и только от закругленной толстой макушки во все стороны расходятся длинные зазубренные ленты-листья.