Исполнитель (СИ) - Комарницкий Павел Сергеевич - Страница 13

– А ты нарви мне такой букет, – снова улыбнулся Первей. Народ в корчме совсем замолк, прислушиваясь к странному разговору.

Девушка задумалась, закусив губу. Тряхнула головой.

– Оксана будет стараться, добрый пан. Оксана принесёт вот такой букет, – девушка снова развела руки во всю ширь, даже привстала на цыпочки, – и тогда пану станет легче.

– Ты приходи к бочагу, там, в овраге, – ласково, как мог, улыбнулся Первей, – И мне станет легче, правда. Придёшь?

Послышалось сдавленное дурацкое гыгыканье, затем короткий звук подзатыльника, и всё стихло.

Девушка смотрела серьёзно, и рыцарю на миг почудилось – вовсе она не безумна, такая недетская, глубокая мудрость светилась в золотисто-карих глазах.

– Тятенька не велит Оксане, но Оксана видит – доброму пану очень, очень плохо. Оксана придёт.

Бочаг в сумерках выглядел бездонным, и не скажешь, что всей глубины тут – по колено, не более. В густеющих сумерках овраг казался каким-то нарисованным, ненастоящим, разом утратив глубину. А над головой чистым золотом сиял небосвод, незаметно бледнеющий в предвкушении тихой и ласковой летней ночи.

Первей вздохнул. Так не хотелось разрушать тихое очарование ясного летнего вечера, особенно прекрасного в этом дивном уголке – как в раю, ей-богу. Но пора, однако, развести огонь.

Лёгкие, почти бесшумные шаги босых ног, и перед ним возникла, будто из воздуха, ладная девичья фигурка. Да, девушка определённо перезревает – высокие, тугие груди, гибкая сильная талия, широко и жадно развёрнутые бёдра… И детски-наивное лицо слабоумной дурочки. Нет, не так – тут всё сложнее…

– Добрый пан позвал, и Оксана пришла. Пану легче?

Первей улыбнулся так ласково, как только мог. Только не обидеть…

– Садись, Оксана. Меня зовут Первей. Сейчас я разведу костёр…

Девушка поморщилась.

– Огонь – плохо. Огонь жжётся, огонь убивает. Никто из тех, кто попал в огонь, назад не вернулся. Огонь – орудие дьявола.

В глазах девушки плавала странная смесь детской наивности, безумия и нечеловеческой мудрости.

– Ну как же без огня, Оксана? – Первей снова мягко улыбнулся. – Человек тем и отличается от зверей, что имеет огонь. Не есть же нам всем сырое мясо?

– Нет-нет, огонь – плохо. Если бы не было огня, люди не жгли бы людей. Если бы не было огня, не было бы и железа – железо ведь не сделать без огня – и тогда не было бы ни мечей, ни кинжалов, ни цепей, и люди не смогли бы мучить и убивать друг друга. Если бы не было огня, люди не убивали бы лес – лес ведь убивают, чтобы кормить огонь. Если бы не было огня, люди не стали бы убивать животных – кому нужно сырое мясо? И все тогда стали бы добрыми, и Божья Благодать снизошла бы на всех.

Первей вздохнул. Ладно, плохо так плохо. Обойдёмся и без огня.

Что-то вдруг изменилось в тихом, уютном уголке. Замолкли ночные птицы, уже пробующие голоса, стих ветерок, негромко шумевший в кустах по склонам оврага.

– Я приветствую тебя, Евпатий Чёрная Кость.

Тёмная фигура выступила из темноты густеющих сумерек.

– Кто ты? Я не знаю тебя. Назовись.

Первей чуть улыбнулся.

– Я Исполнитель.

Фигура не шевелилась.

– Я спросил твоё имя. Кто, откуда, зачем? Отвечай!

Словно стальной обруч сдавил голову. Рыцарь поморщился. Похоже, колдун привык полагаться на свою силу, давя всякое сопротивление. Это надо поломать, немедленно и жёстко, иначе разговор не получится.

– Тебе необязательно знать моё имя. Всё, что от тебя требуется – чётко исполнять мои указания.

Стальной обруч на голове сжался, силясь раздавить череп. Первей напрягся, привычно уже почувствовав прилив дрожи – стальной обруч с неслышным звоном разлетелся на мелкие осколки, колдун пошатнулся.

– Я не советовал бы тебе испытывать на мне свою силу. Подойди и сядь!

Колдун напрягся, сопротивляясь.

– Подойди и сядь, я сказал! Ну!

И тут на сцену выступила Оксана.

– Не смей! Не смей мучить тятеньку! Он добрый, ты не знаешь, какой он добрый! А ты злой! Если ты будешь таким злым, тебя никогда не коснётся Божья Благодать!

