Понимание - Богат Евгений Михайлович - Страница 54

Да, он остался Мастером Праздника в условиях, казалось бы, исключающих всякий праздник.

Мы нередко обижаемся на судьбу. Нам кажется, что она в чем-то нас обманула, обделила нас, не одарила по заслугам. Этот человек не обиделся на судьбу, даже когда она нанесла ему сокрушительный удар. Он нашел в себе силы остаться Человеком.

Удача или неудача?

Теперь о ситуации в форме семейной хроники, о ситуации, которая медленно, постепенно, но тем не менее с неожиданными, непредвиденными изломами судьбы складывалась в течение десятилетий. Был у меня очерк, который назывался «Опыт несвершения».

Название было полемическим, ибо рассказывалось о несвершениях того, о чем люди мечтали в юности и о выявлении их творческой сути в иной, может быть, менее возвышенной, чем им когда-то хотелось, но глубоко человечной форме.

Я описывал семью Ксении Александровны Говязовой, скромной воспитательницы детского сада, рассказывал о нескольких поколениях этой семьи, родителях Ксении Александровны, деде и даже прадеде. Все они в юности мечтали стать мореплавателями или артистами. Углублялись в тома, повествующие о великих путешествиях, учились музыке…

Но жизненные обстоятельства не позволили осуществиться ни одному из этих романтических замыслов. Мать Ксении Александровны, обладавшая хорошим голосом, женщина, которой сулили большую артистическую будущность, переходя весной Ангару, попала, оступившись на уже нетвердом льду, в ледяную воду и лишилась голоса…

Я напоминал в этом очерке об интересной мысли Стендаля: если на пути реки поставить запруду, она выроет новое русло.

Для натур деятельных этим руслом часто бывает искусство. Ну а если и в искусстве не удалось себя осуществить? Все Говязовы мечтали в отрочестве стать мореплавателями, а потом артистами — не вышло. В очерке «Опыт несвершения» я писал о самом сильном, быть может, испытании сил человеческой души, о третьем русле, о людях, умеющих после горьких неосуществимостей делать добро в повседневности, в полной безвестности, радостно, не падая духом.

Все Говязовы, казалось бы, потерпели неудачу, и все они нашли себя в человеческой действительности. Ксения Александровна, например, — героиня очерка — стала одной из лучших в Москве воспитательниц дошкольников. А ведь хотела когда-то, как и мать ее, стать артисткой, мечтала о консерватории.

Очерк был опубликован в газете, и мне, помню, было интересно узнать, что думают читатели об этой семейной хронике?

«Удачница» или «неудачница» героиня этого повествования? Удалась или не удалась ее жизнь?

Действительно ли она сумела воплотить силы души в новом, непредвиденном, когда судьба надломилась?

Посмотрим, что думают об этом читатели. Читатели судили об этом по-разному.

Вот письмо наиболее жестко-логичное.

«…Пользуясь вашей классификацией русел, я условно разделил бы всех людей на три категории.

Категория первая: гениальные и высокоталантливые люди — те, кто раньше или позже становятся гордостью человечества. Несвершения в этой, первой, категории — вещь исключительная, поэтому ни о втором, ни тем более о третьем русле не может быть и речи, равно как и о мнимом успехе в жизни. Успех тут возможен лишь подлинный — естественное воплощение себя в великих ценностях.

Категория вторая: люди, не обладающие сколько-нибудь заметными дарованиями, с малоразвитым интеллектом, бедной культурой чувств и пониженным чувством долга перед обществом; им все равно, чем заниматься в жизни. Мне думается, что именно из их числа формируются любители наживы, безыдейные потребители, карьеристы, мещане. Им не дает покоя амбиция, толкающая к самоутверждению любой ценой, особенно популярен путь, ведущий к обзаведению внешними, ярко престижными атрибутами успеха: квартирой, ломящейся от дорогой мебели, хрусталя, ковров, дачей, машиной, в общем всем тем, что символизирует в социалистическом обществе успех не подлинный, а мнимый. В отношении к этим „рыцарям“ мнимого успеха ваша триада (классификация русл) полностью теряет смысл, потому что все русла сливаются в одно: жить сытно и красиво.

