Джуди. Четвероногий герой - Льюис Дэмиен - Страница 36

Как можно отказать в такой просьбе? Тем более что в мужском лагере с ужасом представляли, какую жизнь ведут в плену голландки и их дети. Лес Сирл сказал, что Шейки — самый красивый из четырех щенков, поэтому отправить лучше всего его. Когда молодая торговка вновь пришла к ним, рядом с фруктами на дне ее корзины уже было подготовлено место для щенка. Шейки был уложен спать (после крошечной дозы хлороформа, любезно предоставленного доктором Кирквудом), укутан в тряпки и прикрыт несколькими связками бананов. Девушка водрузила корзину себе на голову и пошла прочь. Рискуя быть подверженной пыткам, она все-таки вынесла Шейки из Глогора и отправилась в семейный лагерь. Проснувшись после медицинского сна в новом доме, Шейки тут же принялся веселить пленных детей.

По мере того как три оставшихся щенка становились все больше и крепче, кормить их и контролировать становилось все труднее. Следующим суждено было уйти Ройоку. Он был передан через дыру в заборе шведским сотрудникам Красного Креста, который базировался в Медане, в знак благодарности за пищевой паек.

Блэки, одного из двух оставшихся щенков, ожидала печальная судьба. Он был самым любопытным и обладал прекрасным нюхом — качества, которые, несомненно, достались ему от мамы. Как-то ночью Блэки отправился за пределы казармы по своим неведомым делам и наткнулся на пьяного корейского конвоира, который забил щенка до смерти. Корейцы вообще напоминали избалованных детей и отличались спонтанной жестокостью. Особенно это проявлялось, когда они были пьяны.

Бедный Блэки просто оказался не в то время не в том месте.

В последние недели поведение конвоиров несомненно изменилось в худшую сторону. Многие связывали это с тем фактом, что на войне не все складывалось по сценарию имперской Японии. До этого надзиратели месяцами хвастались вторжением в Индию. Огромная карта Индии висела на окне. На ней стрелочками было отмечено движение японских войск. Но сейчас, спустя несколько недель, эта линия замерла в районе местечка Кохима, на дороге к Импхалу, возле восточной границы.

О Кохимской битве станет повсеместно известно как о «Восточном Сталинграде». С 3-го по 16-е апреля 1944 года японцы пытались захватить Кохимский хребет, возвышающийся над дорогой, по которой поступало снабжение противника. Крошечные силы в Кохиме отражали атаки, пока к середине апреля осада не была преодолена. Британские и индийские войска вынудили японцев отойти от завоеванных ими позиций, выбили их с дороги и из Импхала. До этого Импхал был обозначен на карте в Глогоре японским флагом, а до индийской столицы Дели оставалось всего несколько пунктов. Последующие недели положение оставалось прежним, а затем карту сняли. Больше она не появлялась.

Пленные Глогора еще не могли знать, что поражение под Импхалом станет для японцев решающим. Отсюда великолепная 14-я армия генерала Уильяма «Билла» Слима, состоявшая из людей самых разных национальностей, говорящая на различных языках, объединенная борьбой против японцев и известная как «забытая армия», будет гнать японские силы вплоть до самой Бирмы и далее.

На линии фронта настроение сменялось позитивным, а в лагере для военнопленных по-прежнему не было поводов для радости.

Во второй половине июня 1944 года полковник Банно покинул Глогор, и на смену ему пришел новый комендант лагеря — капитан Нисси. Момент смены власти стал черным днем для всех. В первое же утро на своей новой должности Нисси приказал всем пленным построиться. И когда он сказал «все», он и имел в виду всех — не имело значения, болен ли человек, ранен или вообще умирает.

Тех, кто был не в состоянии стоять самостоятельно, поддерживали товарищи. Вынесены на площадку были даже те, кто не могли встать и лежали на носилках, а также те, кто находились при смерти. Капитан Нисси стоял в центре перед строем как повелитель. Его трость постукивала по голенищам длинных кожаных сапог, пока он рассматривал жалкую толпу людей, которые спотыкались, сбивались в кучу и явно нуждались в помощи.

Нисси буравил взглядом изнуренных военнопленных, и вдруг его трость замерла на месте. Он заметил Фрэнка Уильямса, а рядом с ним… что-то четвероногое. Его глаза сверкнули и с изумлением уставились на собаку, которая как ни в чем не бывало сидела среди этих заключенных так, словно была одной из них. Собака? Собака! Какого дьявола псина делает в этом строю?

Капитан Нисси медленно, какой-то хищной походкой приблизился к человеку с собакой. Его лицо потемнело от ярости, а рука поползла к торчащему из ножен мечу. У Фрэнка едва сердце не выпрыгнуло из груди. Рядом сидела тощая Джуди, которая все еще восстанавливалась после родов и вскармливания. Глядя на приближающегося японца, она слегка задрожала, затем оскалилась и глухо зарычала.

Капитан Нисси остановился.

Напряжение нарастало.

Никто не произносил ни звука — ни заключенные, ни охрана.

Фрэнку показалось, что он стоит на краю пропасти. Если капитану дать шанс заговорить первым, он прикажет сделать с Джуди что-то страшное, и приказ будет выполнен. Нельзя позволить этому случиться.

Дрожащей рукой он полез в карман поношенных шорт и достал клочок бумаги, который оставил ему полковник Банно — официальное разрешение на пребывание Джуди в лагере. Показывая одной рукой на собаку, он держал бумагу в другой руке так, чтобы было видно витиеватую подпись полковника. Капитан уставился на листок, а затем выхватил его из рук Уильямса.

Пока он читал текст, вокруг него собрались подчиненные, что-то ему говорили и указывали на собаку. Он почесал голову и несколько раз взглянул на надзирателей. Каким бы невероятным это ни казалось, но записку написал сам полковник Банно. Этим он даровал собаке вожделенный статус. Указ полковника капитан нарушить не мог.

С этого момента Джуди перестала быть мишенью, ведь оказалось, что она находится здесь вполне легально. Поэтому Нисси обратил внимание на мужчин. Каждый из них отправлялся на принудительный смертельно тяжелый труд. Конвоирам был отдан приказ увеличить продолжительность рабочих смен и доложить о результатах. Капитан Нисси, похоже, решил замучить людей до смерти в рекордно короткое время, и вскоре пленные действительно начали умирать как мухи.

День второй при новой власти был еще хуже, чем первый, и если бы пришлось поддерживать такой ритм, то госпиталь уже вскоре заполнился бы под завязку. Но на третий день на рассвете всех пленных опять собрали, и они услышали новый приказ капитана Нисси:

— Все пленные должны быть отправлены в Сингапур.

Эта новость стала для всех сюрпризом, причем приятным — толпа с трудом сдерживала свое приподнятое настроение. Сингапур… Это был суматошный мегаполис, особенно в сравнении с островом Суматра, покрытым джунглями, где пленные работали в полнейшей изоляции. Сингапур. Тут было проще узнать новости извне, в первую очередь о том, как идет война в Европе. Сингапур! Скорее всего, там с ними будут обращаться лучше, и еды там должно быть больше, и будут письма из дома…

У них не было возможности оспорить приказ, но, так или иначе, казалось, что где угодно будет лучше, чем здесь. Лес Сирл вытирал пот со лба раненого, лежащего на носилках перед ним.

— Не унывай, парень, — прошептал он. — Скоро мы будем далеко отсюда.

В этот вечер в казарме царила небывалая активность: узники упаковывали свои скромные вещи, готовясь к отправке. К каждому бараку был приставлен конвоир, следивший за тем, чтобы все было готово к раннему утру.

Фрэнка Уильямса выделили особо. Капитан Нисси собственной персоной подошел, чтобы перекинуться парой слов с защитником Джуди. Комендант кратко сообщил свои директивы. Он настаивал на том, что собака не может отправиться с ними в Сингапур. Если она — талисман Глогора, то и должна остаться здесь.

Капитан ушел, а Фрэнк несколько минут переваривал эту новость. Его трясло. Он сел в углу казармы, Джуди находилась у его ног. Фрэнк пытался думать. Он ослушается приказа и заберет Джуди с собой. Она должна быть со своей настоящей семьей. Он знал, что может положиться на Леса Сирла, Джока Девани и других, но сам, конечно, рисковал больше всех.