Смертный страж. Тетралогия - Прозоров Александр Дмитриевич - Страница 137

— А чего ты не удрала? — не понял он.

— Вы же меня поймаете! — заскулила та. — И убьете!!!

— Вот нам делать больше нечего, как за тобой по лесу бегать!

— Так вы же манья-а-аки!

— Еще какие… — не стал спорить Варнак, подняв голову. Его волчья сущность услышала, как вдалеке, тихо тарахча дизелем, тяжелая машина застучала колесами по щебню. — Где моя подруга?

— На улице. Сидит и молчит.

Геката, похоже, сзывала из окрестных лесов послушное ей зверье.

— А вот теперь, милая моя, — сурово сообщил девушке Варнак, — начинается серьезная игра. С серьезными ставками и реальной смертью. Хочешь выжить — не делай глупостей. Кишки выпрыгнут на волю — и понять ничего не успеешь. В общем, будь паинькой. Если меня спросят, я ушел к завалу.

— Хорошо, я запишу, — жалобно всхлипнула девушка. — Вы из какого номера?

— Ты совсем сбрендила?! — не выдержал леший. — Я не из номера! Я Варнак!

* * *

Кристофер Истланд пытался смотреть за дорогой, но особого смысла в этом не имелось. Водитель, выбирая маршрут, пользовался указаниями «навигатора», а монах знал здешние места не настолько хорошо, чтобы поправлять электронного проводника. Поэтому, когда автобус свернул с темного вечернего шоссе на совершенно черный проселок, он смог только подойти ближе, глянуть на экран с мигающей точкой и вернуться назад, пытаясь вслушаться в разговор своих коллег.

— Есть большая, очень большая проблема, — объясняла Дамира Иманова. — Имея зубной аппарат, аналогичный челюстной конструкции зубатых китов, человек вместе с тем обладает пищеварительным трактом всеядных уличных крыс. Но ведь у крыс их резцы растут постоянно! А у людей — зубы хищника, которые не восстанавливаются. Вот и выходит, что, имея возможность переваривать растительную пищу, человек не способен ее прожевать. Если он начнет есть зерно, стебли, корни и листву, словно лошадь, он сточит свои зубы до пеньков всего за несколько лет!

— Допустим, — кивнул доктор Круглов. — Допустим, что вы доказали невозможность возникновения подобного парадокса в ходе эволюционного развития. Но что за прок от такой инженерной хитрости при создании существа искусственного?

— Польза очень большая, — ответила археологиня. — Если неандерталец, как вы знаете, употреблял в пищу только свежее мясо, то новое существо, Homo sapiens — то есть мы с вами — способен есть пищу, слегка подпорченную, пищу квашеную, соленую, копченую и сушеную, пищу замороженную, пищу вяленую и пищу со следами жизнедеятельности плесневых или гнилостных бактерий, может есть моллюсков, коренья, плоды и рыбу разной степени свежести, может есть траву, злаки, листья, водоросли, всякого рода личинок и червяков… По большому счету, мы способны слопать практически все что угодно, начиная от крапивы с уличных свалок и заканчивая элитной красной икрой из брюха осетровых! Вы можете назвать еще хоть один организм, столь же неприхотливый в своих потребностях? Мы можем жить в условиях скученности, дышать ядовитым воздухом и пить грязную воду, мы выживаем и в сырости, и в сухости, при повышенном и пониженном давлении, в холоде и на жаре… Какая еще нужна реклама возможностям человеческого организма?

— Вам не кажется, Дамира, что указанные вами преимущества способны оказаться решающими и в условиях банального естественного отбора? — поинтересовалась Мари Элиза.

— Что за смысл в приспособлениях, которые не могут быть реализованы в естественных условиях? — парировала археологиня. — Чтобы реализовать возможность употреблять растительную пищу, необходимы зернотерки и варочные котлы. Да и мясо после обработки усваивается лучше. Отсутствие шерсти требует защищать кожный покров одеждой. Роды в природных условиях, вне стационара, заканчиваются смертью женщины в двадцати процентах случаев. Каждая пятая роженица, оказавшаяся без медицинской помощи, умирает, мадам! Это, по-вашему, плод эволюционного развития? С другой стороны, в условиях развитой цивилизации указанные недостатки несущественны. А вот всеядность работника становится определяющей! Рождается человек всего один раз в жизни, огнем и зернотерками обеспечить его несложно. Зато его в любой момент можно перебросить из одного конца света в другой и спокойно оставить работать на подножном корму. Человек насытится и лягушкой, и птицей, и корешком, и улитками.