Первей шумно вздохнул, расслабляясь. В самом деле, разговор сразу пошёл наперекосяк, так нельзя…

– Я не желаю зла твоему тятеньке, Оксана. Я просто указал ему место, и он, похоже, уже понял это.

Тёмная фигура тоже расслабилась, шагнула ближе и уселась в трёх шагах, обхватив колени руками. Оксана тут же пристроилась рядом, воспользовавшись для сидения краем тятенькиного плаща.

– Зачем тебе моя дочь?

Рыцарь вздохнул.

– Мы должны поговорить. Твоя дочь не любит огня, поэтому костёр я разжигать не стану.

Человек в тёмном помедлил.

– Я слушаю.

– Твоя дочь безумна. Тебя это устраивает?

Евпатий наклонил голову, глядя исподлобья.

– Что тебе до того?

– Я спросил. Тебе придётся ответить, – мягко напомнил Первей.

Колдун напрягся, но демонстрировать свои приёмы не стал – очевидно, уже кое-что понял.

– Ты, похоже, человек не простой, очень даже не простой. Я всегда думал, что байки про Исполнителей – дремучие сказки…

– Как видишь, нет. Я задал вопрос, Евпатий.

Евпатий вздохнул.

– Хорошо. Ты спрашиваешь, устраивает ли меня её безумие? Да. Да, да, да! Посмотри на неё – она счастлива. Да, счастлива, как ребёнок, как нетронутый ребёнок, чистая, безгрешная, радующаяся солнцу, цветам, радуге после дождя – всему этому огромному миру!

– И ты полагаешь, взрослой девушке этого достаточно?

– Да, – колдун смотрел прямо, не мигая, но выражение его глаз в изрядно сгустившейся темноте с трёх шагов угадать было уже невозможно. – Любому человеку достаточно быть счастливым, а всё остальное – химеры.

– Ты не прав. Ты сам знаешь, что не прав, но ты боишься себе признаться в этом. И чем дольше длится всё это дело, тем страшнее тебе признать свою ошибку – ведь за ошибки жизнь, как правило, заставляет платить, платить дорого и очень больно. Я здесь затем, чтобы ты заплатил, Евпатий Чёрная Кость, покуда счёт не стал для тебя неподъёмным.

Колдун дёрнулся, но Первей остановил его движением руки.

– Не надо, Евпатий. Ты должен быть мне благодарен, если уж на то пошло. Ну не мне, скажем – я-то всего лишь Исполнитель – а своей судьбе. Я редко встречал такой мягкий Приговор, поверь мне. Дальше было бы хуже.

Евпатий помолчал, угрюмо глядя в землю.

– Оксана, доня, пойди погуляй. Только не отходи далеко!

– Хорошо, тятенька, – девушка легко поднялась. – Пан не будет больше обижать тятеньку?

Только не врать, внезапно понял Первей.

– Немножко буду, Оксана, совсем немножко. Но твой тятенька сильный и умный, он всё поймёт, и всё кончится хорошо, правда.

Оксана наморщила лоб, размышляя – можно ли оставить тятеньку с этим непонятным и злым паном, явно лишённым Божьей Благодати. Сомнения разрешились в пользу Первея, и девушка бесшумно растворилась в темноте. Зафыркал Гнедко – похоже, нашёл себе подходящую компанию.

Колдун нервно сплетал пальцы.

– Ты не спросил, откуда всё это пошло. Ты знаешь?

– Нет. Этого мне не сообщили.

– Так узнай. Однажды утром девочка шла по тропинке за молоком к знакомой молочнице. Ей было шесть лет, и этих скотов тоже было шестеро. Обыкновенные наёмники, поганая шляхта. Разумеется, они бы предпочли взрослую девицу, но что делать, если таковой под рукою не оказалось?

Четверо шутя придерживали её руки и ноги, один работал, а ещё один жарил мясо на вертеле – мясо ведь нельзя оставлять без присмотра ни на минуту, верно? Потом они менялись. Когда мясо прожарилось, все шестеро как раз удовлетворили свою похоть и смогли приступить к завтраку.

Она всё-таки осталась жива, моя Оксана. Другой бы сказал – слава Богу, но я таких слов не говорю, так как ни в какого бога не верю – его просто нет, потому что его быть не может. Доказательства? То, что случилось с моей дочерью, делает версию о боге просто смехотворной. Да, Оксана выжила, выжила моими стараниями – тогда я был простой лекарь, пусть и хороший лекарь. Но мать её не перенесла такого, и вскоре её не стало. А девочка стала чахнуть, день за днём. Была весна, впереди было лето, но я понимал – осенью её не станет. И тогда я обратился к магии. Когда человек чего-либо очень, по-настоящему хочет, он этого добивается, рано или поздно. Я успел. Мне удалось погрузить душу моей дочери в раннее детство, до того, как это произошло.