Дублерша для жены - Серова Марина Сергеевна - Страница 31

– Да на хрена мне эта макулатура? Я все равно в бухгалтерии ни хрена не смыслю. Отписки свои можешь как туалетную бумагу использовать, если уже и на рулон пинифакса денег не осталось. В общем, мой разговор короткий: жду от тебя возврата кредита. И от своих слов не отказываюсь: пять двести пятьдесят я тебе списал, осталось четыре миллиона семьсот пятьдесят долларов. С процентами набегает примерно пять «лимонов». Вот их будь любезен вернуть в самый короткий срок. Кстати, я ведь предупреждал тебя по телефону месяц назад, что Бжезинский отсоветовал мне вкладываться в тебя и что нужно потребовать возврата кредита. Предупреждал?

– Да...

– В общем, теперь так. Если ты, Лео, не озаботишься возвращением денег в течение ближайшей недели, то сам понимаешь... ни к чему хорошему это не приведет. Вплоть до самых серьезных осложнений. Я не буду тебя пугать. Пугает только шушера. Прошу тебя как друга, Лео, – голос Кума снова стал мягким, податливым и бесцветным, – найди деньги. Я не хочу портить с тобой отношений. Не думаю, что такому человеку, как ты, эти деньги встанут в проблему. В конце концов, одна твоя новая московская квартира стоит около миллиона долларов. Бомжом не останешься, у тебя недвижимости достаточно. В случае чего годиков пять воздержишься от мотовства, приучишься жить поскромнее. Ну... чего тебе объяснять? Ладно. Я сказал. Пойдем к столу. Слушай, Леонард Леонтьич, у тебя такое лицо, словно у тебя пропал аппетит.

«Он еще и издевается», – подумала я, отстраняясь от стены и возвращаясь обратно по коридору в комнату, где за столом сидели Лукин и его супруга. Говоря по чести, они уже не сидели: Лукин прятался за валиком кресла, а Лидия Ильинична с меткостью, достойной Вильгельма Телля, и скорострельностью, которой позавидовала бы реактивная установка, метала в него наличные столовые приборы.

Мое появление положило конец этой чудной карательной процедуре.

Буквально через минуту после меня в кабинет вошли Кум и Эллер. Куманов ласково улыбался и напоминал почтенного доктора, пришедшего лечить от простуды. Леонард Леонтьевич же, несмотря на все свои актерские данные, был подавлен и поминутно облизывал пересохшие губы. Один из его усов был чуть испачкан в крови: мэтр до крови прокусил себе губу...

– Нам пора, Лида, – сказал Кум. – Я вижу, вы с Алексеем не стесняетесь в чувствах. Идите уж! Что глядите? – повернулся он к невозмутимо созерцающему разгром служителю заведения. – Идите, подсчитывайте. Счет подайте мне.

Глава 11

Лукины и Иван Ильич Куманов, скептически посмеивающийся и нежно гладящий свою разбушевавшуюся сестру по руке, покинули апартаменты, предоставленные нам под кутеж, а вообще-то предназначенные для увеселений дирекции.

Счет, выставленный к оплате, думаю, был соответствующим. Казино «Валенсия» от сегодняшнего нашего посещения, прямо скажем, не обеднело.

Когда мы с Эллером остались наедине – Вышедкевич, который наряду с двумя охранниками Кума дожидался у дверей апартаментов, еще не вошел, – я сказала довольно резко:

– А теперь, Лео-Лео, пора прекратить считать меня за дуру. Я понимаю, вам гонор не дает покоя. Ну не можете вы поведать какой-то провинциальной девушке то, что камнем лежит у вас на сердце! Глупо и совершенно ненужно. А-а, вот Сережа. Иди-ка сюда!

Вышедкевич подошел ближе, и я его спросила:

– Скажи, Сережа, ты знал, что твой босс должен Куманову, этому нехорошему бандиту, пять миллионов долларов?

Вышедкевич вздрогнул, и брови его поднялись шалашиком. Он вопросительно глянул на бледного Эллера, который при моих словах вскинулся, но не сумел выжать из себя слова, только какое-то раздавленное мычание.

– Знал? – настаивала я.

– Это не мое дело, – тихо ответил Сережа. – Мое дело безопасность, а в финансирование фильмов я не вхожу. Нет, я был в курсе, что там какие-то... эти... кредиты идут. Но по цифрам расклад не знал.