— Зачем брать зернотерки извне, от высшего разума? — возразил доктор Круглов. — Почему людям не сделать их самим? Невелика премудрость!

— И мы опять возвращаемся к началу! Эволюция предполагает приспособление организма к условиям, в которые он попал. Если для нормального употребления пищи нам нужны мельницы, значит, мы должны родиться в мире, где мельницы уже есть, а не наоборот! Иначе чушь какая-то выходит, а не естественное развитие. Посмотрите на тело Homo sapiens и назовите условия, к которым оно приспособлено. Тело без шерсти, рудиментарные дыхательные мышцы, дыхательное горло совмещено с пищеводом, отсутствие когтей и клыков, кожа прочно скреплена с подстилающими мышцами. Умеет надолго задерживать дыхание, рожать в воду, у младенцев есть рефлексы, прерывающие дыхание при попадании воды на лицо… Какие варианты предложите?

— Ну, прямохождение, совмещенное с повсеместным остеохондрозом, в любом случае делает из него не самого лучшего работника. Тридцать лет жизни при высоких нагрузках, не более, — покачал головой грустный австралиец.

— Человек создан работать в воде. Гидроневесомость полностью устраняет названные вами проблемы. И не забывайте, мы наблюдаем, если можно так выразиться, «пилотный проект». Конструктор воплотил в модели все задуманные достоинства, но не успел устранить недостатки. Не случись войны — и вполне может быть, что «сухопутная модель» обрела бы и шерсть, и более мощный костяк, а все мы обзавелись бы непрерывно растущими резцами.

— Не факт, — возразил Хигганд. — Генотип океанского хищника, гарантирующий нам развитый мозг, речевой механизм как особенность строения дыхательных органов, стайный инстинкт, — несет в себе в качестве побочного эффекта и одноразовые зубы. Очень может статься, что, будучи мохнатыми и длиннозубыми, как бобры, мы одновременно окажемся немыми, как рыбы, и тупыми, как овца. Вряд ли это окажется достоинством для современного биомеханизма…

Спор был длинным, непрерывным и тянулся уже больше полутора суток. Время от времени доктор Истланд принимал в нем участие, иногда терял нить рассуждений, но чаще всего его отвлекали насущные проблемы, связанные с питанием, отдыхом и санитарным обслуживанием автобуса, которое внезапно превратилось в очень большую проблему. Станций, способных выполнить эту процедуру, оказалось очень мало, и все располагались в крупных городах, пробиваться через которые приходилось по узким улицам через долгие пробки.

Вот и сейчас темная узкая дорога, уводящая глубоко в лес, беспокоила его куда сильнее, нежели особенности внутреннего строения человека. Ибо все вопросы происхождения Homo sapiens он полагал надежно разрешить уже через неделю. Самое большее — через две.

— Окна впереди светятся, — внезапно сообщил водитель. — Вон, между деревьями мелькают.

— Ну, значит верно повернули, — с облегчением сказал Кристофер Истланд и полез в карман за телефоном. Тот показал отсутствие сигнала. Впрочем, монаха, бывавшего в здешних краях не один раз, это ничуть не удивило.

Ворота базы были открыты, шлагбаум поднят. «Мерседес» въехал в «Пух и перья», прокатился триста метров по асфальтовой дорожке и остановился носом к корпусу рядом с темной скучающей «ГАЗелью». Фары погасли, двигатель замолчал. В наступившей непривычной тишине, слегка пискнув, открылась дверь салона. И первым возле нее оказался мсье Жульен Форс, строевую выправку которого не мог скрыть никакой джинсовый костюм.

Водители потрепанной машины тут же вытянулись перед ним, по очереди пожали протянутую руку, представляясь: