Дитя Одина - Северин Тим - Страница 30

Кто-то может сказать, что Альтинг — неблагоразумный способ ведения государственных дел, и подумает, что предпочтительнее власть одного мудрого правителя, будь то король или королева, император, владелец поместья или регент. Коль единоличное правление невозможно, то малого совета из пяти-шести человек более чем достаточно. И то правда, весьма странным кажется, что дела исландцев разбираются множеством жителей, раз в году собирающихся на травянистом склоне. Однако таково их установление с той поры, как остров был заселен, и тому уже двести лет, а на деле их способ правления немногим отличен от королевских советов, где землевладельцы и знать составляют противоборствующие союзы, соревнуясь за конечный приговор или льготу. Разница же состоит только в том, что в Исландии нет единовластия, и это позволяет союзам самим сводить между собою счеты, когда законные способы исчерпаны. Именно тогда оружие берет верх над словесами.

Тингвеллир, где ежегодно проходит Альтинг, — достопамятное место. На юго-востоке острова, днях в пяти верхом от Фродривера — там моя мать провела свои последние дни, — есть поросшее травой поле у подножия длинного разрушенного утеса, где среди разбросанных скальных останцов хватает удобных мест для палаток и временных хижин. Одна же, особенная скала, именуемая Скалой Закона, представляет собой природную кафедру. Стоя на ее вершине, законоговоритель открывает судопроизводство, произнося по памяти свод законов и обычаев страны перед собравшейся толпой. Он должен вспомнить столько законов, что их возглашение может продлиться и два, и три дня, и когда я был там, то слышал, как священники Белого Христа толковали, что проще было бы записать эти законы и справляться с ними при необходимости — это, мол, сберегло бы время. Само собой, священники прекрасно понимали, что в таком случае именно они, священники, сведущие в книжном знании, станут властвовать, равно как и трактовать законы. Но пока что изустное памятование не заменилось рукописанием, и, к великому недовольству клириков, законоговоритель в первый день Альтинга, как всегда, подъехал к реке Оксар и бросил в воду железный топор — жертвоприношение исконным богам.

Сторонники поджигателей прибыли с великой торжественностью. Их был целый отряд, человек сорок верхом на низкорослых и крепких исландских лошадках. И все вооружены до зубов, ибо остерегались, как бы Кари не устроил на пути засаду. Вел же их Флоси, сын Торда. Именно он замыслил и устроил нападение с поджогом, хотя и не похвалялся этим так, как иные другие поджигатели, приехавшие на Тингвеллир, торжествуя по случаю смерти Ньяля и хвастая завершить это дело, прикончив тоже и Кари, коль он посмеет показаться им на глаза. Флоси же, напротив, предпочитал работать головой, а не размахивать руками, ибо понимал, как слабы доводы поджигателей для оправдания их поступка перед судом Альтинга. Посему он прибег к обычному способу: ради оправдания поджигателей решил подкупить лучшего в Исландии знатока законов и положиться на его изворотливость.

Законник, которого он выбрал, Эйольв, сын Бельверка, считался самым лукавым и пройдошливым по всей стране. Эйольв уже прибыл на Тингвеллир, и Флоси стал искать встречи с ним. Однако он должен был соблюдать осторожность, дабы не говорить с Эйольвом прилюдно, ибо, по исландскому обычаю, судебное разбирательство не может вести тот, кто напрямую заинтересован в исходе, или кто-либо иной, состоящий в известных отношениях с тягающимся, будь то родство или долг чести. Не должен законник действовать из выгоды или по найму. Эйольв же ранее никак не был связан с поджигателями и, похоже, не верил в их невиновность. Однако Эйольв был известный скареда и, как и многие законники, с удовольствием продавал свое мастерство за достаточно высокую плату. По этой причине поначалу он наотрез отказал Флоси, ответив, что не будет говорить в его пользу. Ибо должен содействовать суду, и советы его должны быть непристрастны. Однако когда Флоси тайком отвел его в сторону и предложил запястье из чистого золота, Эйольв принял мзду и согласился содействовать, заверив Флоси, что только ему известны все ходы-выходы и окольные тропинки обычаев, и что он найдет путь, как поджигателям избежать наказания.

Я сам это слышал, поскольку был там — меня послали следить за Флоси.