– Понятно, – сказала я резко, – в партизан играете. Молодцы, нечего сказать. Вы, конечно, Леонард Леонтьевич, величина всероссийского масштаба, но тем более лестно для кого-то вас, извиняюсь за выражение, завалить.

Мой «супруг» безмолвствовал. Потом перевел взгляд на угрюмо молчавшего Сережу Вышедкевича и проговорил:

– У меня вот какая мысль появилась. Не было ли то, что сделал Калинин, заказом, сброшенным со стороны Кума? Конечно, не напрямую – Кум с такой шушерой, как Гена Калинин, и разговаривать не будет, – а через посредников? Кто знает, а? Ведь то, что говорили тебе, Женя, Тугрик и его бригадир Калинин, это же... совершеннейший бред. Может, хотели – припугнуть?

– Да? Припугнуть? Как бы не так, Леонард Леонтьевич. Тогда не было бы Генычу смысла везти меня за город, не было бы смысла приплетать имена своей сестры и Славы Грицына...

– А может, Грицын... – начал было Вышедкевич, но я прервала его:

– Теория, милый друг, теория. Мы можем взять на карандашик, для подозрений, любого. Абсолютно любого из нашего окружения. К примеру, Бориса Оттобальдовича Бжезинского.

– Да эта скотина... – запальчиво воскликнул Эллер, но я спокойно продолжала:

– Или, допустим, Лешу Лукина и его жену даже. Что ходить далеко за примерами? Теоретически можно подозревать, скажем... Сережу Вышедкевича.

– В чем? – оторопело откликнулся тот.

– Да в чем угодно! Только начни упражняться в криминальной софистике, и можно доказать все на свете.

– Говорят, один античный мудрец, развлекаясь, доказывал своим ученикам, что дважды два равно пяти, – осторожно заметил Эллер.

– Ну вот пожалуйста. А ведь то, что происходит, отнюдь не дважды два. Только деньги, боюсь, придется вам найти, Леонард Леонтьевич. Или договориться с Кумом на отсрочку или списание долга. Потому что я, конечно, могу многое, но чтобы защитить от Куманова... это, простите, слишком. Это вообще за пределами человеческих возможностей.

Леонард Леонтьевич поднял ко мне взмокшее лицо. Ко лбу прилипла влажная прядь седеющих волос. Глаза режиссера вдохновенно горели, словно ему только что пришел в голову блестящий поворот сюжета в снимаемом фильме. Но сказал Эллер совершенно иное:

– Вы правы, нужно искать деньги. И я этим займусь. А еще я хочу сказать вот что. Вы можете на меня разозлиться, Женя, но я вам все равно скажу: будьте осторожны. Именно вы. У меня интуиция... творческая интуиция, и я чувствую: вам грозит опасность. Вы, конечно, можете сказать, что у вас вообще работа такая – опасная и что я вас нанимал как раз для того, чтобы вы были осторожны за себя и за того парня... точнее, за ту девушку. За Алину. Но мне кажется... мне кажется...

– Когда кажется, креститься надо, – вдруг чуть ли не злобно пробормотал Вышедкевич, чем-то, видимо, недовольный.

– Что же тебе кажется, милый Лео-Лео? – внедряя в свой голос мурлычущие обертоны Алины Эллер, проговорила я. – Только не расстраивай свою девочку.

Он не обратил внимания на мой демарш.

– Мне кажется, что нападение может повториться... В общем, берегитесь, Женя, чтобы не произошло непоправимое.

Я хотела было возразить Эллеру, но натолкнулась на его взгляд и увидела, как горят его глаза. Режиссер опять путал кино с действительностью. Наверное, внутри его уже отматывался клубок бурных событий, которых еще не было, но которые могли «родиться» в бурной фантазии маэстро.

Тогда я еще не знала, насколько Эллер прав.

– Это похоже... ну... как будто приснился кошмар, – сказал он. – А я часто переношу свои кошмары на съемочную площадку.

– Заметно, – снова заворчал Вышедкевич, – достаточно спросить массовку.

– Не бурчи, Сережа. Поехали?

– А куда мы поедем? – спросила я.

Эллер непринужденно улыбнулся, как будто не было этого жуткого разговора с Кумом и разглагольствований о дурных предчувствиях, не на пустом месте проросших, и коротко отозвался:

– Я думаю, к тебе.

– Ко мне?

– В смысле, не к твоей тетушке, Женя, а на квартиру Алины. Сегодня я останусь ночевать там.