Категория третья: по-моему, наиболее многочисленная и весомая для нашего общества, это — люди, наделенные одной или несколькими благородными способностями, которые могут потенциально обеспечить обладателю данных благородных способностей интересную творческую жизнь с плодотворными результатами и для личности, и для народа. Именно поэтому все мы должны максимально поощрять выявление истинно творческих возможностей человека, интенсивное развитие их и наиболее рациональное выявление в обоюдных, так сказать, интересах. Процесс этот, как мы видим, двуединый. В нем заинтересованы и общество, и индивид. Об ответственности общества мы говорим часто, реже об ответственности индивида, между тем от него зависит многое. Уж коли ему отпущен некий ценный дар, это накладывает на него серьезные обязательства не только перед собой, но и перед обществом. У меня вызывает большую симпатию ваша героиня К. А. Говязова. Но судьба ее не убеждает меня в истинности вашей классификации русл.

Я не уверен, что ей нужно было жертвовать художническим талантом ради детского сада.

Мать А. Г. Говязовой, Татьяна Сергеевна, не стала певицей из-за трагического случая, поэтому ее судьба убеждает: в неприметном труде бухгалтера она нашла путь к высокой человечности и могла, умирая, говорить с полным основанием о жизни удавшейся, свершившейся.

У Ксении Александровны подобной трагедии не было, а были досадные, может быть, действительно тяжелые обстоятельства, цена ее несвершения совсем иная, чем у матери. Поэтому и возникает у меня вопрос — я не хочу обидеть вашу героиню, она мне глубоко симпатична, но не могу и умолчать — не явилась ли для нее работа в детском саду досадным паллиативом?

Вернусь к третьей, наиболее многочисленной для нашего общества категории. Я убежден твердо: при естественном наличии в этой категории вариантности выбора жизненных путей человек, обладающий чувством гражданской ответственности и повышенной требовательности к себе, должен не тешить себя возможностью третьего русла (если только судьба его не исковеркана вмешательством слепого случая), а добиваться полной реализации собственных творческих сил.

Ну а если из-за малодушия и неуверенности в себе он устремится в „третье русло“, то героя я в нем, увы…»

Я оборву это письмо на полуслове, чтобы рассказать о том, что переживал, читая его первые страницы. Мне виделся в воображении человек, которого в житейском обиходе мы называем «сухарем» или — не менее обидно — «логарифмической линейкой». Живая, непредсказуемая, бесконечно разнообразная жизнь под его пером усыхала в некий гербарий человеческих судеб. Мне было обидно и за мою героиню, и, пожалуй, даже за автора письма и начинало томить любопытство: ну, а сам-то он, пишущий эти «анатомические» строки, себя к какой категории относит: гениев, мещан или «нормальных» творческих людей, выявляющих себя в любимом деле. Почему-то казалось, что он убежден — обоснованно или нет, судить по письму невозможно, — в том, что жизнь его удалась: он выполнил обязательства перед собой и обществом по развитию «отпущенных» ему творческих данных.

Читательские письма содержат нередко в сухой, даже нудной «материи» немалые неожиданности. Одна из них и подстерегала меня…

«…То героя я в нем, увы, не вижу.

Как Вы уже догадались, я сам отношу себя к категории „несостоявшихся“. Даже то обстоятельство, что мной было найдено вполне достойное „третье русло“, в сущности, не меняет положения. До конца дней я ношу в душе саднящую тоску по несбывшимся надеждам, по невыполненному перед собой и обществом долгу».

На изломе этих строк — нет, не строк, а судьбы и изменилось отношение мое к автору письма: там, где усматривалась излишняя сухость ума, я ощутил живую боль. Не «логарифмическая линейка» — живое дерево, которому нечто помешало нормально расти, изогнуло… Не формальная бездушная логика-тоска по лучшему в себе, что не раскрылось…