Когда поджигатели прибыли на Альтинг, Кари, сын Сель-мунда, уже четыре дня как был там, неприметно проскользнув на Тингвеллир. Молва твердила, что Кари — грозный воин, но, судя по его внешности, я бы этого не сказал. Среднего роста, довольно худощавый, и на вид казалось, что ему не по силам размахнуться боевой секирой, как должно. Лицо узкое, с длинным носом, маленьким ртом и близко посаженными карими глазами. Бороду свою он содержал в порядке, что необычно для воина, а волосы подрезал и повязывал темно-серой повязкой. Повязку эту он снимал только перед боем, и тогда великолепная копна волос распускалась воинской гривой. Однако, даже будь он одет иначе, не по-воински, все едино движения выдали бы его. Он был гибок, как борец, всегда быстрый и подвижный, и всегда настороже, точно зверь на охоте. Человек, стоявший рядом со мной, указал мне на Кари, когда тот направлялся к палатке одного из своих возможных союзников. Я пошел следом, так, чтобы он не мог меня видеть. И все же он ощутил мое присутствие, внезапно круто повернулся ко мне и опустил руку на рукоять короткого меча, висевшего на поясе. Увидев же всего лишь безоружного юнца, успокоился.

— Ты Кари, сын Сельмунда? — спросил я.

— Да, — ответил он. — А ты, малый, кто? Кажется, я не видел тебя раньше.

— Я — Торгильс, сын Лейва, хотя, наверное, точнее было бы назвать меня Торгильсом, сыном Торгунны.

Вид у него стал, мало сказать, более чем удивленный.

— Торгунны-вед… — Он замялся. — Торгунны, которая приехала из Ирландии ко двору ярла Сигурда?

— Да, я вырос в Гренландии и на западе и приехал сюда недавно. Надеялся, что ты расскажешь мне что-нибудь о моей матери, если сможешь.

— Ну-ну, значит, ты сын Торгунны. Правда, я знал твою мать, по крайней мере с виду, хотя мы сказали друг другу не слишком много слов, — ответил Кари. — Но сейчас мне некогда болтать о тех днях. У меня много дел здесь, на Альтинге, однако, коль хочешь, будь со мной, может, у меня и найдется время немного рассказать тебе о том, что тебя интересует.

Остаток этого дня и весь следующий я ходил за Кари, а он переходил из одной землянки в другую, разговаривая с годи, которые знали его убитого тестя. Иногда ему везло, и он заручался их поддержкой в деле против поджигателей, но столь же часто ему отвечали, что это только его дело, потому что поджигатели, мол, слишком могущественны и всякий, кто станет помогать Кари, станет их жертвой. В одной палатке мы обнаружили высокого, довольно худого человека, который лежал на кровати, и правая нога у него была забинтована. Тот хворый человек был Торхалль, сын Асгримма, приемный сын Ньяля.

— Слава богам, и ты добрался сюда, — сказал Кари, явно обрадованный.

— Путь был нелегкий, но мне удалось его одолеть короткими переходами, — ответил Торхалль. — Заражение столь сильно, что я едва хожу.

Он размотал повязку и показал свою правую лодыжку. Она распухла и стала в три раза толще обычного. Большой гнойник словно пульсировал от жара в середине опухоли. В середине нарыва я увидел средоточие заражения: черное Пятно, похожее на пагубный грибок в бахромчатой кайме злой красноты.

— Судебное дело против поджигателей будет, наверное, объявлено послезавтра. Как думаешь, ты сможешь присутствовать? — спросил Кари.

— Едва ли, разве только нарыв к тому времени прорвет, — ответил Торхалль. — Но коль сам не приду, то смогу следить за ходом дела отсюда, с этого ложа, и давать советы, коль скоро ты будешь ежедневно извещать меня о подробностях.

— Я благодарен тебе, но не могу воздать как должно за то, что ты приехал на Альтинг, — сказал Кари.

— Хотя бы этим могу быть полезен, — сказал Торхалль. — Твой тесть Ньяль научил меня едва ли не всему, что я знаю о законе, и я желаю, чтобы с его убийцами поступили по закону. — Он замолчал и немного подумал. — На самом деле, моя немочь тоже может пойти на пользу. Мало кто знает, что я здесь, лежу безвылазно в палатке, и я полагаю, пусть оно так и будет. Мы можем застать их врасплох. — Он взглянул на меня. — Кто этот юноша?