Дублерша для жены - Серова Марина Сергеевна - Страница 38

– Это не может не радовать, – пробормотала я. – Вы поедете со мной в салоне?

– Я. Меня зовут Гена, если что.

– И вы Гена, – вздохнула я, вспомнив совсем другого человека с таким именем, бравого Ген Геныча Калинина. – Ну что же, Гена, ни пуха!..

– К черту, – махнул тот рукой.

Через несколько минут мы с оператором сидели в машине. За лобовым стеклом простирался вид заснеженной дороги, по которой мне следовало ехать не на такой уж большой скорости, всего-то шестьдесят или семьдесят километров в час ближе к мосту. Но если учесть то, что на дорогу приличным слоем лег снег, эта скорость представлялась если не опрометчивой, то связанной с определенным риском.

– Честно говоря, я не думал, что Леонард Леонтьевич рискнет поставить вас, Алина Борисовна, вместо Ленки Паниной. Не думал.

– Я кандидат в мастера по автоспорту, – отозвалась я, а сама подумала, что в «Сигме» за вождение автомобиля мне поставили «оценку», верно, где-то на уровне мастера спорта.

– А-а! – протянул оператор Гена. – Тогда совсем другое дело.

– Приготовиться, – услышала я одновременно вживую и через рацию, лежащую у меня на коленях, голос Эллера. – Алина, ты готова?

– Да!

– Съемочная, заводись... Та-ак: моторр!!!

Я завела старенький «Кадиллак» и стала разгоняться до необходимой скорости в восемьдесят километров в час, чтобы ближе к мосту снизить ее до шестидесяти, а дальше, уже непосредственно по мосту, и вовсе до десяти километров в час. Оператор крутил камерой, снимая расстилающийся снежный пейзаж.

Из рации донесся голос Эллера:

– Как идешь?

– Нормально, – ответила я.

– На спидометре?

– Шестьдесят пять пока.

– Увеличь! До восьмидесяти.

– Поняла.

Вдалеке показались деревья, нестройной шеренгой росшие вдоль Багаевского оврага. Оператор чему-то ухмыльнулся, наведя на них объектив камеры, потом сказал:

– Лихо водите, Алина Борисовна. Я-то думал, вы изнеженная дамочка. А оказалось, что вы и на горных лыжах, и на автомобиле, и вообще молодчинка...

– Разговорчики, Гена, – предостерегла своего спутника я. – Вы что, выпили, что ли?

– Для вящей сочности кадра полагается, – сказал Гена и покосился вправо, где параллельным с нами курсом ехала машина съемочной группы, откуда снимали с двух камер. – Для творческого полета, знаете ли.

– «Для творческого полета...» А разве болтать при съемке что угодно можно? – осведомилась я.

– Так мы ж без озвучки идем, – ответил оператор. – Ребята потом смонтируют, как надо. Вам только фигуру оставят, ноги там и руки на руле, а лицо Инкино приделают.

– Какой Инки?

– Как какой? Ильменецкой.

– Это которая в «Снах веры» и в «Псевдониме бога» снималась, что ли? – воскликнула я. – Ну и ну! А Леонард Леонтьевич все жаловался, что к нему звезды плохо в этот фильм идут. А тут так запросто – Инна Ильменецкая. Что ж ему еще надо?

– «Боярыня красотою лепа, бровьми союзна... у-ух! Чего же тебе еще надо, собака?», как говорил царь Иван Васильевич в гайдаевском фильме, – отозвался оператор Гена. – Я, кстати, в «Иване Васильевиче» тоже немножко поучаствовал. Леонид Иович меня...

Оператор Геннадий не успел поведать мне о том, что сделал с ним Леонид Иович Гайдай. В рации что-то забулькало, потом ясный голос Эллера спросил:

– Приближаешься? Пока все хорошо. Технично едешь, снег из-под колес красиво летит... В общем, пока не снижай скорости, а на самом въезде на мост резко снизь скорость до шестидесяти, потом проедешь до середины, высадишь оператора, задашь машине ма-а-аленькую скорость, чтобы она свалилась в овраг. Сама выскакивай, как договаривались.

– Ясно, Лео-Лео, – ответила я. – Все поняла.

Край оврага, обсаженный изогнутыми, как непомерно разросшиеся луки, деревьями, стремительно приближался. В пятидесяти метрах от меня мелькнули плиты моста, дорожный знак «5 т», машина съемочной группы затормозила. Я видела в зеркало заднего вида, как она резко снизила скорость, по короткой, довольно крутой траектории въехала на край оврага и остановилась метрах в десяти от обрыва.

Когда до въезда на мост оставалось метров десять, голос Эллера произнес:

– Должна подъехать нормально! Тормози по ситуации.

Ситуация была подходящая и соответствовала прописанному в плане эпизода времени. Я нажала на тормоз... и нога резко провалилась, как будто в пустоту. Ухнуло под ложечкой, подпрыгнуло сердце, и я нажала на тормоз повторно, а потом чисто машинально нажала еще раз.

Тормоза не действовали.

Хотя и я лично, и Сережа Вышедкевич проверяли их и все было в порядке, в решающий момент они вырубились. Этого не могло быть, но именно так случилось.

Увидев мое исказившееся лицо, оператор Гена пробормотал:

– Что? Как... Не получается... Да как же?..

– Что у вас там? – вырвался из рации тревожный голос Леонарда Леонтьевича. – Что такое? Почему не тормозишь?

– Она не останавливается, Леонард Леонтьевич! – заорала я, шарахнув рукой по рулю. Тормоза не действовали, хотя я еще несколько раз рефлекторно нажала на педаль. И я сразу поняла, что при таком роковом стечении обстоятельств остается только один шанс: еще больше разогнать автомобиль на оставшемся расстоянии и попытаться перепрыгнуть через провал, образовавшийся после удаления четырех плит перекрытия. Провал, в который по плану должна была свалиться машина, был около десяти метров шириной, и его делила пополам металлическая балка арматуры, от которой отсоединили лежавшие встык плиты. При определенном везении, возможно, удастся «вспрыгнуть» передними колесами на ту сторону моста, а зад машины примет на себя та самая балка. Другое дело, что вряд ли машина переедет на ту сторону моста. Но, по крайней мере, мы с оператором получали короткую передышку, чтобы попытаться спастись...

Черт побери, кто, из-за чего так славно покопался в машине перед трюком? Меньше всего я была склонна считать неисправность случайностью. Тем более что до съемки тормоза были в норме. Но сейчас некогда было думать об этом.

И я решительно, до пола, вдавила акселератор древнего заокеанского одра. Оператор Гена, не опуская и не выключая камеры – вот что значит профессиональная привычка! – заорал, перемежая свои слова густым и кучерявым матом:

– Да ты что же, етиху мать, делаешь... растудыт...

Я слабо воспринимала брань Гены. Я знала только, что нужно увеличить скорость и попытаться проскочить. Хотя прыгать на такой скорости на бетонные плиты... Нет, лучше башкой вниз с семидесяти метров...

В рации что-то хрипело, и последнее, что долетело до меня, был дикий вопль, который не мог быть, но являлся воплем Эллера:

– Ну куда-а-а!..

Удар был страшен. Я неосознанно сжалась и скоординировалась прежде, чем мозг отдал соответствующую команду, а вот оператор Гена врезался головой в лобовое стекло и сполз вниз так, что я поняла: все. С ним все. Если даже он жив, едва ли я успею его вытащить до того, как машина свалится в пропасть.

Только в американских боевиках получается, что не то что легковые автомобили, а и целые автобусы перескакивают через громадные прогалы пространства, куда больше того, что оказалось сейчас перед нами. У нас же на практике все получилось иначе.

«Кадиллак» не сумел преодолеть пустоту. Он перелетел через то место моста, где перекрытие было снято, но с чудовищной силой ударился бампером о плиты по ту сторону дыры, отломил край одной из них, вгрызся всей грудой искореженного металла в спасительный рубеж и застыл над пропастью, вися на переднем бампере, задней частью рухнув на балку перекрытия.

Несколько секунд мне потребовалось, чтобы прийти в себя, но стоило пошевелиться, как машина вздрогнула и заколыхалась... Послышался скрежет металла, и я поняла, что «Кадиллак» держится на мосту только чудом. Если бы я не успела увеличить скорость, то лежала бы уже мертвая среди дымящихся железных развалин там, на дне рокового оврага. Но у меня и сейчас были очень неплохие шансы все-таки оказаться там. Внизу. Навсегда.